— А что ты там делал — под дождем?
— В себя приходил.
— Под деревом, перед его окнами? Он всегда тебе верил…
— Но это правда! Я тоже не люблю запутывать дела. Нужно только сообразить, сколько человек могли меня там видеть. Получается — около двадцати.
— Что с ними будет?
— Если он поверит, то всех уберет.
— В каком смысле?
— Рассует по провинции или… Откуда мне знать?
Он сёл, чувствуя, как кровь опять приливает к голове и начинается сердцебиенье.
— Эльза, иди, пожалуйста, к гостям, — попросил он ее. — Я позвоню Эрнсту и тоже приду.
Когда жена ушла, он сунул голову под кран с холодной водой и сказал себе, что если все-таки не сдохнет сегодня, то уж точно проживет до ста лет. Рудольф уже ясно сознавал, что в сложившейся ситуации Рем просто обязан ему не поверить. Именно этого потребуют от него неврастеники вроде Штеннеса, давно подозревающие происки мюнхенцев против доблестных СА.
Гесс сел за стол и положил перед собой белый лист — это всегда помогало ему сосредоточиться. Итак, что могло означать для Рема появление Рудольфа Гесса и Роберта Лея около его дома в его отсутствие и это стояние Рудольфа под дождем с пистолетом в руке в течение пяти минут, а затем — возвращение Лея и поспешный отъезд обоих? Что это могло значить с точки зрения охранника Рема, не рядового, конечно, но тупоголового, преданного шефу штурмовика, подозрительного по отношению к мюнхенцам и близкому окружению фюрера? Полный абсурд, эмоциональный всплеск, нелепая выходка? Как бы не так! Да ни один штурмовик попросту не стал бы в это вдумываться. Все они в подобных случаях реагируют одинаково — учуяв опасность, встают в каре и достают оружие. Иными словами, если информация просочилась в ряды СА, может произойти то, чего никак нельзя допустить в преддверии переговоров со Шлейхером. И виноват в этом скандале будет не Рем! Справедливо сказать, что Рем в этой ситуации ничего поделать не сможет, потому что все за него уже сделано, все предопределено! И кто это сделал? Рудольф Гесс! Будущий заместитель фюрера, его аlter еgо, самый близкий и преданный друг! Правильно Роберт назвал его — разрушитель!
Гесс поднялся из-за стола и постоял у окна. Пистолет Лея все еще лежал в кармане куртки, которую он, сняв, бросил в кресло. Пистолет… Что значил в этой ситуации пистолет? Пистолет — орудие нападения. Или защиты. Чем он был в его руке там, под деревом, перед окнами Рема? И вообще, зачем Лей дал ему свой пистолет? Полная бессмыслица… Если сам Рудольф не в состоянии этого понять, то чего ждать от охранников Рема? Каре и взведенных курков. Значит, остается одно — заставить свидетелей молчать, рассовать по провинции или вообще зарыть под деревьями. Пойдет на это Рем? Непонятно. Но что мог он сделать сейчас? Позвонить? Извиниться за беспокойство, объяснить, что немножко переутомился, вот фантазия и разыгралась, вот бабочки в голове и разлетались…
А что как оскорбленный фюрер и впрямь прикажет одним ударом обезглавить СА? Ведь именно такой приказ видел он в своей галлюцинации, а под ним — подпись Адольфа и свою.
Забавно! Неужели он это видел? Неужели это знак?
Рудольф почувствовал, как в голове что-то снова как будто понеслось вскачь. «Стоп, — сказал он себе. — Стоп. Сейчас нельзя. Сейчас я буду действовать четко». Он еще несколько минут сидел у стола, глядя на белый лист, наконец взял ручку и написал несколько строк Затем нашел в столе нужный конверт и сунул его за пазуху. Надел куртку, нащупал в кармане пистолет.
И позвонил Гиммлеру.
— Генрих, мне нужны ваши люди. Человек двадцать. Пришлите их к штабу СА. Я выезжаю. — Написав еще несколько строчек, он взял оба листка и, сложив их, вызвал слугу. — Эту записку передайте моей жене. Эту — доктору Лею. Но незаметно, пожалуйста. Вы поняли меня?
Лакей кивнул.
Штаб СА находился в десяти минутах спокойной езды. Когда Гесс остановил машину, отряд СС во главе с Гиммлером ждал его у входа. Вот это оперативность! Рудольф отвел Гиммлера в сторону.
— Генрих, вы верите в предчувствие?
— Да, — был ответ.
Гиммлер не лгал, он верил. И Гесс это знал.
— Генрих, меня дважды посетило предвиденье. — Он достал из-за пазухи конверт. — В этом письме мне сообщают о заговоре против Эрнста Рема, якобы этот заговор зреет в СС. Сегодня вечером я дважды как наяву видел то, чего не должно случиться. Пусть кто угодно называет это галлюцинациями, но мы с вами знаем, что такие предвиденья уже посещали фюрера. Сегодня это случилось со мной.
«Гесс хочет заявить о лояльности СС», — мгновенно сообразил Гиммлер.
— В СС нет предателей, — отвечал он. — Я готов это доказать.
— Каким образом?
— Заговор, о котором вам сообщили, существует в действительности. Но готовится он в другом месте, которое находится под контролем моих людей. Мы можем выехать туда немедленно.
