– Милорд, – спросил однажды Каспиан у Дриниана, – что это виднеется впереди?
– Ваше величество, – ответил Дриниан, – вдоль всего горизонта, с севера на юг, тянется что-то белое.
– И я это вижу, – сказал Каспиан, – но никак не пойму, что это такое.
– Если бы мы находились севернее, – сказал Дриниан, – я решил бы, что это льды. Но в этих местах льдов быть не может. Во всяком случае, нам не мешает посадить матросов на весла. Течение несет корабль слишком быстро. Опасно столкнуться с чем-нибудь на такой скорости.
Так они и сделали, и медленно поплыли вперед, но белизна оставалась такой же загадочной. Если это был остров, то весьма странный, ибо он не возвышался над водой. Когда они подошли совсем близко, Дриниан развернул корабль правым бортом к течению и велел грести на юг, чтобы пройти хоть немного вдоль загадочной гряды. Тогда они обнаружили, что течение, которое несло их на восток, не шире сорока футов, а слева от него и справа море спокойно, как пруд. Матросы были довольны, они уже подумывали о том, что обратный путь к острову Раманду – против течения. (Теперь и Люси поняла, почему девочка-пастушка так быстро исчезла за кормой. Она стояла вне течения, иначе она двигалась бы на восток с той же скоростью, что и корабль) .
Но таинственная белизна оставалась непонятной. Пришлось спустить лодку и послать ее вперед. Те, кто стояли на борту, видели, что лодка легко вошла в белое пространство, потом послышались удивленные голоса, ясно звеневшие над тихой водой, потом наступило молчание. Видно было, что Ринельф, стоя на носу лодки, делает замеры глубины; а когда лодка возвращалась, с корабля заметили, что внутри она тоже стала белой. Все столпились у борта, чтобы узнать новости.
– Это лилии, ваше величество, – крикнул из лодки Ринельф.
– Что? – переспросил Каспиан.
– Водяные лилии, – сказал Ринельф. – Кувшинки, как в пруду.
– Смотрите! – крикнула Люси, сидевшая на корме, и подняла охапку белых цветов с широкими плоскими листьями.
– А какая там глубина? – спросил Дриниан.
– Как ни странно, капитан, – ответил Ринельф, – глубина по-прежнему большая.
– По-моему, это не кувшинки, – сказал Юстэс. Возможно, он был прав, но цветы на кувшинки походили. Когда, посовещавшись, корабль снова повели по течению, сквозь Озеро Лилий или Серебристое Море (из этих двух названий на карте осталось последнее), началась самая удивительная часть плаванья. От моря осталась лишь тонкая синяя кайма в западной части горизонта. Со всех сторон их окружали белоснежные, чуть тронутые золотом цветы, и только прямо за кормой бежала дорожка чистой воды, блестевшей, словно темно-зеленое стекло. Так и казалось, что ты у полюса; и если бы зрение у всех не окрепло, они не выдержали бы блеска на белоснежных лепестках – особенно ранним утром, когда вставало огромное солнце. Даже вечером от этой белизны было светлее, чем обычно. Казалось, цветам не будет конца. Пахли они дивно, и Люси не могла потом описать этот запах – нежный, но не дурманящий, свежий, прохладный запах, проникающий в самую глубину души, и такой бодрящий, что хотелось взбежать на гору или помериться силами со слоном. Люси и Каспиан говорили друг другу: «Нет, больше не могу!.. Ох, только бы он не прекращался!»
Дриниан часто бросал лот, но лишь через несколько дней глубина оказалась меньше. Потом вода стала быстро мельчать, пока, наконец, им не пришлось выбраться из течения, медленно гребя, осторожно двигаться вперед. А еще через несколько дней они поняли, что дальше на восток корабль плыть не может. Лишь благодаря опыту и искусству Дриниана они до сих пор не сели на мель.
– Спустить лодку! – крикнул Каспиан. – Созвать команду!
– Что он собирается делать? – прошептал Юстэс Эдмунду. – Как странно у него блестят глаза!
– Думаю, мы выглядим точно так же, – сказал Эдмунд. Они поднялись на ют к Каспиану, а вскоре и все матросы собрались на корме у лестницы, чтобы выслушать речь своего короля.
– Друзья, – обратился к ним Каспиан, – мы достигли цели. Мы нашли семерых лордов, а поскольку сэр Рипичип поклялся не возвращаться, вы обнаружите, когда попадете на остров Раманду, что волшебные чары развеяны и лорд Ревелиан, лорд Аргоз и лорд Мавроморн уже проснулись. Тебе, лорд Дриниан, я повелеваю как можно быстрее возвращаться в Нарнию, ни в коем случае не заходя на Остров Мертвой Воды. Передай Траму, чтобы он выплатил моим товарищам по плаванию все, что я им обещал. Они это заслужили. На случай, если я не вернусь, воля моя такова: пусть управитель Трам, магистр Корнелиус, барсук Боровик и лорд Дриниан выберут с общего согласия нового короля…
– Ваше величество, – перебил его Дриниан, – неужели вы отрекаетесь от престола?
– Я отправляюсь с Рипичипом на самый Край Света, – отвечал Каспиан.
Тихий ропот пробежал среди матросов.
– Мы поплывем на лодке, – сказал король. – В этих местах она вам не нужна, а на острове Раманду вы сделаете новую… Ну, а теперь…
– Каспиан, – сказал Эдмунд с неожиданной строгостью, – ты этого делать не можешь.
– И я считаю, – сказал Рипичип, – что вашему величеству не следует этого делать.
– Я тоже, – сказал Дриниан.
