Майлсу Хэммонду показалось, что вся атмосфера, в которой проходила беседа, неуловимо изменилась. Снова раздался голос доктора Фелла:
– Вы хорошо плаваете, мадам?
Пауза.
– Довольно хорошо. Но я не решаюсь увлекаться плаванием из-за своего сердца.
– Рискну предположить, мадам, что в случае необходимости вы способны плыть под водой?
Теперь ветер налетал на деревья, шелестя листвой, и Майлс знал, что атмосфера действительно изменилась. Фей Ситон переполняли чувства, возможно, устрашающие, и Майлс явственно ощущал это. Он уже испытал нечто подобное недавно в кухне, когда кипятил там воду. Ему казалось, что невидимая волна затопила коридор. Фей знала. Доктор Фелл знал. Фей приоткрыла рот, и ее зубы блестели в лунном свете.
И в тот момент, когда Фей неловко отпрянула от доктора Фелла, дверь в комнату Марион открылась.
Из комнаты в коридор лился золотистый свет. Жорж Антуан Риго без пиджака стоял в дверном проеме, глядя на них, и, казалось, находился на грани нервного истощения.
– Я говорил вам, – закричал он, – что не смогу заставить сердце этой женщины биться достаточно долго. Где врач? Почему он до сих пор не приехал? Что задержало…
Профессор Риго осекся.
Подойдя к двери, Майлс из-за его плеча заглянул в комнату. Он увидел Марион, свою родную сестру Марион, лежащую на кровати, на которой царил еще больший беспорядок, чем раньше. Револьвер 32-го калибра, не способный защитить человека от некоторых незваных гостей, соскользнул на пол. Черные волосы Марион разметались по подушке. Ее руки были широко раскинуты, один рукав пижамы закатан до того места, куда ей сделали укол. Ее как будто принесли в жертву.
И в этот момент один-единственный жест поверг их всех в ужас.
Потому что профессор Риго увидел лицо Фей Ситон. И Жорж Антуан Риго (магистр гуманитарных наук, светский человек, снисходительно взирающий на человеческие слабости) инстинктивно поднял руку и сделал жест, защищающий от дурного глаза.
Глава 12
Майлсу Хэммонду снился сон.
Ему снилось, что в эту субботнюю ночь, переходившую в воскресное утро, он не спит в своей постели – как оно и было на самом деле, – а сидит в мягком кресле в гостиной на первом этаже, где ярко горит лампа, и делает выписки из книги большого формата.
Ему снился отрывок следующего содержания.
«В славянских странах вампир фигурирует в народных поверьях как оживший труп, который днем вынужден лежать в своем гробу и только после захода солнца выходит на охоту. В Западной Европе вампир – это демон, внешне ничем не отличающийся от обычных людей, среди которых он живет, но обладающий способностью заставлять свою душу покидать тело в виде соломинки или клубящегося тумана, чтобы потом она приняла видимый человеческий облик».
Подчеркивая эти строки, Майлс одобрительно кивнул. «Creberrima fama est multigue se expertos uel ab eis, – приводилось возможное объяснение происхождения этой второй разновидности вампиров, – gui experto essent, de guorum tide dubitandum non esset, dudisse contirmant, Siluanos et Panes, guos vulgo incubos vocant, improbos saepe extitisse mulieribus et earum adpetisse ac pengisse concubitum, ut hoc negure impu-dentiae uideatur».
– Я должен это перевести, – сказал себе Майлс в своем сне. – Интересно, есть ли в библиотеке латинский словарь?
И он отправился в библиотеку на поиски латинского словаря. Но все это время он знал, кто должен его там ждать.
Занимаясь историей Регентства, Майлс был надолго пленен леди Памелой Гойт, блиставшей при дворе сто сорок лет назад, и притом не питал никаких иллюзий относительно этой женщины, которую считали, вполне обоснованно, убийцей. В своем сне он знал, что в библиотеке должен встретить леди Памелу Гойт.
Пока он не испытывал никакого страха. Библиотека, пол которой был завален пыльными грудами книг, выглядела так же, как всегда. Одетая по моде своего времени, Памела Гойт была в широкополой соломенной шляпе и платье из муслина, расшитом узорами в виде веточек, с завышенной талией. Напротив нее сидела Фей Ситон. Первая выглядела таким же реальным человеком, как и вторая, и у Майлса не возникло ощущения чего-то необычного.
– Можете ли вы сказать мне, – спросил Майлс в своем сне, – держит ли здесь мой дядя латинский словарь?
Он услышал ответ, хотя ни одна не произнесла ни слова, и воспринял это как должное.
– Не думаю, – вежливо ответила леди Памела, а Фей Ситон отрицательно покачала головой. – Но вы можете подняться наверх и спросить об этом его самого.
