есть цель?
Одним из элементов стремления к цели является настойчивость. Мы не скажем, что Строитель хочет возвести башню, если он бросит попытки ее построить. Но самой по себе настойчивости недостаточно – ни Строитель, ни катящийся мяч не имеют ни малейшего представления о том, каков будет конечный результат их труда. Другим важным элементом стремления к цели является наличие некоторого образа или описания желаемого состояния. Прежде чем мы согласимся, что Строитель хочет возвести башню, мы должны убедиться, что он обладает неким образом или описанием этой башни. Концепция разностной машины воплощает в себе оба элемента: представление о некоем результате и механизм действия до достижения этого результата.
В самом ли деле разностные машины «испытывают желание»? Задавать подобные вопросы бессмысленно, поскольку они подразумевают различия там, где их нет и в помине (разве что в сознании наблюдателя). Можно воображать наш мяч совершенно пассивным объектом, который просто реагирует на внешнее воздействие. Однако физик[9] XVIII века Жан Лерон д’Аламбер показал, что возможно точно предсказывать поведение катящегося мяча, если описывать тот как разностную машину, чья цель состоит в расходовании собственной энергии. Нам нет необходимости принуждать себя к выяснению того, есть ли у машин цели или нет. Слова должны быть нашими слугами, а не хозяевами. Понятие цели облегчает описание некоторых действий людей и машин; оно предлагает нам возможность использовать простые описания с точки зрения активных целей вместо громоздких и неудобоваримых описаний деятельности машин.
Разумеется, многое из того, что люди подразумевают под «целями», осталось неохваченным. У нас, людей, столько способов желать чего-то, что ни одна схема не способна вместить их все. Тем не менее данная концепция уже привела ко многим важным открытиям в изучении искусственного интеллекта и в психологии. Схема разностных машин остается наиболее полезной для выявления целей или намерений, которые еще не проявили себя.
7.10. Гениальность
Естественно, мы восхищаемся нашими Эйнштейнами, Шекспирами и Бетховенами – и задаемся вопросом, смогут ли машины когда-либо выдвигать столь дерзновенные теории, создавать столь великие пьесы и симфонии. Большинство людей считают, что для этого требуется «талант» или «дар», который не поддается объяснению. Если так, тогда отсюда следует, что компьютеры не способны творить, поскольку все действия машин объяснимы. Но почему мы предполагаем, что творения и свершения величайших людских умов сильно отличаются от творений и свершений обычных людей? Мы ведь так мало знаем о том, что делают обычные люди! Конечно, преждевременно спрашивать, как великие композиторы сочиняют великие симфонии, до того, как мы выясним, как обычные люди мыслят себе обычные мелодии. На мой взгляд, нет принципиальной разницы между обыденной и «творческой» мыслью. Прямо сейчас, если меня спросят, что кажется мне более загадочным, я отвечу: обыденное.
Нельзя позволять нашей зависти к признанным мастерам науки и искусства отвлекать нас от вопроса о том, каким образом каждый из нас обретает новые идеи. Возможно, мы так привержены предрассудкам применительно к творчеству, поскольку они оправдывают в наших глазах собственные недостатки. Когда мы твердим себе, что выдающиеся способности к чему-либо попросту необъяснимы, то утешаемся тем, что эти супергерои, мол, наделены всеми качествами, которыми мы не обладаем. Поэтому в наших неудачах следует винить не себя, а достоинства этих супергероев – вовсе не их заслуга. Если они не обучились своим умениям, значит, этим можно пренебречь.
Когда мы действительно встречаем людей, которых наша культура считает замечательными, то не обнаруживаем в них уникальных свойств – отмечаем лишь комбинации довольно распространенных «ингредиентов». Да, в большинстве своем эти люди сильно мотивированы, но то же самое можно сказать и о многих других. Они, как правило, очень хорошо разбираются в какой-то области, но подобные познания мы называем мастерством или опытом. Они часто обладают достаточной уверенностью в себе, чтобы противостоять недовольству и презрению вышестоящих, однако применительно к себе мы могли бы назвать эту черту упрямством. Разумеется, они смотрят на мир иначе, но и все мы поступаем так время от времени. Что же касается феномена, который принято именовать «интеллектом», лично я полагаю, что всякий человек, способный говорить внятно, располагает большей частью тех качеств, которые приписывают гениям. Так что же тогда выделяет гения среди прочих, если у каждого из нас имеется «запас гениальности?
Подозреваю, что гению требуется еще одно свойство: чтобы в личности объединились выдающиеся качества, нужны чрезвычайно эффективные навыки обучаемости. Недостаточно просто многому учиться; нужно также управлять тем, чему учишься. Гении скрывают под верхним слоем мастерства некие особые навыки «высшего порядка», которые помогают им организовывать обучение и применять усвоенное на практике. Именно эти «скрытые трюки» управления разумом порождают системы, способные создавать гениальные произведения. Почему некоторые люди учатся гораздо больше и лучше других? Эти важные различия могут начать формироваться в раннем детстве. Один ребенок придумывает затейливые способы расположить кубики столбиками и рядами, другой же придумывает, как бы он расположил эти кубики – мысленно. Все будут хвалить замки и башни первого ребенка, но никто не сможет понять, что сотворил второй, и может даже сложиться обманчивое впечатление умственной отсталости. Но если второй ребенок продолжит искать наилучшие способы обучения, это может обернуться, так сказать, незаметным развитием, при котором отдельные лучшие способы обучения могут преобразиться в лучшие способы обучения обучению. А далее мы узрим поразительное качественное изменение без видимой причины – и придумаем какое-нибудь бессмысленное объяснение, сошлемся на талант, склонность или дар.
В завершение предложу жуткую гипотезу: возможно, то, что мы называем гениальностью, наблюдается редко потому, что эволюция не поощряет индивидуальность. В состоянии ли какое-либо племя или какая-либо культура существовать долго, если каждый станет изобретать новые способы мыслить? Если нет, это грустно, ведь гены гениальности в таком случае могут не пестоваться, а старательно изничтожаться.
Глава 8
Теория памяти
…мне нужно было… постараться осознать природу счастливых ощущений… и затем извлечь из этого необходимые уроки. Мне недостаточно было просто определить ту огромную разницу между истинным ощущением, что получаем мы от предмета, и ощущением искусственным, которое сами внушаем себе, когда по собственной воле пытаемся воссоздать его… я слишком хорошо понимал: то, что пробудило во мне ощущение неравных плит, жесткость салфетки, вкус мадленки, не имело никакого отношения к тому, что я часто пытался вспомнить… если можно так выразиться, обычным способом, обычной памятью… Следует признать, однако, что все эти изменения в нас происходят незаметно, понемногу; но между нахлынувшим внезапно воспоминанием и нашим нынешним состоянием, а также между двумя воспоминаниями, относящимися
