В четверг 17 (30) июля в Мариинском дворце было собрано экстренное заседание правительства. К концу совещания в зал, где оно проходило, вбежал генерал Н. Н. Янушкевич. Не ответив на замечание, сделанное ему И. Л. Горемыкиным, он подошел к его столу и громко произнес: «Его Императорское Величество соизволили повелеть объявить всеобщую мобилизацию»165. В начале седьмого вечера началась передача телеграмм, а в восемь часов вечера полки получили указание – «вскрыть четвертый». На этот раз все шло по плану, только из Киевского военного округа пришел запрос о подтверждении. Смена приказов – о частичной, а затем общей мобилизации вызвала мысль о недоразумении. Приказ был подтвержден, и больше вопросов не возникало166. Указ о переводе армии и флота на военное положение был опубликован в газетах и распечатан в объявлениях. 18 (31) июля было объявлено первым днем мобилизации167. Наиболее оперативно отреагировали моряки, которые опасались повторения событий начала Русско-японской войны. Флот мобилизовался быстро и в образцовом порядке.
Еще 12 (25) июля командующий Балтийским флотом адмирал Н. О. фон Эссен провел в Ревеле совещание флагманов и капитанов флота. Адмирал был уверен в том, что войны избежать не удастся, и поэтому решительно настроен на меры, принятие которых исключило бы внезапное нападение противника. Под видом подготовки к маневрам начался сбор судов. Было принято решение об усиленном наблюдении над входом в Финский залив: сюда переведены для дежурства крейсеры, вперед выдвинута бригада подводных лодок, отряд минных заградителей («Амур», «Енисей», «Волга», «Ладога», «Нарова») в полной готовности к постановке мин находился в Поркалауде. Короткой шифровкой «Дым! Дым! Дым!» командующий объявил повышенную готовность флота: всем кораблям был дан приказ к отражению минных атак. Кроме того, на остров Эзель с целью организации воздушного наблюдения за подступами к Финскому заливу была переведена имеющаяся на Балтике морская авиация в связи с опасением удара подводных лодок168.
Командующий волновался, поскольку Санкт-Петербург не давал разрешения на минирование входа в Финский залив. Колебания морского министра были вызваны пониманием того, чем грозит России война на Балтике. 16 (29) июля, перед тем как поставить свою подпись под указом об общей мобилизации, И. К. Григорович сказал: «Флот наш не в состоянии состязаться с немецким, Кронштадт не предохранит столицу от бомбардировок»169. Перспектива столкновения с потенциальным противником не радовала командование Балтийского флота – сказались предвоенные проволочки с кредитованием морских программ. «Посадить бы членов Государственной думы на наши старые калоши и отправить на войну с немцами», – отметил один из русских офицеров170. Положение на Балтике действительно складывалось сложное: линейные корабли дредноутного типа еще не были готовы, батареи на островах, которым надлежало прикрывать Поркалаудскую минную позицию, имели на вооружении только орудия небольшого калибра, самый мощный корабль флота – линкор «Андрей Первозванный» находился на ремонте в Кронштадте.
Постановка минных заграждений также была сопряжена со значительным риском. Минные заградители были тихоходными, а из 49 эсминцев и миноносцев лишь «Новик» мог считаться вполне современным. Из остальных только миноносцы типа «Генерал Кондратенко» могли быть привлечены к постановке заграждений, но при наличии 35 мин на борту нельзя было использовать их артиллерийское и торпедное вооружение. Крейсеры не имели на борту рельсов и, следовательно, не могли участвовать в минных постановках. К острову Нарген для прикрытия минных заградителей были выведены основные силы флота. План прикрытия входа в Финский залив был разработан в 1912 г. самим Н. О. фон Эссеном и А. В. Колчаком и предполагал постановку минного заграждения до официального объявления войны171.
