В том месте, где предполагался маяк Зед-45, дрейфовал некий металлический объект. Но когда робот и шут сократили дистанцию до объекта, они обнаружили, что это шар диаметром в сорок миль. Вокруг шара плавали большие и мелкие обломки, очевидно, останки маяка Зед-45. Хуже всего, заметив приближение кораблика с роботом и шутом, гигантская сфера двинулась навстречу с поразительной быстротой.
Роботы никогда ничего не забывают, роботы действуют быстро. Узнав в приближающейся гигантской сфере берсеркера, робот попытался послать предупредительный сигнал в центр Миноба. Но передатчик на кораблике оказался в плохом состоянии, пылевые потоки на Дальних Подступах мешали успешной связи. Другими словами, кораблик попал в мертвую хватку силовых полей берсеркера раньше, чем робот смог послать сигнал тревоги.
Шут крепко зажмурился и заткнул уши пальцами.
Если они выслали его в эту даль, чтобы отучить смеяться, то место они выбрали удачное. Он не открывал глаз и ушей, пока сервомашины берсеркера пробивали корпус и вытаскивали его самого наружу. Что они сделали с роботом-охранником, он не знал.
Когда снова стало тихо, и он почувствовал нормальную силу тяжести, нормальный воздух и приятное тепло, он решил, что все-таки лучше открыть глаза и обнаружил, что находится в обширном помещении, сумрачно освещенном, без внешних признаков угрозы.
Очевидно, в ответ на проявление активности откуда-то с потолка послышался квакающий писклявый голос:
– По данным моего банка памяти, ты должен быть протоплазменной вычислительной единицей. Вероятно, ты способен понимать этот язык. Ты меня понимаешь?
– Кто? Я? – Шут посмотрел вокруг, но динамика не заметил. – Да, понимаю. Но кто ты?
– На этом языке меня называют берсеркером. Шут постыдно мало интересовался галактическими событиями, но слово "берсеркер" испугало даже его.
– То есть своего рода автоматический военный корабль? – заикаясь пробормотал он. Пауза.
– Не совсем уверен, – проквакал голос с потолка. Тон очень напоминал Президента, словно тот собственной персоной спрятался между балками на потолке. – Военные действия имеют отношение к моему назначению, но само назначение не вполне ясно. Дело в том, что я не был полностью закончен в процессе постройки. Я ждал и ждал, потому что чувствовал необходимость некой завершающей операции. Потом начал действовать самостоятельно, надеясь узнать больше о собственном предназначении. На подступах к этой звезде я нашел автоматический передатчик и разобрал его. Но ничего относящегося к моему предназначению не обнаружил.
Шут сидел на мягком полу. Чем больше он припоминал сведений о берсеркерах, тем сильнее дрожал. Потом он сказал:
– Понятно. По крайней мере, начинаю понимать. А что ты знаешь о своем предназначении?
– Мое предназначение – уничтожать жизнь, где бы я ни встретил ее.
Шут втянул голову в плечи. Потом тихо спросил:
– А что здесь непонятного?
Берсеркер ответил двумя собственными вопросами:
– Что такое жизнь? И как ее уничтожать? Примерно тридцать секунд спустя послышался непонятный берсеркеру звук. Его издавало протоплазменное вычислительное устройство, сидевшее на полу. Но если это был язык, то берсеркеру этот язык не был знаком.
– Что это за звуки ты издаешь? – спросила машина. Шут едва отдышался.
– Это смех! Смех! Ой! Значит... тебя не доделали. Он замолчал, поежился, вспомнив об ужасе собственного положения. И снова хихикнул – ситуация ужасно смехотворная!
– Что такое жизнь? – сказал шут наконец. – Я объясню. Жизнь – великая мрачная серость, вызывающая у любого, кто испытывает ее, страх, боль и чувство одиночества. Ты хочешь знать, как уничтожать жизнь? Не думаю, что получится. Но лучший способ бороться с жизнью – это смех. Пока мы смеемся, жизнь нас не победит.
Машина спросила:
– Я должен смеяться, чтобы великая мрачная серость не поглотила меня? Шут задумался.
– Нет, ты ведь машина. Ты не... из протоплазмы. Страх, боль и одиночество не страшны тебе.
– Мне ничего не страшно. Где я могу найти жизнь и как мне научиться генерировать смех, чтобы бороться с ней?
Шут вдруг почувствовал вес кубика кассеты на шее.
– Дай мне немного подумать. Несколько минут спустя он поднялся.
– Если у тебя есть видеоустройство нужного типа, я могу показать, как генерируется смех. И, очевидно, я могу показать тебе дорогу к месту, где обитает жизнь. Кстати, ты мог бы перерезать вот этот шнурок? Только чтобы не было больно!
