Любовь преобразит все. Любимый — совсем не обязательно самый красивый, умный, добрый. Любимые — всегда самые-самые лишь оттого, что любимы. Даже то, что объективно не суть хорошо — печать увядания на лице, какие-то огрехи в фигуре, становится для любящего источником щемящей нежности и жали, а значит, любви. Давно сказано: "Не по хорошу мил, а по милу хорош". Потому и любящий, даже если его любовь не отделима от страдания, гораздо счастливее человека, не знающего любви. Только любовь дает ощущение полноты жизни. И что бы ни случилось в дальнейшем, какие бы чувства ни возникли вновь, это навсегда останется с ним.
Уф!.. Любезный А.П., извините меня великодушно, коль узрите здесь некоторую долю резонерства. Право, это — от неумения, а не от нуды. Главная же цель моего письма — хоть немного развлечь Вас. Если же оно чем-то порадует Вас и поднимет настроение, то это — предел моих стремлений. После сего я хочу лишь откланяться и пожелать Вам доброго здоровья и бодрости духа, радости и удачи в делах и чувствах.
Страстная неделя,
апрель 2003 г.
Виктор Широков ОТКРОВЕНЬЕ НАШИХ ДНЕЙ (ЛИТРОС: Литературный альманах. — Выпуск 2. — М., "Литературная Россия", 2002. — 320 с.)
Второй выпуск уже ставшего популярным альманаха открывается письмами Виктора Астафьева псковскому критику Валентину Курбатову. Рефрен их "все мы не ангелы…" и стал названием публикации. Четырнадцать писем классика даны вперемешку (что, впрочем, странновато), даты их с 1974 по 2001 годы, быт и нравы окружения писателя характеризуются со всей откровенностью. Действительно, "грязное и фальшивое время" "как дерево короед" источило всех нас. В последнем письме особенно тронул меня пассаж о родимой Перми, который и цитирую: "…а что интриги всколыхнулись в Перми, так там почему-то без них никак не могут обходиться. Прислали мне оттудова альманах "Пермь третья", пухло, неряшливо и шибко провинциально выглядящий, да еще два таких альманаха, "Литературная Пермь", ну хоть как-то шевелятся, и слава Богу. Нету ныне там коня, который бы взвалил на себя воз местной культуры и литературы в том числе, да и тащил бы его, что бурлак на просоленной от пота лопоти, не рассчитывая на благодарность, но получая напутственные пинки". Все правильно, только что-то за последние полвека я не помню, чтобы такой "конь" в Перми был. Кстати, и сам Виктор Петрович во время проживания на Урале не очень-то бурлачил по этой части.
Затем следует "исповедь отца-основателя" писательской артели "Литрос" Юрия Полякова "Как я был поэтом". Очень эмоциональное, чистосердечное эссе о психологии творчества и одновременно чуть ли не практическое пособие для начинающих стихотворцев. Неплохо бы издать его энным тиражом отдельно и передать всем пока существующим литобъединениям. А любителям современной мемуаристики тоже будет интересно вглядеться в уже отошедшие годы и поностальгировать по утраченным литературным возможностям.
Затем под рубрикой "Проза наших дней" опубликованы рассказы Владимира Федорова, Владимира Еременко, Романа Сенчина, Владимира Сутырина, Олега Михайлова, Вильяма Козлова, Евгения Шишкина, Людмилы Ефремовой, Игоря Гетманского, Владимира Карпова и Андрея Ветра (Нефедова). Кроме того, есть возможность познакомиться с новыми рассказами Валерия Горбаня и Арво Валтона. В различной стилевой манере авторы исследуют проблемы наших дней, показывают героев во вполне реалистических обстоятельствах.
Поэтические подборки Глеба Горбовского, Константина Паскаля, Федора Радова, Сергея Каргашина, Александры Очировой, Андрея Попова и Маргариты Удовиченко продолжают знакомство читателей альманаха с уровнем сегодняшнего стихотворства.
Статья Вячеслава Огрызко "Недостижимый идеал" (Русская литература ХХ века в зеркале энциклопедических справочников) хлестко и с достаточной полнотой исследует сегодняшнее состояние разных энциклопедических и биографических словарей. Знаменательно, что критик дает не только теоретическое осмысление важной проблемы, но и как практик предлагает свой вариант словаря современных писателей. Впрочем, последнее уже за рамками данного альманаха.
"Скандальная повесть" Вячеслава Дегтева "Богема", на мой взгляд, не настолько уж и скандальна, я, скорее, поклонник его рассказов с немалой долей публицистики, но атмосфера писательской кухни, взаимоотношений литераторов переданы убедительно и не без сарказма.
