— Как-то неловко даже такие подарки принимать, — вздохнула. — А как она поняла, что знает меня? Не виделись же.
— Домовым не надо смотреть глазами, чтобы видеть, девочка, — загадочно сказал бородач. — Есть в тебе что-то, этому месту принадлежащее. Далёкое, еле слышное, но нам, домовым, близкое.
— Знать бы ещё, что… — подозвала сумку, и достала из неё сундук с корешками, куда и убрала обновки. — Не хочешь печенья?
— Я б с охотой, но перед едой нельзя, жинка не терпит!
— Пригласил бы ты её сюда, познакомились хоть.
— Да в делах она вся, в делах! Как время будет, заглянем конечно, чаю попьём, поболтаете о своём, о девичьем, — он потёр ладони. — Пора мне! А ты это, ужин-то не пропускай да спать вовремя ложись, а то ишь бледная какая, всего-то и не было меня, что три недели…
— Хорошо, дядя Гоший, обязательно поем, — пообещала, и домовой скрылся под кроватью.
Снилось мне какое-то мракобесие. Сначала всё выглядело вполне неплохо: я читала лекцию, ходила по аудитории, а потом вдруг подняла глаза, а все адепты — умертвия разной степени разложения, и слушают так внимательно, кивают, будто понимают меня. Потом один, с жёлтыми огоньками в пустых глазницах, начал мне что-то на пальцах разъяснять, мол «почему без шапки, на улице не лето». Я ему: «В окно посмотри, на улице лето в самом разгаре», а он мне: «Сама смотри».
Я и посмотрела, а там действительна зима. Причём не привычный вид на соседние корпуса, площадь и деревья, а пустота снежная, только человек стоит, магичит.
Присмотрелась, а это Рэндольф вызывает кого-то. И меня вовсе не поразило то, что стихийник пользуется некромантскими чарами, совсем нет, но всё же что-то жуткое творилась среди вьюги.
Вдруг Рэндольф (кстати говоря, рыжий, а не седой) посмотрел прямо на меня, и глаза у него были абсолютно белые, а рот улыбался безумно. Он протянул руку в мою сторону, и в этот момент я проснулась, задыхаясь от испуга.
И что это было? Мне не то, что кошмары, мне сны уже лет пять не снятся, а тут… Видимо, усталость и смена обстановки так сказываются. На часах было семь, и я порадовалась, что проснулась не сильно раньше будильника.
Неприятный осадок преследовал меня всё утро. Я позавтракала, порадовавшись, что никого пока нет, прогулялась по коридорам академии и пришла к своей аудитории.
Адепты заходили группами, здоровались со мной, а я выдавливала улыбку. Впрочем, как только пара началась, я забыла о том жутком сне и полностью погрузилась в работу, рассказывая парням об особенностях обеззараживающих плетений.
Я не сразу заметила, как в аудитории вдруг стало темнее, а услышав неожиданный удар, сильно перепугалась.
Ещё удар, и ещё два. С ужасом наблюдала, как чёрные птицы бьются о стёкла, оставляя на них кровавые следы. В какой-то момент птиц стало настолько много, что я всерьёз испугалась за целостность академии, но защита работала исправно, и бедняги просто травмировали себя.
Перевела взгляд на вскочивших адептов: они напряжённо наблюдали за буйством пернатых. Эррон медленно спустился ко мне и прикрыл, за его примером последовали и остальные.
Всё утихло также неожиданно, как и началось. Обойдя широкие спины своих защитников, с ужасом посмотрела на грязные окна и постаралась успокоиться.
— Что же, неожиданный практический материал, — с трудом улыбнулась. — Сейчас будем тренироваться на бедных воронах. Берите свои вещи, и пойдёмте на улицу.
— Магистр, вы знаете, что это значит? — имея ввиду массовый птичий суицид, спросил Эррон.
— Это значит, что судьба послала нам неожиданный подарок, — тонко улыбнулась и пошла к выходу из аудитории.
Я была напугана и скрывала это за спокойствием.
И птицы, чёрные как смоль,
Рассудок защитить не смогут,
Забудут всё: и страх, и боль,
Они себя убьют, не дрогнув.
Они — знамение злого рока,
Посланцы древних мёртвых душ,
Чьё отношение жестоко,
И светлый мир теперь им чужд.
