На очередном трехкилометровом кроссе прибежал вторым в роте, уступив только Володе Смиренскому. Причем финишировали с большим отрывом, не зря тренировался, есть подчиненным к чему стремиться.
29 маяНа сутки выходил с ротой на перевал Ризкан. При возвращении прочесали кишлаки Пучок и Кури, результата нет.
31 маяЗавтра начинается новый учебный период. Куча дел. Особое, я бы сказал даже нездоровое, внимание уделяется вопросу учета, хранения и сбережения боеприпасов. Старшие начальники грозят снятием с должности командирам рот, если при проверке учетных данных и наличия боеприпасов возникнет разница хотя бы в один патрон. Мы берем с собой при выходах по два боекомплекта в основном россыпью или в обоймах для скорейшего снаряжения. Если идут, допустим, шестьдесят человек с роты, получают по семьсот патронов на автомат и две тысячи на пулемет. Итого – тридцать шесть тысяч на ПК, в роте восемнадцать пулеметчиков, двадцать девять тысяч к «АК-74». Ну, немного постреляем, при возвращении сдаем, ссыпаем в ящики около шестидесяти тысяч патронов. Пересчитываем, записываем в описи. Но ведь при таком количестве можно ошибиться, и не на одну штуку. И что? За это с должностей снимать? Считаю подобный приказ безмозглым.
Последние походы и бои
5 июняПолучили задачу на боевой выход. Завтра-послезавтра выходим в урочище Аргу на месяц-полтора. Готовимся. Подошел к командиру с просьбой не брать Студеникина и Кузнецова в горы, они после обследования в Кабуле прибыли со справками о психических отклонениях и целесообразности использования их в подразделениях обслуживания. Получил ответ: «Вперед их, на мины. Пусть минные поля разминируют». И песенку в придачу: «Хорошо тому живется, у кого одна нога, тому пенсию заплатят и не надо сапога». Ему-то смех…ки, а мне проблема, обуза, но делать нечего, придется брать с собой. Назначаю ответственных из числа опытных сержантов, чтобы приглядывали, пить не давали, а то они свою воду выпивают на первых километрах, и потом их, обессиленных приходится тащить.
У меня сменился позывной. Был Метель, стал Лоза.
7 июняВ ночь выдвигаемся с разведротой с задачей занять перевал Ризкан и обеспечить с утра прохождение главных сил полка. Разведчики занимают перевал слева, моя рота справа от старой кишимской дороги. Вышел в указанное место, занял высоты. С собой взяли Гошу, он уже здорово вырос за три месяца, ему подрезали уши. Афганцев почему-то на дух не переносит, чует их метров за сто – лучшего часового не придумаешь.
8 июняНикогда столько войск не бывало в этих местах. Десятки боевых машин пехоты, танки, артиллерия, связные машины и тылы; враги опешили, отошли без боя. Разведчики приволокли «языка», пытались что-то узнать – молчит. Командир кричит: «Поговорите с ним по телефону!». Но и после «телефонного разговора» пленный ничего не сказал. У афганцев есть свои герои.
Уточняем задачи. Моя рота проверяет кишлаки Акбурья и Шахмари, они находятся рядом. Восхищаюсь инженерным оборудованием местности. От кишлаков на господствующие высоты идут ходы сообщений, а там траншеи в полный профиль, перекрытые щели, дзоты, и все вырублено в камне.
Все местное население ушло, остались старики и дети. В Шахмари нашли одного: то ли не успел уйти, то ли специально для наблюдения остался. Нашли у него в доме пистолет и мешок с патронами к БУРу, «АК», ПК. На вопросы, где духи, отвечать отказался. В ущелье под кишлаком протекала речушка, там росла развесистая чинара. После третьего взвешивания на чалме начал разговаривать. Самое страшное наказание для правоверного мусульманина – быть повешенным, душа в рай не попадает. Рассказал, что в пятистах метрах, где находятся два глинобитных домика, накануне пришли два душмана, которые и сейчас там находятся.
Направляю Сашу Алошарафова с отделением туда для захвата. Сам сижу на крыше, курю и наблюдаю. Вдруг раздается залп, настолько плотный, что на мгновение моих солдат закрыло пылью, с недолетом небольшим ударили, заработал ДШК. Наши залегли, ищут укрытия. Посылаю Смиренского на выручку, может быть, есть раненые, убитые, необходимо помочь отойти, вытащить. Смиренский спустился в ущелье, дальше не идет, ввязался в перестрелку. Эх, Володька, Володька – дрогнул, первый раз попал в серьезную переделку, ничего, обстреляется, научится. Кинулся сам, Смиренский за мной. Хорошо, ущелье извилистое, как траншея. Прыгаешь от одной стенки к другой, тут же в то место, где только что был, вражеская пуля летит. Очень плотный огонь ведется. Выползаем на высотку, где ребята залегли, оглядываюсь – никого. Неужели уже утащили, пронеслась мысль. Вдруг замечаю, как на высоту, где находится рота, выползают бойцы. Один, два… десять – слава богу, все целы. Самим бы сейчас уйти. Где ползком, где бегом, совершая акробатические прыжки через дувалы, отходим и мы. Заняли оставленный духами укрепрайон, останавливаемся на ночь.
