было их достичь – это то, чего требует от них Небо, конечная и всеобъемлющая сила жизни.
В Х в. до н. э. поэзию не читали в уединении: скорее, это было коллективное действо, выражавшее цели общины и соединенное с общественным ритуалом. Китайский иероглиф «ши» («песнопение») возник как сочетание изображений руки и ноги – движение танцора. Позже, когда стали более важны слова, к ним прибавились изображения рта (цю) и речи (ян)[288]. В древнейших песнопениях, возможно, составленных в первое столетие правления Чжоу, часто используется личное местоимение «мы», что заставляет думать, что их пели хором все участники «празднества».
Для восприятия «Песнопений», как и почти всех писаний, критически важно то, что эти стихи не просто декламировали вслух, но и пели. Язык – сравнительно недавнее достижение эволюции, а музыка для человека намного более фундаментальна: считается, что протолюди могли общаться пением еще до того, как научились говорить[289]. Порождение правого полушария мозга, на глубинном уровне связанное с телом, музыка вызывает у разных людей одновременные физические реакции и отклики, и поэтому может служить объединению на более глубинном уровне, чем чисто рациональный. Как поясняет психолог Энтони Сторр, «она обладает способностью усиливать и углублять эмоцию, вызванную тем или иным конкретным событием, и одновременно координировать эмоции группы людей»[290]. Несомненно, именно это происходило со знатью Чжоу во время бин. Музыка порождает то обострение сознания, которого люди почти по всему свету с энтузиазмом ищут и переживают как одно из высочайших проявлений жизни. В музыке, как и в стихах, ритм создает недоступное прозе ощущение спонтанности и «готовности», ощущение, что нечто важное происходит прямо сейчас. Как объясняет литературный критик А. А. Ричардс, она создает «ткань ожиданий, удовлетворений, разочарований, удивлений»[291]. Все это добавляет силы тому ощущению преданности, сплоченности и энергичного действия, которое стараются передать «Песнопения».
«Песнопения» – не единственное писание, которое следовало исполнять таким образом. «Гу Мин», две главы «Документов», предлагают подробное описание коронации царя Куна (он наследовал Чену и взошел на трон около 1005 г. до н. э.), возможно, типовое для обряда коронации династии Чжоу в целом[292]. Услышав, что он должен наследовать своему отцу, царь дважды кланяется со словами: «Я – ничто, никто, я лишь дитя. Как могу я править четырьмя концами страны и оказывать почитание славе Неба?»[293] На это хор отвечает песнопением:
Сжалься надо мной, своим дитятей,Наследник неоконченного Дома!О благородные старейшины,Все дни мои я буду благочестив…О благородные цари,Династия не прервется[294].
Затем князья напоминают Куну, что ему следует уважать Мандат, и в этот миг хор разражается новым песнопением:
Почитай его! Почитай!Небом нам открыто все,Завет его нелегко хранить[295].
А затем, когда император отвечает, что приложит все силы, чтобы «явить сияние» своих прославленных предков, хор выпевает заключительные слова песнопения:
От них познал я яркий блеск.О сияние, о свет, помоги моим усилиям![296]
Нейрофизиологи говорят нам, что телесные движения – один из важнейших для нас способов познания себя и окружающего мира[297]. Ритуал переносит в настоящее тщательно отобранные и сохраненные в памяти события прошлого – а физические действия участников ритуала, так сказать, вписывают прошлое в их тела. Хорошо продуманный и искусно построенный обряд способен также вызвать трансцендентный опыт, в котором участник обряда в экстазе выходит за пределы своего Я и переживает глубинное преображение. Ритуал бин – «угощение предков» – создавал земную копию Двора Неба. В начале обряда жрец выводил во двор младших членов царствующего дома, каждый из которых изображал какого-то предка: там их приветствовали с величайшим почтением и под прекрасную музыку провожали к своим местам, откуда им предстояло смотреть на танцы. Принцы и их усопшие предки вступали в некое священное общение. Принимая на себя роль обожествленного предка, юный принц учился культивировать в себе шень — собственную священную суть. Играя роль, мы становимся кем-то иным, чем мы сами; надевая личину, на время оставляем позади собственное Я. Физически повинуясь традиции, мы учимся воплощать ее на более глубинном уровне, чем рациональный[298].
«Песнопения» подчеркивают значительность даже самого малого жеста: «Соблюдены все обычаи и обряды, каждая улыбка, каждое слово на своем месте»[299].
Сколько мы приложили усилий,Чтобы совершить обряды без единой ошибки…Духи насладились нашим угощениемИ посылают тебе тысячу благословений.Согласно их надеждам, их правиламВсе прошло гладко и безукоризненно.Все так, как должно быть.Милость их пребудет с тобою навеки[300].
Входя в идеальный мир ритуала, его участники откладывали все заботы, смущения, вопросы повседневного: они ощущали себя охваченными чем-то большим, более величественным и совершенным. Ритуалы были теофанией, видением священной гармонии, достигнутой на земле. «Классическая книга ритуалов», документ III или IV в. до н. э., объяснял, что Шан ставили духов на первое место, а ритуалы на второе, но Чжоу поменяли их местами[301]. Шан пытались манипулировать духами, но Чжоу открыли, что важнее этого преображающее действие ритуала, поскольку оно вызывает своего рода кенозис, дающий участникам возможность осознать собственный сакральный потенциал. Но достижение этой цели ритуала «очень трудно»: интернализация императива писания требует постоянных усилий, сосредоточенности и дисциплины.
В середине X столетия до н. э., по-видимому, состоялась реформа ритуала. До того «царские обряды» были ограничены правящим классом: императорским домом и князьями, правящими городами Великой Равнины. Но после приблизительно 950 г. до н. э. ритуалы из «семейного праздника» превратились в выступления «профессионалов» перед большой аудиторией. Изменились и песнопения, слагаемые в этот период: вместо прямых молитвенных обращений к предкам в первом лице множественного числа «профессиональные ритуалисты» теперь обращались к зрителям, объясняя им смысл и значение происходящего[302]:
Здесь слепые барабанщики,Свирели и флейты готовы, начинайте.Сладко смешайте тонаВ торжественной мелодии птичьего пения.Предки слушают нас:Как наши гости, они пришлиВоззреть на наши победы[303].
До сих пор в таких пояснениях нужды не возникало. В другой оде ши объявляет о прибытии царя:
Он идет торжественно,Он является во всем своем величии,И господа правители сопровождаютТаинственного Сына Неба[304].
А когда к царю приближались члены его семьи, представляющие предков, ши объяснял публике, почему так важно сейчас присутствие усопших прародителей:
Пусть даруют они нам долгую жизньИ во всех наших делах обеспечат безопасность,Пусть помогут нам они, эти славные старцы[305].
К этому времени династия Чжоу уже начала медленный и долгий путь к закату. Некоторые князья и их приближенные удалялись от царя и уже не понимали «царских обрядов», так что, возможно, более социально разнообразную публику приглашали на церемонии, чтобы увеличить популярность монархии. Со временем все аграрные империи сталкиваются с нехваткой ресурсов, ибо империя и ее население растет, а сельскохозяйственные ресурсы не могут возрастать до бесконечности; но у
