Ожидания мои были скромны до предела, но все же мне рисовались совершенно иные картины. Дешевые меблированные комнаты Парижа – роскошные залы, в сравнении с убожеством, в котором мы живем. Половики пыльные, кровати нещадно скрипят, из окон дует, тараканов я уже видела, всерьез опасаюсь встречи с клопами. К завтраку мы не успели, обед и ужин были сносными, но un éventail de plats оставлял желать лучшего. Два супа, три гарнира… А про то, что здесь называется кофе, и писать не хочется.
Что хорошего. Природа умиротворяет. Не слышно шума городского, и полночная луна видна в окружении звезд, большинство из которых в городе и не разглядеть. От реки веет прохладой, слышно пение птиц. Публика приличная, знакомые, конечно же, есть.
26.07.1961
Нервы – струны актерства. Не принимая образа близко к сердцу, невозможно его воплотить. Не может быть актерской игры без переживаний. Снобическая манера не может заменить таланта. Смотрели сегодня «Вассу Железнову». Не понравилось. Трагическая история незаурядной женщины, окруженной низкими людьми, превратилась в какую-то… даже слова подходящего подобрать не могу. Сестра, первой сыгравшая Вассу на сцене, не пошла со мной смотреть картину, поскольку уже видела ее. Это должно было послужить для меня сигналом, потому что хорошие картины сестра может смотреть по нескольку раз, но не послужило. Сожалею о напрасно потраченном времени. Надеюсь, что завтрашняя картина будет лучше. Я видела очень мало здешних фильмов. Понемногу восполняю этот пробел.
28.07.1961
Прекрасный день, тихий, солнечный, теплый. С огромным удовольствием гуляли и до обеда, и после. Солнце ласковое, едва заметный ветерок. Сколько же радости! Я очень люблю природу, настоящую, а не ту жалкую пародию, что пытаются устроить в городах. И чем старше я становлюсь, тем сильнее я люблю природу, а может, и саму жизнь. Только вот отчего-то совсем перестала думать о смысле жизни. Живу так, как живется, радуюсь сегодняшнему дню, а о завтрашнем не тревожусь. Беспечность овладела мною, и я ей с удовольствием поддаюсь. К сестре понемногу возвращаются силы, она выглядит гораздо лучше. В субботу ждет гостей, незнакомую мне супружескую чету, которые снимают на лето дачу неподалеку от санатория. Они не актеры и, насколько я поняла, вообще далеки от искусства.
30.07.1961
Приезжали гости, Аркадий и Соня. Он – зубной техник, а она работает товароведом в Сороковом гастрономе. Судя по апломбу, с которым она произносит название своего места работы, магазин этот не из последних. Ужасные люди – глупые, чванные, хвастливые. Аркадий долго и с подробностями жаловался на то, как ему трудно работать, затем сказал, что если бы не транжира-жена, то он давно стал бы миллионером (Соня при этом кокетливо сложила губы бантиком и потупила взор), и начал нахваливать себя.
– Ко мне из Средней Азии приезжают зубы делать, с Дальнего Востока приезжают, ну а в Одессе, кроме меня, никого больше не признают…
Стоило только ему замолчать, как заговорила Соня. Голос у нее неприятный, с подвизгом. Соня рассказала нам о том, что ее весьма ценят на работе и сам директор не предпринимает ничего, прежде чем не посоветуется с ней. Потом они долго спорили с Аркадием о том, какой город лучше – Вильно или Рига (Аркадий из Риги, а Соня из Вильно).
– Что у тебя может быть общего с такими людьми? – спросила я, когда гости уехали на своем автомобиле (Аркадий не преминул рассказать нам о том, чем его автомобиль лучше других моделей и что бежевый цвет самый практичный).
Вместо ответа сестра показала мне свои зубы, давая понять, что знакомство с Аркадием имеет деловую подоплеку.
– Я бы предпочла заплатить деньгами, а не общением! – сказала я, думая, что по знакомству услуги Аркадия ничего не стоят сестре.
– Заплатить – это само собой, – ответила сестра. – Но к этому засранцу клиенты действительно выстраиваются в длинную очередь, тут он нисколько не преувеличивает, потому что руки у него золотые. Сделанные им зубы сидят во рту как свои. Ну и от Соньки тоже есть своя польза. Ей можно позвонить и сказать: «Соня, надо!» – и пока ты будешь до нее ехать, она соберет все, что тебе надо.
То и дело забываю, где я живу.
01.08.1961
Скоро у сестры день рождения. Хочется порадовать ее подарком, который придется ей по душе. Пытаюсь осторожно выведать, чего бы ей хотелось.
– Чтобы на Луне открыли театр и отправили бы туда Верку, Маринку, Тамарку, обеих Танек… – сестра загибает пальцы. – А режиссерами – Борьку с Юркой, пусть они там вечно соперничают друг с другом…
Сестра умолкает, вскидывает голову и хитро подмигивает мне, давая понять, что она еще не закончила. Пауза.
– И чтобы у них там не было ни одного зрителя! – завершает сестра.
Мы оба смеемся. Я уже освоилась в театральном мире Москвы. Верка, Маринка, Тамарка, обе Таньки, Борька, Юрка – для меня это не просто имена, а конкретные, знакомые мне люди. Я даже начала перенимать у сестры раздражавшую меня когда-то манеру уничижительно сокращать имена людей – назвала Нюру Нюркой (хорошо, что за глаза). На самом деле в этом нет никакого уничижения, для сестры это просто показатель близости знакомства. Если она захочет отозваться о ком-то уничижительно, то непременно добавит что-то к имени – шиксу, суку, козла, мерзавца. В выражениях она стесняться не привыкла.
02.08.1961
Почти все виденные мною здесь (и не только в санатории) уборщицы постоянно ворчат, выражая недовольство тем, что они вынуждены убирать за теми, кто сорит и пачкает. Это ворчание имеет характер национального стихийного бедствия. Почти невозможно пройти мимо уборщицы, не услышав в свой адрес какой-нибудь колкости или грубости. Не могу понять, в чем тут дело. Переживают ли уборщицы из-за того, что находятся на нижней ступени иерархии, или же просто сама работа располагает к ворчанию? Но почему тогда не ворчат дворники? Почему не ворчат уборщицы в других странах? Почему они не ворчали до революции? В чем причина? Сегодня неопрятная женщина, мывшая пол, злобно сказала нам вслед:
– Хорошо устроилась телихенция! Вы срете, а мы за вами убираем!
Сестра остановилась, обернулась и веско поправила:
– Вы ошибаетесь, милочка. Интеллигенция не «срет», интеллигенция «какает». «Срете» вы, и не только попой, но и ртом!
Уборщица ничего не ответила. Отвернулась и начала драить шваброй пол.
04.08.1961
А здесь скучно. Новизна ощущений быстро притупилась, собеседники однообразны, меню однообразно, процедуры однообразны, только вечерние киносеансы вносят хоть какую-то свежесть. Приходил местный главный врач, интересовался, как нам здесь нравится. Сестра была с ним крайне любезна. Соседи за столом досаждают ужасно. Поначалу все было хорошо, но когда одни и те же темы для обсуждения пошли по третьему разу, я откровенно заскучала. Стараюсь побыстрее съесть свою порцию и уйти. Поистине il vaut mieux être seul que mal accompagné[47].