«Ай да Хайни! — улыбнулся про себя Гесс. — Вот человек, для движения бесценный!»
— Двадцати бойцов достаточно? — уточнил Гиммлер.
— Вполне. Скажите мне адрес и выезжайте. Я возьму двадцать штурмовиков и присоединюсь к вам. Удачи, Генрих.
Поднявшись в штаб СА, Рудольф позвонил Рему. Тот был уже дома; сидел в кабинете на первом этаже и мрачно выслушивал донесения своих людей о странном инциденте с визитом Гесса и Лея. Здесь же находился и Вальтер Штеннес, командир берлинского контингента СА, твердивший о заговоре. Именно ему доложил охранник о появлении под липой Гесса с пистолетом. Никаких логических объяснений Штеннес не приводил — их и не было. Внутренне Рем склонялся к мысли о нервном срыве, которые случались у Рудольфа; это подтверждалось и словами Эльзы, и участием Лея, который был еще менее предсказуем и еще более подвержен психозам, нежели непьющий Рудольф. Находись в паре с Гессом любой другой — даже Геббельс или Пуци, — ситуация была бы принципиально иная. Появление Роберта, умного и коварного, но способного на самые естественные человеческие проявления, делало ее почти стопроцентно безопасной. Другой вопрос — как подать все эти тонкости в СА Именно это заводило Рема в тупик.
«А Адольф еще ни о чем не ведает, если верить Эльзе, — рассуждал он про себя, краем уха слушая возбужденных коллег. — Любопытно, как бы он повел себя на моем месте… Ведь чтобы сорвать эту похабную сделку со Шлейхером, мне достаточно просто… отправиться спать».
Адъютант, беспрерывно отвечавший на телефонные звонки, прервав Аммана, доложил, что звонит Гесс. Рем минуту слушал, один раз хмыкнул, потом нахмурился.
— Если тебя не устраивает Крюгер, я пришлю другого… Я вышлю охранную роту. Там у меня каждый стоит пятерых. Но хотя бы дождись меня… А, дьявол! — Он швырнул трубку и морщась поднялся. — Двадцать человек из охранной роты, без оружия, по машинам! — Рем резко повернулся к Штеннесу и Амману, схватившимся за кобуру. — Гесс, Лей и Гиммлер раскрыли заговор. Думаю, тот самый, о котором вы мне здесь толкуете. Я должен проверить сам. Я еду.
— А если провокация, шеф? — подступил Штеннес.
— Оставайтесь здесь и держите связь со всеми подразделениями. От СС всего двадцать человек Наших сорок. Лею и Гессу у меня нет оснований не доверять.
— Два пса фюрера! — бросил ему вслед Амман. — Бульдог и…
— Овчарка? — хмыкнул Штеннес вопросительно.
«А черт его разберет! — подумал Амман о Гессе. — Когда начинали, все было понятно — свой парень, надежный, как стена. Но у этих богатеньких да ученых мозги так вывернуты, точно их кто-то каждый день за ноги трясет».
Всего через десять минут после приезда отряда СС маленькое кафе «Метрополис» в восточном пригороде Берлина напоминало фантастическую декорацию странной пьесы, действие которой было внезапно остановлено. Изумленные посетители дико озирались на замерших у столиков, подиума и входных дверей двухметровых парней в черной форме, тускло смотрящих поверх голов.
Несколько человек сделали попытку подняться, но их тут же швырнули на место. И ни единого слова; слышался тихий гул с улицы, смешки девиц.
«Метрополис» посещали в основном молодые актеры-анархисты, а также — безработные леваки, недавно объединившиеся в маленький союз, который часто проводил здесь свои бестолковые и сумбурные заседания. На них выкрикивались обычные требования к правительству, президенту и депутатам.
У Гиммлера в Берлине действовала сеть осведомителей, дававших информацию обо всех радикально настроенных объединениях. Сейчас он выбрал одно из таких. Выбрал за случайный состав, идейный разброд, но главное — за удаленность от центра и безответность этих несчастных, на которых можно при необходимости свалить все что угодно, едва ли кто-то станет разбираться с ними всерьез.
Через десять минут после появления эсэсовцев в дверь вломились другие персонажи. Их коричневые рубашки были хорошо известны берлинцам; многим знакомы были и их дубинки, которыми те принялись колотить по столам, спинкам стульев и стенам, подстегнув действие абсурдной пьесы. Раздались женские визги, звон посуды, все пришло в хаотическое движение. Когда еще через четверть часа в «Метрополисе» появился Эрнст Рем, трое главных «заговорщиков» уже были изолированы в подсобном помещении; с ними находился Гиммлер и пятеро его парней. Приехавшие с Ремом вместе с остальными штурмовиками немедленно занялись наведением порядка — поднимали и расставляли опрокинутые стулья, сгребали осколки бутылок и черепки посуды. Перепуганному хозяину бросили пачку денег и дали инструкции на случай появления полиции. Посетителям же Гиммлер, чьи парни по-прежнему торчали посреди кафе бессловесными истуканами со скрещенными за спиной руками, принес извинения, объяснив, что все они сделались свидетелями ареста опасных заговорщиков, покушавшихся на жизнь начальника штаба СА полковника Рема.