Молодое поколение "литросовцев" представлено прозой Анны Козловой, Олега Зоберна и Данила Гурьянова, а также эссеистикой Павла Лукьянова. Любопытно, что прежние критические разборы Анны Козловой вступают в явное противоречие с ее же собственной художественной практикой. Но сама возможность соседства на страницах альманаха писателей с различным мировосприятием и порой "враждебными" стилями замечательна и свидетельствует, в отличие от большинства "толстых" журналов, о подлинной, а не мнимой свободе творчества.
Очерки и критические отклики Владимира Н. Еременко, Льва Аннинского, Инны Ростовцевой, Вольфганга Ланге, Валентины Голанд, Елены Мурашовой, Юрия Самарина, Владислава Иванова, Валерия Куклина и Всеволода Сахарова поднимают и оценивают различные стороны и оттенки литературного процесса и жизни общества. Что ж, как бы их ни разделяли и ни противопоставляли друг другу, они все равно едины и взаимозависимы.
"Писательские побасенки" Аршака Тер-Маркарьяна, Вячеслава Сысоева, Александра Дегтярева и Евгения Грачева достойно завершают сборник, хотя лично мне не хватало, скажем, пародий Евгения Нефедова. Они бы маслом кашу явно не испортили.
В заключение добавлю: конечно, альманах как альманах, публикации как публикации, но нет сенсации (разве что статья Огрызко как покушение на жанр), а все мы сегодня испорчены непременным ожиданием голимой новизны. Если бы главным редактором был я, то ввел бы в редколлегию втрое-вчетверо больше молодых писателей (а не только Романа Сенчина), ввел бы сменных главного редактора и составителя и придал бы больше прозрачности и гласности формированию альманаха. Пока же это дело келейное, малотиражное (500 экз. погоды в мире литературы явно не делают) и узкоцеховое. Хотя прекрасно понимаю, как трудно поступить по-моему, и то сам факт выхода уже двух номеров альманаха — большой прорыв и чуть ли не издательский подвиг.
Ольга Мелова ЗВЕЗДА ЛЮБВИ (О новой повести Петра КРАСНОВА)
"Мое поколение не любит любовь", — спел как-то один из современных молодежных рок-кумиров. Спел не кичась, а с определенной злой горечью, отдав дань настоящему положению вещей. Что ж, поколению next, выбирающему пепси и включающему в свои ряды и вашу покорную слугу, вовсе не обязательно читать все нижеследующее. Куда большее сожаление вызывает тот факт, что само рецензируемое произведение едва ли дойдет до нынешних молодых, не окажется прочувствованным, да и в отдельных случаях вообще — просто прочитанным. Новая повесть Петра Краснова под трогательным названием "Звезда моя, вечерница" вышла в свет совсем недавно, с полгода назад, и опубликована была в журнале "Москва" (V, 2002 г.). В первый раз я читала ее в присутствии одной моей не особенно близкой знакомой по институту. Прошу заметить, студентки Литературного, а не технического вуза. И вот такой у нас случился диалог, такая получилась сцена.
— Что ты там все читаешь-то, "Москву" новую? Кто-то что-то новое написал? Дай, пожалуйста, взгляну.
Сама я только начала читать повесть — за мной было страниц десять, не больше, и пока еще не возникло у меня вопросов и бурных эмоций. Она же небрежно, с видом матерого литературного мастера, листает журнал — сначала дилетантской критике подвергается рассказ Е.Носова "Фагот". Затем пробегает по "Вечернице".
— Да ну, скучно, банально, — сказала она, возвращая мне журнал русской литературы. — Совковая идиллия... наивность дикая. Язык тяжелый, тема избитая — любовь-морковь!
И уж точно, любовь в сегодняшнем общественном сознании — не иначе как "любовь-морковь", какой-то забавный пережиток, скучная ерунда. А еще чаще эта "избитая тема" принимает теперь грязноватые, до безобразного чувственные формы, и за чувственностью — ничего. "Совковая", — сказала она. Совок. Оскорбительнейшее прозвание для людей поколением-двумя старше! Прочтите полное определение в самой повести: "...совок — это русский человек советского изготовления, не умеющий и даже не желающий ни думать по-настоящему, ни действовать, иждивенец, только и всего...". Прямой антоним самому слову советский — слову, с которым тесно связаны понятия: "порядочный", "честный", "добротный", "целомудренный", "сильный", наконец; с которым связана благородная настоящесть. Такая, как в советских песнях времен Великой Отечественной и в песнях трудовых; в монументах и майских праздниках; в романах Шолохова и Распутина; и в советских фильмах, смешных ли, тяжелых — все равно, лучше фильмов нет. Вот то лицо Советской Руси, в которое уже лет пятнадцать неустанно плюют те, кого и должно-то обзывать самыми настоящими совками. И припоминают, смакуют, раздувают подробности иных — жалких и жутких — сторон социализма.
