Первый орудийный выстрел прозвучал на рассвете и прокатился звонким эхом по всей округе. Казалось, от него задрожал даже дощатый пол, на котором я лежала. Я вцепилась в руку женщины, спавшей со мной под одним одеялом. Из угла комнаты послышалось чье-то тревожное бормотание, а моя соседка зашептала:
– Пресвятая Мария и Михаил, спасите нас…
Женщины вскочили с пола. Но в комнате стояла мертвая тишина. Все настороженно ловили звуки, долетающие снаружи.
Я заметила жену одного из шотландских солдат – миссис Макферсон. Она пыталась завесить одеялом окно. Лицо ее побелело от страха, и она крепко зажмуривала глаза при каждом громком звуке, доносившемся извне.
Я вновь изменила свое мнение по поводу бесполезности моих знаний об исходе предстоящей битвы. Всем этим женщинам ничего не было известно ни о тайных тропах, ни о предстоящем на рассвете сражении. Они знали только одно – что их мужьям и сыновьям придется противостоять английской армии, оснащенной пушками и мушкетами и в четыре раза превосходящей их по численности.
Предсказывать ход событий даже в хорошие времена – вещь неблагодарная. Я знала, что они мне не поверят. Самое лучшее, что я могла для них сделать, – это занять их делом. Перед моим мысленным взором возникла картина зарождающегося дня и лучи восходящего солнца, золотящие волосы рослого мужчины, что делало его прекрасной целью для пули противника. А рядом с ним – вооруженный огромным ножом мальчуган с глазами, пылающими верой в победу.
– Дамы, – сказала я, – мы многое сделали. Но нам предстоит сделать еще больше. Нам будет нужен кипяток и, конечно, котлы для кипячения воды. И кастрюли поменьше. Мы будем кормить кашей тех, кто может есть, и поить молоком тех, кто не может. Нам нужны дощечки для накладывания шин. Бутылки и кувшины, чашки и ложки. Швейные иглы и нитки. Миссис Макферсон, будьте так добры…
* * *Я практически ничего не знала об исходе сражения, разве что только, на чьей стороне будет победа и что потери армии якобитов будут небольшими. В моей памяти вновь всплыла та старая книжонка, из которой я почерпнула эти сведения.
Потери. Значит, имеются в виду убитые. Но ведь в некоторых случаях и раненых можно отнести к потерям, а у нас в доме к полудню их было уже гораздо больше тридцати. К тому же в Транент все шли и шли победители, и они вели с собой своих раненых товарищей, помогая им из последних сил.
Вдобавок ко всему его высочество приказал, чтобы раненых англичан эвакуировали с поля боя и оказывали им помощь в первую очередь. Они являются «подданными его отца», сурово добавил он, сделав ударение на слове «отец», и я следовала его указаниям. Видно, впопыхах его высочество забыл, что шотландцы, благодаря которым он сегодня выиграл сражение, в сущности, тоже были подданными его отца.
Услышав об этом, я сказала Дженни Камерон:
– Принимая во внимание поведение отца и сына, шотландцам, наверное, следовало бы просить Святого Духа не помогать им сегодня.
По лицу миссис Макферсон было видно, что она ужаснулась такому богохульству, а Дженни рассмеялась.
Крики и радостные возгласы заглушали слабые стоны раненых, которых несли на самодельных носилках, но чаще всего они шли сами, опираясь на плечи товарищей. Некоторые, однако, нетвердо держались на ногах по другой причине, так как успели изрядно напиться. Боль от ран казалась не столь мучительной в свете только что одержанной победы. Несмотря на то что комната была полна раненых, нуждающихся в уходе и лечении, в ней царил неистребимый дух веселья.
– Боже, ты видел, как они удирали, словно маленькие мышки от кошки? – спрашивал один раненый другого, забыв об ужасном ожоге руки от костяшек пальцев до самого плеча.
– И немало их лишилось своих хвостов, – вторил ему товарищ, хрипло посмеиваясь.
И все же радость была не всеобщей. И тут и там виднелись небольшие группы шотландцев, медленно шагающих по склону горы. Они несли остывшие тела своих товарищей: концы пледов прикрывали их лица с неподвижным, отрешенным взглядом, обращенным к небесам.
Это было первое серьезное испытание и для моих добровольных помощниц. Они тоже приняли вызов судьбы, как и солдаты на поле брани. Были минуты, когда они стонали, роптали, отказывались от своих обязанностей, но тут же с еще большей энергией окунались в работу, когда в этом возникала необходимость. Это, однако, не означало, что они прекращали жаловаться во время работы.