У меня один погибший – Миша Боридченко. В дзоте находился, пуля влетела в амбразуру, попала в рот и вышла через затылок. Вот он лежит на плащ-палатке, а мы рядом ужинаем, ковыряя мясорастительные консервы, и ни один мускул не дрогнет, нет даже чувства жалости, настолько очерствели и огрубели. Но живым надо жить; есть, пить, курить, отдыхать, набираться сил. Некогда скорбеть. Отходняк, он потом приходит, когда все закончится, тогда мы пьем водку, приходя в чувство.
9 июняВялая перестрелка продолжалась почти до утра. Перед рассветом духи всегда уходят, потому что появляются наши лучшие друзья – вертолетчики, на своих боевых небесных колесницах. На нашу высоту, чтобы забрать Боридченко, восьмерка сесть не смогла, прилепилась одним колесом, зависла. Погрузили Мишу, отправили. Мимолетная жалость все же накатила. Только нормальным солдатом стал становиться, все время с открытым ртом ходил, в рот и заполучил пулю, прямо мистика какая-то. Выдвигаемся к кишлаку Алимангу, родному для главаря местной банды Джемалутдина. На подходе старейшины встречают хлебом-солью. Точнее, вынесли лепешки, сметану, айран. Опасаются, как бы не начали мстить за вчерашнее. Но об этом даже мысли не возникает. Занимаем высоты, блокируем, разведка пошла на зачистку.
Встретили хлебом-солью, а через пару часов до утра бились в окружении. Комсомолец батальона Л. Вейсер, А. Орлов, С. Моргун, И. Алошарафов
Вечереет, вот-вот наступит темнота. Вдруг, бу-бу-бу, заработал ДШК. Мы, конечно же, успели окопаться, ведь первым делом после занятия высоты готовим укрытия. Началось, духи обложили со всех сторон, расстояние метров триста, правда, через ущелье. Вхожу в связь с артиллеристами, даю свои координаты, духов. Командир батареи Юрьев Саша вошел в связь: «Алексей, боюсь вас накрыть». «Давай с перелетами», – отвечаю. «А я вас подведу». Артиллеристы открыли огонь, снаряды ложатся совсем рядом. ДШК после нескольких очередей меняет позицию и вдруг замолчал. Молодцы артиллеристы, наверное, накрыли, полегче стало. Духи обкуренные: «Алла-алла» – несется по кругу. Кричат: «Шурави, сдавайтесь». А наши в ответ: и по батюшке, и по матушке, и на «х» их, и на «б» – в общем, весело. Если посмотреть со стороны, то ночной бой очень красив. Трассеры летают, пересекаются, вспышки выстрелов вокруг, огненные шары гранатометных выстрелов как кометы летают, духи из РПГ-7 пытались нас напугать. Дал команду прекратить бестолковую стрельбу, отстреливаемся из подствольников, на такой дистанции очень эффективно, на всякий случай готовим гранаты. К утру, как всегда, тишина, противнику нужно уйти, убежать на достаточное расстояние. Но без боя не сдаются. По соседству шестая рота, не дойдя до перевала, отбивалась. Слава богу, потерь нет.
10 июняС рассветом снова пытаемся догнать отходящих, убегающих духов. Это как игра в салки, только у них преимущество – они местные, знают каждую тропинку. Заняли перевал Алимангу, двигаемся дальше. Дошли до альпийских лугов, они начинаются на высоте три тысячи метров. Здесь очень сочная зеленая трава и чистейшие хрустальные ручьи. Догнать не получилось. Вскарабкались на высоту три тысячи восемьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Внизу жара пятьдесят градусов, а здесь еще снег лежит и температура около нуля или одного градуса с минусом. Остановились на ночь. Второй раз за службу услышал, как рота стучит зубами от холода.
11 июняПрочесываем кишлаки по другую сторону перевала Алимангу. Картина та же – старики и дети, даже скот угоняют с собой. Закончился сухпай, приходит знакомое чувство голода. Иногда попадаются пастухи, пытаются угостить чаем с бараньим жиром, но даже с голодухи он не идет. Жуем соленый сыр из козьего молока, но и от него толку мало. Попался баран, слышал, что свежая кровь придает силы. Выпил кружку, но, кроме отвращения, ничего не испытал. Приготовить барана не успели, команда – «вперед». На ходу жуем почти сырое мясо.