17 (30) июля Н. О. фон Эссен получил информацию о том, что 12 (25) июля Германия и Швеция заключили союз, что могло резко ухудшить положение Балтийского флота, и германские корабли вышли из Киля, держа курс на Данциг. Это означало, что в течение 30–36 часов они могли оказаться у Поркалауда. В случае если бы это произошло, остановить их без минных позиций было бы невозможно172. Положение складывалось столь опасное, что для удержания позиций рассматривался даже план вывода недостроенного дредноута «Петропавловск» и использования его в качестве плавучей батареи у Наргена173. Командующий флотом не стал ждать инструкций. Войскам ушла телеграмма «Огонь! Огонь! Огонь!», извещавшая о начале военных действий174. Флот немедленно пришел в движение – это был сигнал о постановке мин на Поркалаудской позиции175. Без санкций был решен и другой важнейший вопрос. «Пусть меня потом сменят, – сказал адмирал, – но я ставлю заграждение»176. В пять часов утра 18 (31) июля отряд минных заградителей начал минирование входа в Финский залив. Было поставлено 2200 мин, а еще ранее начата подготовка к эвакуации военно-морской базы в Либаве177. У границ заграждения остались дежурить корабли, которые останавливали и возвращали назад коммерческие пароходы178. До конца года флот поставил 4896 мин, по большей части на центральной позиции179.
В июле 1914 г. Н. О. фон Эссен рисковал, поскольку распоряжение начать такие действия он получил позже180. Адмирал не был простым исполнителем, хорошо усвоив уроки Порт-Артура. В своем штабе он установил порядки, которые заслуженно создали ему репутацию человека дела. Н. О. фон Эссен не только сам не страдал бюрократизмом, но и не терпел его в окружении. Вся его система управления была ориентирована на развитие духа инициативы у офицеров и матросов181. Результатом долгого труда стали искренняя любовь и тех, и других, огромный, практически беспрекословный авторитет командующего, несравнимый ни с кем из его современников182. Адмирал имел полное право на те слова, с которыми он обратился к своим подчиненным 19 июля (1 августа) 1914 г.: «Волею Государя Императора сегодня объявлена война. Поздравляю Балтийский флот с великим днем, для которого мы живем, которого мы ждали и к которому готовились»183.
30 июля граф Л. фон Бертхольд пригласил к себе русского посла в Вене. Он заявил, что ввиду начавшейся русской мобилизации Австро-Венгрия вынуждена приступить к мобилизации своих войск на русской границе. Министр заверил дипломата, что данный акт не носит враждебного характера по отношению к России, с которой его страна хотела бы сохранить добрые отношения, и просил передать эти слова в Петербург. Разговор незамедлительно зашел о сербском вопросе. Н. Н. Шебеко попытался объяснить, что австрийские действия против Сербии выдают желание нанести смертельный удар этому государству, и это не может не вызвать всеобщее негодование в России. Л. фон Бертхольд попытался отделаться обычными упреками в адрес Белграда и общими фразами о том, что его страна не посягает на суверенитет своего балканского соседа. В тот же день австрийский посол в России получил разъяснение Л. фон Бертхольда: он отказывался впредь обсуждать вопросы, связанные с ответной сербской нотой и австросербской войной, отметив при этом, что Дунайская монархия не желает затрагивать интересы России и не планирует аннексии какой-то части сербской территории или умаления суверенитета Сербии184. Несмотря на эту подслащенную пилюлю, было ясно, что австрийцы отнюдь не собираются останавливать военные действия. Вскоре последовало и разъяснение причин их неуступчивости.
18 (31) июля Ф. фон Пурталес вновь явился в здание русского МИДа и передал товарищу министра А. А. Нератову записку, излагавшую позицию Берлина: «Следуя данным Германией в Вене советам, Австрия выступила с декларацией, которой, по мнению германского правительства, достаточно, чтобы успокоить Россию. Подобная декларация, которой находящаяся в состоянии войны великая держава заранее связывает себе руки к моменту заключения мира, должна быть рассматриваема как очень крупная уступка и как доказательство ее миролюбия. Россия должна дать себе отчет в том, что, стремясь заставить Австрию идти далее этой декларации, она просит у нее нечто, не совместимое с ее достоинством и престижем великой державы. Упрекая Австрию в том, что последняя нарушает суверенные права Сербии, она посягает на те же права Австрии. Русское правительство не должно бы упускать из виду, что Германия заинтересована (выделено в оригинале. – А. О.) в поддержании престижа Австро-Венгрии как великой державы и что нельзя требовать от Германии, чтобы она воздействовала на Австрию в направлении, идущем вразрез с ее собственными интересами. При этих условиях, если Россия будет настаивать на своих требованиях и откажется признать локализацию австро-сербского конфликта совершенно необходимой в интересах европейского мира, она должна в то же время отдать себе отчет в том, что положение является крайне опасным»185.