Миссис Макмурдо вернулась с еще одной полной бутылью, которую поставили в отведенном для этого месте. Затем она направилась к лохани, где помещались бутыли с водой, слегка подслащенной медом. Эта пожилая женщина, жена одного из рыбаков Транента, у нас заведовала водой. В ее обязанности входило обходить раненых, уговаривая каждого выпить как можно больше подслащенного напитка. Затем она снова обходила раненых, но с другими, пустыми бутылями, чтобы они могли облегчиться.
– Если бы ты не давала им так много воды, они бы столько не писали, – не в первый раз жаловалась она.
– Им необходимо пить, – терпеливо разъясняла я, тоже уже не впервые. – Вода поддерживает кровяное давление на нужном уровне, возмещает часть жидкости, потерянной организмом, помогает избежать шока. Посмотри, женщина, многие ли из них умирают? – спросила я, неожиданно потеряв терпение при виде недовольного лица миссис Макмурдо, продолжавшей ворчать и жаловаться.
Она издала неясный звук своим почти совсем беззубым ртом, и в ее хмуром тоне прозвучала какая-то отчаянная решимость – мол, хватит, зачем мне мучиться дальше?
– Ммфм, – фыркнула она, но коль скоро взяла бутылки и вернулась к своим обязанностям, я расценила этот жест как временную уступку.
Я вышла на улицу, чтобы хоть ненадолго избавиться от миссис Макмурдо и удушливой атмосферы, царящей в доме. Она была насыщена дымом и запахом немытых тел; у меня даже немного закружилась голова.
А улицу заполнили пьяные мужчины, выкрикивающие победные лозунги, тащившие на себе различные военные трофеи. Одна группа солдат в красноватых тартанах клана Магилливрей тащила английскую пушку, обвязанную веревками, словно опасного зверя. Это сходство усугублялось украшавшими ствол и запальное отверстие отлитыми из металла фигурами волков, готовых к прыжку.
«Предмет гордости генерала Коупа», – подумала я.
Потом увидела знакомую фигурку, пристроившуюся у ствола пушки. Конечно же, это был Фергюс. Волосы у него торчали во все стороны – точь-в-точь ерш для мытья бутылок. Я закрыла глаза, мысленно благодаря Бога, затем открыла их и поспешила вниз по улице, чтобы стащить его с лафета.
– Негодяй! – проговорила я, как следует встряхнув его, и обняла. – Ты почему улизнул и не вернулся? Если бы я не была так занята сейчас, я бы надрала тебе уши.
– Мадам, – растерянно повторял он, щурясь на полуденное солнце. – Мадам…
Я поняла, что он не расслышал ни единого сказанного мною слова, и уже мягче спросила:
– С тобой все в порядке?
На его лице, покрытом грязью и сажей, появилось смущенное выражение. Он кивнул и неуверенно улыбнулся.
– Я убил английского солдата, мадам.
– О?!
Я не была уверена, в чем он сейчас нуждается: в поздравлениях или в утешении. Ему было всего десять лет.
Он нахмурился и сморщил лицо, как будто пытаясь что-то вспомнить.
– Я думаю, что убил его. Он упал, а я ударил его ножом.
Фергюс растерянно смотрел на меня, как будто ожидая, что я либо опровергну его слова, либо помогу утвердиться в их правильности.
– Пошли, Фергюс. Я накормлю тебя и уложу спать. Не думай больше об этом.
– Хорошо, мадам.
Он покорно пошел рядом со мной, но вскоре я поняла, что сейчас он рухнет ничком на землю.
Я не без труда подхватила мальчика и поволокла к дому, где размещалось «хирургическое отделение» нашего госпиталя. Вначале я намеревалась накормить его, но, когда добралась туда, где О’Салливан безуспешно пытался организовать питание армии, обнаружила, что Фергюс спит сном праведника. Поэтому я оставила его на кровати в комнате, где одна из женщин присматривала за детьми, в то время как их матери оказывали помощь раненым. Кажется, сейчас это было самое подходящее для него место.
* * *Ближе к вечеру в доме набралось человек двадцать-тридцать раненых, и две мои помощницы буквально сбились с ног. Обычно в таком доме размещалась семья из пяти-шести человек, и сейчас просто яблоку негде было упасть. Раненые лежали вплотную друг к другу на полу. В окно мне были видны группы офицеров, входящих в дом пастора и выходящих из него. Там разместилось верховное командование. Я не отрывала глаз от двери, фактически не закрывавшейся ни на минуту, но среди вождей кланов, прибывающих для доклада о понесенных потерях и получения поздравлений, не видела Джейми.
Я гнала прочь мучительное чувство тревоги, успокаивая себя тем, что не обнаружила его среди раненых. С самого утра я не могла найти время, чтобы заглянуть в палатку, где аккуратными рядами лежали погибшие воины, будто ожидая последней проверки. Впрочем, там он никак не может быть.