— Поначалу они работали на земле, — сказал Джейсон. — Он этого не говорил, возможно, он не знает, но это совершенно ясно из того, что он рассказывал. Земледельцы, все время работавшие на полях, сея, ухаживая, собирая урожай, погрязшие в нищете, кое-как сводившие концы с концами, они были столь тесно связаны с землей, что сами по сути своей стали ею. У них, конечно, не было никаких роботов. Если они вообще когда-нибудь роботов видели, то только мельком и вдалеке. Даже видя их, они могли толком не понимать, что это такое. Они бы и робота испугались.
— Они убегали от нас, — сказал Стэнли. — Не от меня — меня там не было, — но от других. Мы пытались им объяснить, пытались заставить их понять. Но они все равно убегали. В конце концов мы перестали следовать за ними, не желая их пугать.
— Как ты думаешь, что они видели? — спросил Красное Облако. — Этот их Темный Ходун…
— Может быть, ничего, — ответил Джейсон. — У них, я подозреваю, был древний и богатый фольклор. Множество суеверий. Для подобных людей суеверие являлось развлечением и, возможно, надеждой…
— Однако они все же могли что-то видеть, — настаивал Красное Облако.
— В ту ночь, когда это случилось, на Земле что-то могло быть. Могли быть те, кто забрал отсюда Людей. Во времена прошедшие у моего народа тоже было много преданий о том, что ступало по Земле, а мы, со своей нынешней умудренностью, слишком охотно сбрасываем их со счетов. Но когда живешь так близко к сердцу Земли, как мы, то начинаешь понимать, что в некоторых из старых сказок могут быть зерна истины. Мы, например, знаем, что инопланетяне теперь иногда посещают Землю, а кто возьмется утверждать, что раньше, до того, как сюда неистово и шумно явился белый человек, когда материк этот был спокойнее, их здесь не бывало?
Джейсон кивнул.
— Быть может, дружище, ты совершенно прав, — сказал он.
— Наконец настало время, — продолжал робот Стэнли, — когда мы поняли, что нет людей, которым мы могли бы служить, и мы остались не у дел, и нам нечем было занять свои руки. Но с течением веков, сперва медленно, а потом со все большей силой нами овладевала мысль, что если мы не можем работать на человека, то могли бы работать на самих себя. Но что может робот сделать для себя или для других роботов? Построить цивилизацию? Она не имела бы для нас никакого смысла. Скопить богатство? Но откуда его взять и зачем оно было нам нужно? У нас нет стремления к выгоде, мы не жаждем общественного положения. Мы могли бы заняться образованием и даже, возможно, извлечь из него определенное наслаждение, но это был тупик, поскольку за исключением сомнительного удовольствия, которое образование могло бы нам дать, оно было нам ни к чему. Люди использовали образование для самосовершенствования, для того, чтобы заработать себе на лучшую жизнь, чтобы внести некий вклад в развитие общества, чтобы лучше понимать и наслаждаться искусством. Они называли это самосовершенствованием, и это была достойная цель для любого человека, но как смог бы усовершенствовать себя робот? С какой целью и с каким результатом? Похоже, мы не могли себя совершенствовать. Ни один робот не в силах сделать себя значительно лучше того, какой он есть. Он имеет ограничения, заложенные в него создателями.
Его возможности предопределены материалами, из которых он изготовлен, и введенной программой. С точки зрения выполнения тех задач, ради которых он был создан, он служит достаточно хорошо. Лучшего робота не требуется.
Однако нам казалось несомненным, что лучшего робота можно построить.
Стоило задуматься, и становилось очевидным, что предела роботу нет. Нет такой точки, где приходится остановиться и сказать: это наилучший робот, какой мы только можем создать. Независимо от того, насколько хорошо робот сделан, всегда возможен еще лучший. А что будет, спросили мы себя, если построить бесконечного робота, такого, который никогда не может быть полностью завершен…
— Ты хочешь сказать, — спросил Джейсон, — что тут у вас именно этот бесконечный робот?
— Мистер Джейсон, — отвечал Стэнли, — именно это я и хотел вам сказать.
— Но какова же ваша конечная цель?
— Мы не знаем, — сказал Стэнли.
— Вы не знаете? Вы сами его строите…
— Уже нет. Теперь он взял управление на себя. Он говорит нам, что делать.
— Какой в нем прок? — спросил Красное Облако. — Он здесь закреплен, двигаться не может. Он ничего не может делать.
— У него есть цель, — упрямо ответил робот. — У него должна быть цель…
— Погоди-ка, — сказал Джейсон. — Ты говоришь, он диктует вам, что делать. Ты хочешь сказать, что он управляет своим собственным строительством? Что он говорит вам, как его строить?