За окнами сверкнула молния. Майлс почувствовал, что ему страшно не хочется подниматься к дяде и спрашивать его про латинский словарь. Он, разумеется, даже во сне знал, что дядя Чарльз умер, но не в этом обстоятельстве крылась причина нежелания Майлса идти к нему. Это нежелание перешло в ужас, леденящий кровь в жилах. Он не должен идти туда! Он не мог идти! Но что-то заставляло его это сделать. И все время Памела Гойт и Фей Ситон сидели совершенно неподвижно, словно две восковые куклы, глядя на него своими огромными глазами. Дом сотрясся от удара грома…
Майлс в ужасе проснулся и обнаружил, что на его лицо падают солнечные лучи.
Он выпрямился и понял, что руки его лежат на подлокотниках кресла.
Он в самом деле был в гостиной и сидел, сгорбившись, в стоявшем у камина, обитом гобеленовой тканью кресле. Еще не очнувшись до конца от своего сна, он чуть ли не ждал, что сейчас Фей Ситон и давно умершая Памела Гойт выйдут из дверей библиотеки.
Но он находился в знакомой, освещенной ласковыми солнечными лучами комнате, и копия картины Леонардо висела на своем месте, над каминной полкой. А телефон пронзительно звонил. Этот звонок воскресил в его памяти события минувшей ночи.
Марион стало лучше. И скоро она совсем оправится. Доктор Гарвис сказал, что ее жизнь вне опасности.
Да! И доктор Фелл спал в комнате Майлса, а профессор Риго – в комнате Стива Кертиса, поскольку в Грейвуде можно было использовать по назначению еще только две спальни. Поэтому сам Майлс и ночевал здесь, в этом кресле.
Грейвуд казался тихим, пустым, обновленным. Майлс ощущал утреннюю свежесть, хотя, взглянув на солнце, понял, что уже двенадцатый час. Стоявший на широком подоконнике телефон настойчиво продолжал звонить. Майлс, спотыкаясь и потягиваясь, направился к нему и схватил трубку.
– Могу я поговорить с мистером Майлсом Хэммондом? – спросил голос. – Это Барбара Морелл.
Теперь Майлс проснулся окончательно.
– Я у телефона, – ответил он. – Вы, случайно, я уже спрашивал вас об этом, не ясновидящая?
– О чем вы?
Майлс опустился на пол, спиной к стене, и эта не слишком величественная поза создала у него иллюзию, будто он сидит напротив собеседницы и готов вести с ней задушевный разговор.
– Если бы вы не позвонили мне, – продолжал он, – я бы сам постарался связаться с вами.
– Да? Почему?
По какой-то причине ему было чрезвычайно приятно слышать ее голос. Он подумал, что в Барбаре Морелл нет никакого коварства. Даже ее трюк с «Клубом убийств» показывал, что она бесхитростна, как ребенок.
– Здесь находится доктор Фелл… Нет, нет, он вовсе не раздосадован! Он даже не вспомнил о клубе!… Этой ночью он пытался заставить Фей Ситон в чем-то признаться, но не добился успеха. Он говорит, что теперь вся надежда только на вас. Без вашей помощи мы можем потерпеть фиаско.
– По-моему, – неуверенно произнесла Барбара, – вы выражаетесь не очень понятно.
– Послушайте! Если я приеду сегодня днем в город, я смогу встретиться с вами?
Последовала пауза.
– Да, полагаю, что сможете.
– Сегодня воскресенье. По-моему, есть поезд, – он порылся в памяти, – отходящий в половине второго. Да, я уверен, что такой поезд есть. До Лондона он идет примерно два часа. Где я мог бы встретиться с вами?
Барбара, казалось, размышляла.
– Давайте я приду на вокзал Ватерлоо. И мы выпьем где-нибудь чаю.
– Прекрасная мысль! – Неожиданно на него навалились все переживания этой ночи. – Сейчас я могу сказать только одно: сегодня ночью случилось нечто ужасное. В комнате моей сестры произошло что-то, чего не в силах постичь человеческий разум. Если бы нам удалось найти объяснение…
Майлс поднял глаза. Беспечно входивший из коридора в гостиную Стивен Кертис – невозмутимый, продуманно корректный от шляпы до двубортного пиджака, с зонтиком под мышкой – остановился как вкопанный, услышав последние слова Майлса.
Майлса приводила в ужас перспектива сообщить обо всем Стиву, человеку с точно таким же складом ума, как у Марион. Разумеется, сейчас все уже было в порядке. Марион не грозила смерть. Он быстро проговорил:
– Извините, Барбара, я вынужден закончить разговор. До встречи. – И он повесил трубку.
Стивен, уже начинавший озабоченно морщить лоб, во все глаза смотрел на своего будущего родственника, сидевшего на полу, небритого, с всклокоченными волосами, имевшего довольно дикий вид.
– Послушайте, старина…
– Все в порядке! – заверил его Майлс, вскакивая. – Марион пришлось очень нелегко, но с ней все будет хорошо. Доктор Гарвис говорит…
