Я вмешался:
– Не забудь о его происхождении и о том сроке, что он отслужил у ликантиан.
– Это я все знаю, – ответила сестра. – Но странным образом эти факты не сильно свидетельствуют в его пользу. Мать Яноша, ориссианка, происходила из семейства Кетер. У нее была репутация упрямой, вспыльчивой и романтичной девицы. Отец Яноша был принцем из Костромы, изредка приезжавшим с торговыми миссиями в Ориссу, где и познакомился с юной дочерью семейства Кетер. Они влюбились друг в друга. В то время это было равносильно скандалу. Разноплеменные браки не поощрялись. Особенно после того, как мать Яноша, не считаясь с желанием семьи, сбежала с юным принцем. Похоже, они оба погибли. Хотя никто и не знает, при каких обстоятельствах.
Вот этим, наверное, и объяснялось нежелание Яноша рассказывать о родителях.
– Как он оказался на службе у ликантиан, – продолжала сестра, – я на самом деле не знаю. Хотя подозреваю, что после смерти своих родителей он просто остался без средств к существованию.
– Он очень беден, – сказал я. – Я уже понял, что он экономит на всем, лишь бы как-то содержать себя, служа в гвардии.
– Это точно, – сказала сестра. – И очевидно, свою службу он рассматривает как важное дело. Чтобы в дальнейшем, вращаясь в высших кругах, иметь возможность встретить людей, способствующих его карьере.
– И именно я стал таким человеком? – встревоженно спросил я.
Сестра похлопала меня по руке.
– Не торопись, пока я не договорила, – сказала она. – Может быть, он и беден, но не думаю, чтобы именно деньги были его целью.
– Да он и сам об этом говорил, – сказал я, уже сожалея, что мгновение назад усомнился в своем друге.
– И похоже, что с того самого времени, как он объявился в Ориссе, семейство Кетер, а вернее, то, что от семейства осталось, заволновалось. Они боятся, что он нанесет им визит и потребует какой-нибудь помощи. В которой, разумеется, ему будет отказано. Считается, что у него нет никаких прав, поскольку не осталось прямых родственников по материнской линии. Отец его матери умер, не выдержав позора, когда его дочь сбежала с принцем варваров.
– Но ведь он же не обращался к Кетерам, не так ли? – спросил я.
– Не обращался. Правда, он обратился к своему дяде. Но, к величайшему облегчению для того, очень вежливо дал понять, что в родственных узах не ищет материальных интересов.
– Это похоже на Яноша, – сказал я.
– Да. Его намерения честны. К сожалению, денег от намерений в его кошельке не прибавилось. – Рали допила и поставила бокал на стол. – Чтобы укрепиться в своем впечатлении, – продолжила она, – я нанесла визит ему самому.
Я вздрогнул и застыл в напряжении.
– И что же? – не выдержал я. Сестра рассмеялась:
– Я думаю, что твой друг сумасшедший и знать его – опасно.
Я нахмурился, озадаченный такими определениями и этим смехом.
– Особенно женщинам, – сказала она. – Он знает, как обращаться с женщиной и как угодить ее уму, а не внешности. Он не отводит глаз и каждое слово взвешивает, словно оно – драгоценность. Мы прекрасно поболтали. И в конце разговора он дал мне понять – весьма изысканным и вежливым путем, – что ничего бы так не желал, как оказаться со мною в постели!
– Что? – чуть не заорал я, рассердившись на Яноша, который осмелился оскорбить мою сестру.
Рали еще сильнее рассмеялась.
– Ох, ты бы посмотрел на выражение своего лица. Да еще с этими твоими волосами ты мог бы освещать площадь в безлунную ночь. Но к чему столько страсти? Особенно когда никакой необходимости в твоем покровительстве нет. Я же сказала, что все было очень благородно, лишь намек был сделан. Очень легкий намек. И должна тебя уверить, что, если бы я решилась лечь в постель с мужчиной – о чем и думать-то противно, – у твоего друга было бы немало шансов. Он невероятно привлекателен. Если бы еще не этот шрам, он был бы просто красавец.
Я обрадовался:
– Итак, Янош тебе понравился?
– Еще бы, конечно. Он хороший воин. Грамотный. И я не сомневаюсь, что он сделает все, лишь бы вы в целости и невредимости вернулись после ваших открытий.
– А что ты скажешь о самом плане? – спросил я. – Ведь мы же собираемся отыскать Далекие Королевства.
– Я полагаю это безумием, – заявила сестра, вновь обретая серьезность. – Но в то же время я думаю, что если ты не отправишься туда, то потом будешь сожалеть всю оставшуюся жизнь.
Она наклонилась ко мне, словно собираясь сказать нечто важное:
– А вообще, Амальрик, я завидую тебе. Я завидую и потому зла на всех мужчин. Ведь еще девочкой я мечтала о таких вот приключениях. Но быстро поняла, что еще с рождения я раба своего пола. И обречена рожать детей от какой-нибудь свиньи в мужском обличье, который будет командовать мною всю жизнь. Я могла бы стать и любовницей, с желаниями которой считаются, да только и это один черт. Поскольку даже это не по мне. Ведь я дочь благородного семейства. Слава богам, я родилась со склонностью всех Антеро в крови к занятиям атлетикой и у меня были понимающие отец с матерью, которые не возражали против моего поступления на службу в гвардию маранонок. И поверь, я предпочитаю эту мою скуку любой другой, которые предлагает моим сестрам этот город.
– Так ты поможешь протолкнуть этот план? – спросил я.
– Помогу. Но по причине более глубокой, чем потакание страсти юности к приключениям. Ведь в случае твоего успеха расцветет все семейство Антеро. И тогда мы сможем покончить со всеми слухами, выходящими по нашему адресу из Совета воскресителей. Конечно, Халаба не вернешь. Но, по крайней мере, он упокоится в мире.
– Мне показалось, что однажды вечером я видел его призрак в таверне, – сказал я. – Тем вечером, когда я познакомился с Яношем. И Халаб улыбался мне. И, ободряя, поднял вверх большой палец.
– Какое предзнаменование! – сказала сестра. – Должно быть, призрак Халаба предвидит, что должно произойти.
Наступила долгая тишина. Так случалось всегда, когда упоминали имя Халаба. Ему не повезло, что пути нашего семейства и воскресителей пересеклись. Ему не повезло, что он родился сам с талантом воскресителя. Еще ребенком он предсказывал нежелательные беременности нашим горничным, и это оказывалось правдой. Он заранее знал о смерти нашей матушки, и за шесть месяцев до того, как это произошло, он просто перестал с кем-либо разговаривать.
Я запомнил лишь несколько фокусов, которые он демонстрировал, чтобы развлечь или успокоить меня. У меня был любимый хорек, которого я повсюду таскал с собой. Он жил и кормился у меня в кармане, а ночью спал рядом со мной на подушке. Однажды мой любимец заболел и умер. Это случилось вскоре после смерти моей матери, и второй такой удар был просто ужасен для ребенка моих лет. Я погрузился в такую тоску, что чуть не умер от лихорадки. Халаб же выкопал хорька из могилы в саду, где я его похоронил. Я помню, как он бормотал воскрешающие заклинания, сидя у моей постели, и при этом крошечное тельце животного свешивалось в его руках над голубым дымом, струящимся из медной чаши. Я запомнил и отвратительный запах горящей плоти. Халаб бросил в огонь какой-то порошок, и внезапно отвратительная вонь сменилась удивительным ароматом. Затем он дунул на животное и покрутил его за хвост.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
