Первый: (скулит) Элен. Элен. Где ты, Элен?
Старая женщина: Он всё твердит это имя. Он ждёт какую-то Элен. Нет, я — не Элен. (приподнимается на локтях) Они все со странностями, эти несчастные застрявшие. Может быть, я напоминаю ему кого-то? Ту, которую зовут Элен? (пауза) Тридцать лет. (пауза) Они капризничают, ворчат, они категорично судят обо всём. (встаёт) Быстро или медленно пролетели тридцать лет? Сорок лет? Сто лет? (отряхивается) Нон-стоп. Когда мне 64. Я не знаю, с чем сравнивать. Я и не сравниваю. Я — иду.
Второй швыряет в неё смятую газету, она увертывается. Берёт что-то из кучи мусора и швыряет во Второго . Попадает.
Булочная на берегу! (снова швыряет) Как надоела эта зависимость от бессмысленных потребностей высыхающего тела! (смеётся, швыряет чем-то в Первого) Король Хлеб! (швыряет во Второго) Герцогиня Булка! (то же действие, швыряет поочередно, то в Первого, то во Второго) Герцог Кефир! Синьор Помидор! Ролб! Ролб! Ролб! (Первый снова заваливается набок. Второйкуда-то уползает) (переводит дух) Ключ в замок — вперед, направо, на себя. Ритуалы! Рефлексы! Релаксы! Ежедневный осмотр пустого почтового ящика! (бьёт ногой по мусорной куче, разбрасывает хлам в разныестороны) Позвонить на почту и спросить: «Почему же вы не приносите мне уведомление с того света? Вы что, потеряли его?» Ах, суки! Я буду жаловаться, я буду писать, вызывать, звонить, орать, тошнить, блевать, срать, бить стёкла, сжигать дома, вычерпывать реки, опрокидывать машины, рвать траву, ломать деревья! Долб! (вне себя отгнева) Ещё его раздражало, что я проваливаюсь! (чужим голосом) «Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?» (Зло) А как объяснить? Я и сама не знаю. Это происходит — и всё! Просто происходит. Странное чувство. (пауза) Липкая пустота… будто бы земля раздвигается и ты повисаешь в бездонной пропасти. Ау-у-у! (пауза) Ни хрена не даёт ответа. Только не знал он, лапочка, что после того, как я провалилась в первый раз, я уже никогда не возвращалась назад до конца. Ни-ког-да. Нельзя вернуться. Им только кажется, что ты возвращаешься. И ему казалось. А я всё больше оставалась там, в липкой пропасти. Я проваливалась всё глубже и глубже. Я и сейчас проваливаюсь. Просто проваливаюсь куда-то!
Первый: Элен? Где ты была? Где ты была, Элен?
Старая женщина: Шлепс!
Первый: Элен… Ты не Элен, да?
Старая женщина: Нет никакой Элен. И не было никогда. Болб, молб. Даже сейчас я думаю об этом. Я продолжаю думать об этом. И морщинистые головы — они тоже думают об этом. (злобно хохочет) Взять и спросить у кого-нибудь из них: «Уважаемая морщинистая голова, уважаемое высохшее тело, не будете ли вы так любезны, ответить на один крохотулечный вопросик? Нашим читателям было бы очень интересно узнать — думаете ли вы об этом?» Джух! Вспышка в остатках глаз! (пауза, потом тихо) Все думают об этом… Старик, который прихватил меня возле бани… Ему сильно мешал живот, никак не мог дотянуться до меня, как следует. Оттолкнула его, ушла. До сих пор не пойму, зачем этот тип, с которым я познакомилась в универсаме, в самый последний, в самый кайфовый момент, подсовывал мне курицу под попочку? Холодный, мокрый, шершавый цыплёнок… Шуба-дуба-блюз!
Первый вновь сел. Трёт лицо руками, пытается привести себя в порядок, причёсывается. Старая женщина находит метлу и начинает уборку возле его ящика.
Это ещё в школе началось. Сладкая дрожь. Загадочные риффы секса. Мощный драйв желаний. Я не могла справиться с собой. (усмехается, Первый тоже) Он учил меня играть на гитаре. Держи ритм! Уан, ту, три! Ходили на концерты. Муви! Улица Рубинштейна, 13. Толпа у входа. Тупорылые дружинники. Озверевшая старуха-билетёрша. Наверх! (Первый усмехается) Вперед! Голб! Молб! Долб! Возбуждённые лица счастливых заговорщиков. Солб! Настройка инструментов. Толб! Пьянство на каждом углу. Бумс! Бородатый ведущий с бабочкой. Рёв зала. Хоп! По фойе бегает хорошенькая маленькая брюнетка с большой косой. Песня о чужестранце. В городе чужом, незнакомом…
Первый усмехается, она тоже.