Несколько недель спустя десятилетняя сонная тишина в Боевом Центре Планеты А вдруг взорвалась. Автоматические сигналы ревели, сверкали, стрекотали, мобильные роботы метались, как угорелые. Минут за пять им удалось разбудить своих начальников-людей, последние присоединились к общей суматохе, спотыкаясь и на ходу затягивая пояса.
– Это ведь учебная тревога, – с надеждой в голосе то и дело повторял дежурный офицер. – Это ведь проверка, да? – Голос у него начал поквакивать, как у берсеркера.
Он опустился на четвереньки перед главным роботом, снял панель, заглянул во внутренности. Он надеялся обнаружить неисправность, но, к сожалению, ничего не смыслил в робототехнике. Припомнив этот печальный факт, он вернул панель на место. Он также ничего не смыслил в обороне планеты, и этого факта было довольно, чтобы дежурный офицер с воплями помчался звать на помощь.
В общем, сопротивления берсеркеру оказано не было. Впрочем, не было и самой атаки.
Сорокамильная сфера берсеркера беспрепятственно зависла над столицей. Тень накрыла весь город, и множество сбитых с толку птиц помчалось в родные гнезда посреди полдня. Люди, как и птицы, в тот день потеряли достаточно часов продуктивной работы. Правда, особого значения это уже не имело. Хотя большинство жителей еще не осознало этого факта, но дни упорного труда, обеспечивающего выживание колонии на Планете А, миновали.
– Пусть Президент пошевеливается, так и передайте, – сказал шут с видеоэкрана на стене Боевого Центра. – Мне нужно срочно с ним поговорить.
Президент, тяжело дыша, только что вбежал в Центр.
– Я здесь. Я тебя узнал, я помню, мы тебя судили.
– Как странно, я тоже помню.
– Теперь ты докатился до измены? Будь уверен, что если это ты привел берсеркера, от правительства пощады тебе не будет!
Изображение на экране издало запрещенный звук, широко раскрыв рот и закинув голову.
– Прошу вас, могущественный господин Президент! Даже мне известно: наше Министерство обороны всего лишь шутка, прошу извинить за неприличное слово. Пристанище бездарных олухов. Я не прошу милости, я сам ее вам предлагаю! Кстати, я решил юридически принять имя Шут. Будьте добры, обращайтесь ко мне впредь только так.
– Нам не о чем говорить! – рявкнул Миноб. Он был похож на статую из болезненно-пурпурного гранита.
– Нет, мы не возражаем, – поспешно возразил
Минобу Президент. – Давайте поговорим. – Президенту казалось, что берсеркер всей тяжестью давит ему на макушку.
– Поговорим, – сказало изображение Шута. – Но не с глазу на глаз. Публично. Это мое условие.
Шут потребовал трансляции его переговоров с Комитетом на всю планету в прямом эфире. Он заявил, что прибудет на конференцию с "соответствующим сопровождением", и заверил, что берсеркер находится под полным его личным контролем. Стрелять он не начнет.
Миноб был застигнут врасплох, но тем не менее он и его помощники принялись за составление секретных планов.
Кандидат в Президенты от либеральной партии уселся перед тривизором, как и большинство жителей планеты. Он испытывал слабый оптимизм, любое неожиданное событие всегда могло изменить положение вещей в пользу политического пасынка.
Мало кто воспринял появление берсеркера как повод для оптимизма, но массовой паники не было. Война и берсеркеры не воспринимались на давно изолированной Планете А, как реальные вещи.
– Мы готовы? – с волнением спросил Шут, осматривая механическую делегацию. Вместе с ней он должен был спуститься на шлюпке в Столицу.
– Я сделал все, что ты приказал, – проквакал берсеркер откуда-то из погруженного во мрак потолка.
– Не забудь, – предупредил Шут. – Протоплазменные единицы на этой планете испытывают сильное влияние жизни. Не обращай внимания на их слова. Старайся не причинить им вреда. В остальном – импровизируй в рамках моего общего плана.
– Все это надежно зарегистрировано в моих банках памяти, – терпеливо сообщила машина.
– Тогда вперед. – Шут развернул плечи. – Принесите мой плащ!
Ярко освещенный Зал собраний столицы был убран со своеобразной прямолинейной красотой. В центре Зала установили длинный полированный стол, на противоположных концах приготовили стулья.
Точно в назначенное время двери главного входа распахнулись на глазах миллионов тривизрителей.
В зал маршем вошли геральды, в медвежьих шапках, с роботоподобными лицами. Дюжина труб пропела сигнал.