– Вы так думаете? – резко спросил Каспиан и вдруг стал похож на своего дядю Мираза.
– Прошу прощения, ваше величество, – сказал Ринельф с палубы, – но если бы кто-нибудь из матросов так сделал, это называлось бы дезертирством.
– Ты слишком много себе позволяешь, Ринельф! – крикнул Каспиан.
– Нет, ваше величество, он прав, – сказал Дриниан.
– Клянусь Гривой Аслана, – сказал Каспиан, – вы мои подданные, а не наставники.
– Я не твой подданный, – сказал Эдмунд, – но и я говорю, что тебе нельзя туда плыть.
– Нельзя? – спросил Каспиан. – Почему?
– Если вы позволите, ваше величество, мы хотим сказать «не надо», – ответил Рипичип и очень низко поклонился. – Вы, король Нарнии, потеряете доверие своих подданных, и особенно лорда Трама, если не вернетесь вместе со всеми. Вы не вправе тешить себя приключениями, как частное лицо. И если вы не прислушаетесь к голосу разума, каждый из нас докажет свою преданность королю тем, что вместе со мною обезоружит вас, свяжет и будет держать взаперти до тех пор, пока вы не образумитесь.
– Правильно, – сказал Эдмунд. – Так сделали с Одиссеем, когда его влекло к сиренам.
Рука Каспиана опустилась на эфес шпаги, но тут Люси сказала:
– Ты обещал вернуться дочери Раманду.
Каспиан долго молчал и наконец произнес:
– Ну, что ж… – Он еще помолчал немного и крикнул матросам: – Будь по-вашему! Плаванье закончено. Мы возвращаемся. Поднять лодку!
– Простите, ваше величество, – заметил Рипичип, – возвращаемся, но не все. Что до меня, я уже говорил…
– Замолчи! – прогремел Каспиан. – Я получил урок, но не желаю, чтобы надо мной еще и смеялись! Уймите вы эту мышь!
– Ваше величество, вы дали клятву, – сказав Рипичип, – что будете справедливы ко всем говорящим тварям Нарнии.
– Правильно, – сказал Каспиан. – Говорящим. Но не болтающим без умолку! – Он бросился вниз по лестнице и, громко хлопнув дверью, скрылся в своей каюте.
Однако через несколько минут, когда к нему вошли, его трудно было узнать: лицо его побледнело, в глазах стояли слезы.
– Как нехорошо, – сказал он. – Я очень виноват перед вами. – Со мной говорил Аслан. Нет, он здесь не был, да он бы и не поместился в каюте. Вон та золотая голова ожила и говорила со мной… Это было ужасно… особенно глаза. Нет, он не сердился… только сначала был строг. Но все равно, то было ужасно. И он сказал… он сказал… самое плохое. Вы четверо – Рип, Эдмунд, Люси и Юстэс – должны плыть дальше, а я – возвратиться. Только я. И сейчас же. Почему это?
– Милый Каспиан, – сказала Люси, – ты ведь знал, что рано или поздно мы должны вернуться в наш мир.
– Да, – ответил Каспиан и всхлипнул. – Но это… слишком рано.
– Тебе станет легче, когда ты вернешься к Раманду, – сказала Люси.
Позже он немного успокоился, но расставаться было трудно, и я не буду это описывать. Днем, часа в два, лодка с провизией и водой (хотя все думали, что это не нужно), и с лодочкой Рипичипа поплыла на восток, рассекая сплошной цветочный ковер.
На корабле подняли все флаги и вывесили все щиты. С лодки, окруженной кувшинками, корабль казался уютным и высоким, как дом. Те, кто плыл в лодке, еще увидели, как он плавно развернулся и медленно двинулся на веслах обратно, к западу. И хотя Люси всплакнула, печалилась она меньше, чем можно было ожидать. Свет, тишина, благоухание Серебристого Моря, даже само одиночество слишком радовали ее.
Никто в лодке не ел и не спал. Грести не приходилось, течение само несло их прямо на восток. Они плыли всю ночь и весь следующий день, а когда занялась еще одна заря – такая яркая, что ни ты, ни я не смогли бы глядеть на нее даже через темные очки, – они увидели чудо. Впереди, между лодкой и небом появилась зеленовато-серая мерцающая стена. Потом взошло солнце, и стена стала радужной; тогда они поняли, что это – высокая волна, непрестанно проходящая через одно и то же место, словно на краю водопада. Волна была футов в тридцать высотой, и течение несло к ней лодку. Должно быть, вы думаете, что наши герои испугались – но этого не было, да и никто не боялся бы на их месте. Дело в том, что они увидели что-то не только за волной, но и за самим солнцем. Если бы глаза их не укрепила вода Последнего моря, они не смогли бы смотреть на солнце в упор, а так – смотрели и ясно различали позади горы, такие высокие, что вершины терялись где-то в небе. Правда, никто не мог потом припомнить никакого неба – должно быть, горы стояли не в нашем мире, ибо у нас гора даже в четыре, нет, даже в двадцать раз меньше, покрыта снегом и льдом. А эти, как высоко ни взгляни, поросли тепло-зеленым лесом, сквозь который прокладывали путь сверкающие водопады. Вдруг с востока подул ветерок, сбил верхушку волны и осыпал брызгами гладь перед лодкой. Дул он не больше мгновения, но принес благоухание и музыку, которые дети запомнили на всю жизнь. Эдмунд и Юстэс никогда не говорили об этом, Люси могла лишь сказать: «Чуть сердце не разорвалось…» – «Неужели, – спросил я, – музыка была такой печальной?» – «Ой, совсем нет!» – отвечала мне Люси.
