— Теперь, когда память к тебе вернулась, ты должна помнить, как я не люблю разговоры на эту тему. — Хавьер скатился с кровати, словно Эмелия его столкнула, в голосе появились злые нотки. — Я объяснил тебе правила, ты согласилась. А сейчас хочешь все изменить.
— Разве тебе так трудно ответить на вопрос? — Она натянула на себя простыню. — Ты когда-нибудь любил меня хоть чуть-чуть?
Хавьер попытался взглядом призвать жену к порядку, но она не позволила ему себя переглядеть. Он вздохнул:
— Отец говорил, что любит меня, но это ничего не значило. Он был готов любить меня с условием, что я стану марионеткой в его руках. Как только он выяснил, что я выбрал свой путь, любовь кончилась.
— Он был не прав. Родители не должны лишать детей любви, для этого нет оправдания.
— Мой отец любил своих жен, всех трех, и они, видимо, отвечали ему взаимностью. Посмотри, чем это кончилось, — одной ранней смертью и двумя — почти двумя — безумно дорогими разводами.
— Значит, ты не веришь, что любовь может жить долго?
— Это ненадежное чувство, Эмелия. Оно все время меняется.
— И как это соотносится с нашим браком?
— В браке важны социальная совместимость и физическое влечение. Немного взаимного уважения тоже не помешает.
Взглянув на несчастное лицо Эмелии, Хавьер снова почувствовал себя кругом виноватым. Он не мог сказать точно, способен ли любить вообще. Или печальные примеры из детства заставляли его всеми силами сопротивляться эмоциональной зависимости от другого человека?
— Не дави на меня, Эмелия. Мы столько пережили в последнее время. Зачем вынуждать друг друга говорить вещи, в которых мы оба больше не уверены?
— Но я уверена, что люблю тебя! С первого взгляда. Я никогда не говорила тебе о своей любви, потому что ты не хотел это слышать, но я больше не могу молчать.
— Ты говоришь, что любишь, но ведь ты бросила меня, Эмелия! Это ты не забыла? Ты поставила крест на наших отношениях, ты хотела улететь домой в Австралию. Тебя бы здесь вообще не было, если бы вы с Маршаллом не попали в аварию по дороге в аэропорт…
Эмелия молчала, до боли закусив нижнюю губу.
— Почему не дождаться, пока ты вспомнишь все как следует? — продолжил Хавьер. — Прежде чем планировать будущее, нужно разобраться с прошлым. До тех пор непонятно даже, есть ли у нас будущее.
— Ты все еще хочешь развестись? — спросила она голосом обиженного ребенка.
— Какой смысл оставаться в одной упряжке, если это не приносит счастья нам обоим? Давай подождем месяц или два, а потом примем решение. Ты еще не пришла в себя после больницы, еще не осознала, что была на волосок от гибели. Тебе повезло, что ты жива.
Она надулась:
— А тебе, наверное, было бы лучше, если бы я умерла.
Хавьер скрипнул зубами, вспомнив, как чуть не пережил инфаркт, разговаривая по телефону с лондонской полицией. Сердце остановилось и забилось снова только тогда, когда его заверили, что жизни Эмелии больше ничего не угрожает.
— Моя мать умерла очень рано, она была на три года младше, чем ты сейчас. Она не увидела, как я пошел в школу, не слышала, как прочел первое слово. Жизнь не дала мне шанса сказать ей, как я ее люблю. Если я говорил ей это, то забыл, потому что был слишком мал. Не смей обвинять меня в том, что я хотел бы видеть тебя мертвой! Никто не заслуживает участи умереть раньше своего времени из-за глупости и эгоизма других людей.
— В таком случае, ты, возможно, рад, что я жива, и у тебя есть возможность отомстить мне за побег. Держу пари, я стала первой женщиной, которая осмелилась тебя бросить.
— Ты убежала, потому что тебя вдруг перестали устраивать наши правила.
— Я не могу быть той женой, которая тебе нужна, Хавьер. — Эмелия подняла на него блестящие от слез глаза. — У меня больше нет сил притворяться. Я другой человек, я хочу от жизни больше, чем деньги, секс и бесконечные часы в тренажерных залах или салонах красоты. Я хочу, чтобы меня любили за то, кто я, а не за то, как я выгляжу.
— Я привязан к тебе, Эмелия. — Испанец влез в брюки, застегнул молнию. — Тебя бы здесь сейчас не было, если бы я ничего к тебе не чувствовал.
— Это должно меня утешить? Ты ко мне привязан! Ради всего святого, Хавьер, перестань говорить обо мне как о домашнем животном!
— Мы обсудим это позже. — Он бросил на Эмелию недовольный взгляд и взялся за ручку двери. — Сейчас ты сама не своя.
— Ты чертовски прав! Я — сама не своя, и в этом суть проблемы. Я не была собой все два года, что мы женаты. Я — фальшивая жена, бессовестный подлог. Как думаешь, сколько может продлиться брак, основанный на лжи?
— Он продлится, пока я не скажу «хватит»!
И Хавьер вышел, хлопнув дверью.
Глава 8
Эмелия ворочалась в постели без сна, выжатая разговором с мужем как лимон. Она надеялась, что Хавьер присоединится к ней, но, судя по всему, испанец решил переждать ее правдоискательские настроения в безопасном месте. В тишине большой спальни молодая женщина корила себя за глупое решение связать жизнь с человеком, который не способен адекватно ответить на ее чувства. Неудивительно, что она устала от этой сделки, удивительно что это не произошло гораздо раньше. Два года Эмелия предавала себя день за днем, в каждой мелочи. Теперь, когда она наконец могла рассуждать здраво, она понимала, что не согласилась бы на такой брак, будь ее самооценка хоть чуточку повыше. Но неуверенность в себе преследовала ее с детства, поэтому она легко пала жертвой чар привлекательного, успешного, взрослого мужчины, обратившего на нее внимание. Его настойчивое желание заполучить ее в свою постель лишило Эмелию здравого смысла и заставило подчиняться импульсам.
Очнувшись утром от короткого забытья, она почувствовала первые спазмы жестокой головной боли. Солнечный луч, пробившийся через неплотно задернутые занавески, вонзался в мозг как штопор. С протяжным стоном Эмелия натянула на голову подушку, борясь с тошнотой, которая камнем переваливалась в желудке.
Невыносимо громкий и противный звук открывающейся двери заставил ее скорчиться и заскулить.
— Mi amor, — озабоченно спросил Хавьер, подходя к постели, — тебе снова нехорошо?
— У меня чудовищно болит голова…
Он положил прохладную сухую руку на лоб жены жестом, исполненным такой нежной заботы, что ей захотелось разрыдаться.
— Лоб горячий, но не слишком. Я вызову врача.
В тот момент Эмелия не стала бы возражать, даже если бы Хавьер изъявил намерение позвонить в похоронное бюро. Боль целиком овладела ею, тошнота усилилась. Она сползла с кровати и с трудом добралась до ванной, где ее вырвало.