Он собирал пластинки и всё хвастался одной, на которой Джон Майл играет карандашом на бубне. Его убили потом. Или в армии — или в тюрьме. Или не его. А, не помню я…
Появляется Второй , он тащит огромный пустой мешок.
Где-то я работала, по выходным всей компанией часто ездили за город, куда-нибудь поближе к воде. Забудь своё имя и стань рекой. Шашлыки, гитары, палатки и прочая ерунда. Воскресным вечером — назад, в душной, вонючей электричке. Толкотня. Здравствуйте, товарищ понедельник!
Второй начинает складывать в пустой мешок разбросанные вещи, Старая женщина подметает и кое-что относит в мешок. Первый выскребает из корзины остатки еды.
Однажды на соседнем озере произошел странный случай — из воды вынырнуло чудовище доисторического типа и стало громко, тоскливо выть. Ву-у-у! (Первый смеётся, Второй тоже) Да, жизнь не сахар. Вызвали солдат, пожарных, омоновцев. Приехало несколько «Скорых». Кто-то сошёл с ума. Прощелыга-репортёр с лицом честного негодяя, сказал потом по ящику, что это была обычная массовая галлюцинация, вызванная большой концентрацией нитратов, соцнеравенством и софистикой демократов. Смотри, не сдохни, как собака!
Все трое смеются.
Теперь бы на такое мелкое событие никто бы и внимания не обратил. Ну, эназа брик ин зе вол… Делов-то! После появления Сэра Френсиса уже никто ничему не удивляется. (пауза) А я — иду! (снова продолжает уборку) Помню, застрявший всё спрашивал меня: «Ну, что там слышно новенького про Сэра Френсиса?» Очень его это интересовало. Да, он близко, Сэр Френсис, его уже много раз видели в черте города. Он не один, с ним его оруженосец Платини. Хотя и это уже никого не удивляет по-настоящему. Так, мелкая тусовка. Вот когда он только-только появился, тогда все были напуганы! Взбудоражены! (Первый настороженно застыл. Второйзалезает в новый мешок.) Я тоже как-то здорово струхнула… когда ночью кто-то постучал в окно. Только прошла последняя электричка в сторону города, шесть минут второго, тишина — и вдруг… Ух! Но оказалось — это трое молодых ребят, они страшно проголодались после ночного купания и попросили чего-нибудь поесть. Веселый стёб, смехуёчки разные… Я как раз убирала со стола. Я угостила их чаем, бутербродами. (Остановилась, с улыбкой) Один из них так пялился на меня, кто знает, в иной ситуации… Но в соседней комнате меня ждал он, я проводила ребят и пошла к нему. (пауза) Два дня он прожил у меня. Я угощала его яблоками, которые Татьяна привезла из своего сада, мы о чём-то говорили… иф ю вона… я вдруг поняла, что он не слушает меня, а только делает вид. Смотрит на мой рот. (Мстительно) Я тоже взяла и отключила слух, сосредоточилась на его губах… (хищно) Солб… Где-то сбоку пролетали какие-то слова, которые, как всегда, ничего не значили. Вдруг он набросился на меня, стал вдавливать в стенку, терзать, кусать, мять! Он не любил меня, но какое это тогда имело значение?!
Старая женщина заканчивает уборку и выходит на авансцену.
А рано утром прибежал взволнованный сосед, полковник в отставке. Он долго служил на Дальнем Востоке. Союз Нерушимый! Он любил рассказывать, как в молодости у него был роман с балериной. Однако на этот раз его было трудно узнать! Хорошо выбритый, с прекрасной выправкой, он шатался, брёл согнувшись, придерживал отстёгивающийся протез и что-то гневно, шепеляво кричал беззубым ртом, показывая рукой в сторону леса. Оказывается, только что, на опушке леса, мимо него промчался Сэр Френсис! Полковник побежал было дальше — собирать народ, звонить в милицию, но метров через десять поскользнулся, упал в некошеную траву, из горла у него хлынула кровь и он тут же умер. А Сэр Френсис так и не появился у нас, очевидно, у него были совсем другие планы. Болб!
Пауза.