Строки, навсегда застывшие в моей памяти. Строки, услышанные в древнем склепе, когда призрак, став вдруг материальным, схватил меня за руки до боли и отметин, затряс как тряпичную куклу и обдал холодным дыханием.
Строки, означающие только одно — что-то чёрное набирает силу. Что-то настолько сильное и страшное, что может утянуть за собой и уничтожить целый мир…
— Магистр… — меня тронули за плечо, и я посмотрела на Эррона, совсем забыв скрыть свои истинные эмоции. — Магистр, с вами всё хорошо? Это зрелище…
— Всё нормально… Птичек жалко, — вздохнула грустно и отвела глаза.
— Ну мы их сейчас быстро вылечим! — весело оповестил меня Джей. — А кого не вылечим — поднимем!
— Вы только не переживайте, магистр Дорианна!
Улыбнулась им, прекрасна понимая, что парни напуганы не меньше моего.
Почему птицы так целенаправленно бились в нашу аудиторию? Что послужило толчком для этого сумасшествия? Что катализатор? Или кто?..
Из другого прохода к нам завернул ректор, и, увидев нас, сразу же уточнил:
— Пострадавших нет? Защита никого не пропустила?
— Всё хорошо, лорд ректор, — кивнула ему.
— Магистр, может, вам стоит зайти к лекарю? Столь яркое потрясение…
— Всё в порядке, лорд ректор. Сейчас гораздо важнее выяснить причину и найти источник, — сказала без уточнений, но мы прекрасно друг друга поняли.
— Кто-то колдовал, да? — вступил в наш разговор Эррон, и я уже хотела попросить его не вмешиваться в это, как Гринн выложил все карты:
— Да, запрещённая магия. Нужно изучить территорию и усилить защиту академии.
— Может, это кто-то из мёртвого леса? — предположила с надеждой, прекрасно понимая, что вероятность подобного слишком мала.
— Очень вряд ли. Вы сейчас куда-то идёте?
— Лечить птичек, — хмыкнул Эррон, а на удивлённый взгляд ректора я потупила взгляд:
— Ну не пропадать же материалу…
— Что же, удачи, а я в вашу аудиторию. Нужно найти причину, почему вороны рвались именно к вам.
— Сообщите, как будут новости, — попросила его.
— Всенепременно.
Под окнами аудитории метров на пять всё было устлано еле живыми телами. Они шевелились, пытались встать, что выглядело очень пугающе, вызывая внутри меня бурю эмоций: от жалости до первобытной ярости и гнева.
— Не подходить, пока я не разрешу, — предупредила парней и сделала пару шагов вперёд, но тут же была схвачена за руку и утянута назад.
— Магистр, это может быть опасно. Вы светлый маг, а подобное может быть только следствием тёмных заклинаний…
Я посмотрела в жёлтые глаза, пытаясь понять степень осведомлённости адепта. Судя по короткому разговору с ректором, Эррон был максимально введён в курс дела. Он знал и насчёт чёрной магии, и насчёт запрещённых заклинаний, и насчёт другой, закрытой для простых обывателей информации.
Посмотрела за его спину, оценивая остальных: видимо, все «ночные гуляки» были в курсе реального положения дел.
— Чёрное заклинание, адепт Эррон, чёрное, — показала ему свою осведомленность и вырвала из захвата руку. — Всем стоять на местах, даже если вам кажется, что опасность миновала, пока я не разрешу, к птицам не подходить.
Стараясь не обращать внимания на Маккини, смотрящего на меня с укоризной, расставила руки и раскинула сеть. Теперь, если птицы до сих пор находятся под влиянием, я смогу их удержать. Неизвестно, кто из находящихся в тот момент в аудитории был их целью.
Результаты чёрной магии всегда стремятся к чему-то, что нужно уничтожить. Это может быть самый сильный источник магии, или же самый слабый, это может быть обладатель редких генов, силы, особенностей. Да кто угодно!
Присела на колени у самой кромки этого перьевого поля и дотронулась до ближайшей птицы. Мертва. Следующая была со множественными переломами и внутренним кровотечением, и жизнь покинула её буквально в тот момент, когда я обратила на неё внимание.
Слёзы подступили к глазам. Почему из-за человеческой алчности, порочности, страдают невинные души? Каждая птица, каждый зверь или насекомое, да даже растения — это частица когда-то целой души, разделившейся после смерти своего носителя и передавшей свою энергию следующим поколениям.
