полчаса я переступал порог музыкального училища имени Чайковского, где меня как старого знакомого встретила та же самая вахтёрша.
— А-а, композитор, — прищурилась она, пряча улыбку. — Не иначе к Козыреву?
— К нему, — кивнул я и с немного подобострастной улыбкой положил на стол плитку шоколада «Сказки Пушкина» с котом на этикетке производства Свердловской кондитерской фабрики. — А это чайку попьёте со сладким.
— Ох ты, гляди-ка… Ну спасибо!
Шоколадка тут же исчезла в ящике стола. А я был отправлен в уже знакомую аудиторию с просьбой опять же дождаться окончания занятий, а не лезть напролом. Мол, Натан Ефремович человек хоть и интеллигентный, но, если попасть ему под горячую руку — можно и услышать в свой адрес пару ласковых.
Я «пару ласковых» слышать не хотел, а потому постоял в коридоре до окончания занятий, и лишь только когда из аудитории выпорхнули несколько девушек, переступил порог.
— А, здравствуйте, молодой человек! Ну что, партитура готова, послушаете?
— С удовольствием!
— Только я сам напою, а то мне под вас придётся подстраиваться, а у меня через пятнадцать минут последний урок.
Он сел всё к той же «Эстонии», поставив перед собой на пюпитр в ряд три листа с партитурой. Видимо, не доверял мне переворачивать листы, хотя если не по нотам, то уж по тексту я бы, пожалуй, сориентировался. Затем наиграл заход, а следом запел, и запел, нужно признать, довольно неплохо. Не как Лещенко, конечно, тенорком, но очень мелодично. И, я бы сказал, достаточно ритмично, аккордно, как того требовала песня.
— Ну как? — обернулся он ко мне, сыграв последний аккорд.
— Здорово! — не покривив душой, ответил я.
— Что ж, забирайте партитуру — и вперёд, к Льву Лещенко! Если, конечно, не передумали.
— А вы что, узнали, как его найти? — спросил я, принимая тонкую папку с завязанными тесёмками.
— Узнал, — кивнул тот. — Лев Лещенко с 13 февраля работает солистом-вокалистом Гостелерадио СССР. Но так вот, с кондачка, он не споёт. Нужно разрешение, аккомпанемент, площадка…
— А что же делать? — растерянного спросил я.
— Лучше сначала подойти к Силантьеву, он руководит эстрадно-симфоническим оркестром при Гостелерадио. Покажи ему партитуру, если понравится — намекни на кандидатуру Лещенко. Не уверен, что получится сделать всё одним-двумя днями, наскоком. Вам придётся всё на месте решать, и ещё не факт, что тот же Силантьев или Лещенко окажутся в Москве. У вас когда каникулы в институте?
— Весь июнь сессия и потом две недели практика, так что на отдых остаются полтора месяца.
— Хм, понятно… А вы сильно торопитесь? В смысле, насколько быстро хотите пристроить эту вещь?
— Да в общем-то не горит… Но сами говорили, что в год 100-летия Ленина такая песня прозвучала бы весьма кстати.
— Да-да, и я снова готов под своими словами подписаться. Потому и рекомендую не тянуть до сессии. Давайте я снова своему товарищу позвоню, может быть, у него получится узнать, где и когда выступают Лещенко с эстрадно-симфоническим оркестром…
— А может, просто отправить вашему знакомому письмо?
— Зачем?
— Ну, он же в Москве живёт, ему проще будет отдать партитуру Силантьеву… Или нет? — напрягся я, увидев выражение лица собеседника.
— Молодой человек, мой бывший сокурсник, конечно, готов и рад помочь, но отдать письмо у него вряд ли получится. Он уже семь лет прикован к инвалидной коляске, у него парализована нижняя часть тела после аварии, где он пострадал, кстати, не по своей вине. Лихач выехал на встречную полосу, и у Романа не было шансов уйти от столкновения. В этой аварии погибла его жена, а он сам на всю жизнь остался калекой. А за рулём встречной, новенькой «Волги» сидел сынок крупного военачальника, генерала, который отделался только лёгким испугом. Правда, Роману предлагали деньги, хорошие деньги, но он напрочь отказался брать, посчитав их, как он выразился, кровавыми. По выходным его дочка навещает, у неё своя семья, она давно живёт отдельно, а так он сам научился справляться с хозяйством, даже полы моет, представляете? Ну а главная отдушина для него — фортепиано… Так, что-то я с вами заболтался, а то вон уже ученики в дверную щелочку заглядывают. Так что позвоните через недельку… Нет, давайте я вам позвоню, потому что к моменту вашего звонка информация может устареть. У вас же в институте должен быть на деканате или кафедре какой-то номер?
— На кафедре есть, — сказал я и продиктовал номер, который действительно помнил со студенческих лет благодаря своей если и не феноменальной, то очень даже неплохо развитой памяти.
— И всё-таки, как я могу вас отблагодарить? — задал я вопрос, прежде чем распрощаться.
— Опять вы со своей благодарностью…
— Во всяком случае, я хотел бы вписать вас в соавторы музыки.
— Вот как?
— Ну а что, вы же сделали аранжировку, вступление — разве этого мало?
— Нет, ну если с такой точки зрения рассматривать…
Козырев выглядел явно смущённым, видно, нечасто ему делают подобные предложения.
— В общем, договорились, — улыбнулся я, избавляя собеседника от моральных страданий. — Тем более для вас это и материально выгодно.
— С чего вы взяли? — спросил выглядевший всё ещё растерянным Натан Ефремович.
— Так ведь будете иметь с каждого исполнения песни свой процент авторских, — пожал я плечами, по-прежнему улыбаясь.
— Действительно, — пробормотал тот, задумчиво скребя ногтями залысину. — Но, право, не хочется выглядеть паразитом, присосавшимся к чужому произведению…
— Натан Ефремович, дорогой вы мой человек! Без вашего участия никакого музыкального сопровождения не было бы. Так что смиритесь и примите это как должное. А насчёт вашего московского приятеля я буду ждать звонка. И знаете что… Вдруг у вас не получится дозвониться, давай я вам сам буду сюда позванивать каждый два дня. Устроит такой вариант? Ну и отлично! А теперь позвольте откланяться, а то вон ученики и впрямь того и гляди дверь в кабинет выломают.
На ночь глядя я снова принялся за свои записи. Нужно было заполнить раздел «Политические события». Достал из-под матраса тетрадку и, глядя на отвернувшегося к стенке Вадима, начал вспоминать. В этом году в Италии появятся печально знаменитые «Красные бригады», на счету которых будет немало террористических актов. Самая известная акция в истории организации — похищение и убийство председателя Христианско-демократической партии, бывшего премьер-министра Италии Альдо Моро весной 1978 года. Основателями «Красных бюригад» станут студентом Университета Тренто Ренато Курчо, его подруга Маргерита Каголь и некто Альберто Франческини.
Декабрьские акции протеста в Польше, связанные с повышением цен. Тогда же впервые заявит о себе Лех Валенса.
1972 год — Договор по ПРО. Кровавое воскресенье 30 января 1972 года, когда британские солдаты