Стэнли кивнул:
— Это началось лет двадцать или больше назад. Мы с ним говорили.
— Говорили с ним. Как?
— С помощью распечатки, как с древним компьютером.
— Значит, в действительности вы построили огромный компьютер.
— Нет, не компьютер. Это робот. Один из нас, за исключением того, что из-за своей величины он не может передвигаться.
— Бессмысленный разговор, — произнес Красное Облако. — Робот — это всего лишь ходячий компьютер.
— Между ними существует различие, — мягко сказал Джейсон. — Это, Гораций, именно то, что ты все эти годы отказывался понимать. Ты считал робота машиной, а он нечто иное. Это биологическое понятие, выраженное механическими средствами…
— Ты играешь словами, — сказал Красное Облако.
— Я не думаю, чтобы мы чего-нибудь достигли путем даже самого добродушного спора, — вмешался Джон. — В сущности, мы пришли сюда не для того, чтобы узнать, что тут строится. Мы пришли, чтобы выяснить, как отнесутся роботы к тому, что Люди — возможно, много Людей, миллионы возвратятся на Землю.
— Я могу вам сказать, как большинство из нас к этому отнесется, — ответил Стэнли. — Мы бы смотрели на это с некоторым опасением. Ибо они вновь заставили бы нас себе служить или же, что, может быть, еще хуже, мы бы им вовсе не понадобились. Некоторые из нас, возможно, их оказалось бы немало, были бы рады снова оказаться в услужении, ибо все эти годы мы жили с ощущением того, что никому не нужны. Некоторые из нас приветствовали бы старое рабство, ибо для нас оно никогда не было настоящим рабством. Но я также полагаю, что большинство из нас теперь чувствует, что мы вступили на путь, на котором можем создать для себя нечто, приближенное к судьбе человечества — разумеется, не в точности такую же, ибо нам бы она не подходила и мы бы ее не желали. По этой причине мы бы не хотели, чтобы люди вернулись. Они стали бы вмешиваться. Они не смогли бы не вмешаться; их разум так устроен, что им невозможно не вмешаться в любое дело, которое их касается, пусть даже весьма отдаленно. Но такое решение мы не можем принять самостоятельно. Решение входит в компетенцию Проекта…
— Ты имеешь в виду монстра, которого вы построили, — проговорил Езекия.
Стэнли, который все это время стоял, медленно опустился в кресло. Он повернул голову и в упор посмотрел на Езекию.
— Ты не одобряешь? — спросил он. — Ты не понимаешь этого? Я-то думал, что из всех вас ты скорее поймешь.
— Вы совершили святотатство, — сурово ответил Езекия. — Вы возвели здесь нечто отвратительное. Вы задумали возвыситься над своими создателями. Я провел много одиноких, страшных часов, размышляя, не совершаем ли мы святотатство, я и мои помощники, посвящая свое время и все усилия задаче, которой должны были бы посвящать себя люди, но мы, по крайней мере, все же трудимся на благо человечества…
— Прошу вас, — сказал Джейсон. — Давайте не будем обсуждать это сейчас. Как можем мы судить, правы мы или ошибаемся в любом из своих действий? Стэнли говорит, что решать будет Проект…
— Проект определит, — сказал Стэнли. — Он обладает гораздо большим объемом знаний, чем любой из нас. Долгие годы мы повсюду собирали данные и вводили их в его память. Мы отдали ему все знания, которые нам посчастливилось добыть. Он знает историю, философию, естественные науки, искусство. А теперь он самостоятельно пополняет эти знания. Он беседует с чем-то, находящимся очень далеко в космосе.
Джон резко выпрямился.
— Как далеко? — спросил он.
— Мы точно не знаем, — ответил Стэнли. — Нечто, как мы полагаем, расположенное в центре галактики.
Глава 21
Он ощутил острую нужду существа в лощине, отсутствие чего-то, к чему оно стремилось, и муку этого отсутствия. Он остановился так резко, что шедшая прямо за ним Вечерняя Звезда наткнулась на него.
— Что там? — прошептала она.
Он стоял неподвижно, ощущая это отсутствие и нужду, и не отвечал. Из лощины на него накатила волна чувств — безнадежность, сомнение, страстное желание и потребность. Деревья стояли тихо и молчаливо, и на мгновение все в лесу притихло — птицы, маленькие зверьки, насекомые. Ничто не шелохнется, ничто не зашуршит, словно вся природа затаила дыхание, прислушиваясь к существу в лощине…
