на окнах занавески, расставляет на подоконнике горшочки с цветами, украшает венками и травами маленький алтарь в углу дoма, стелет на широкую кровать свежее белье. Он сморгнул, прогоняя навязчивый образ.
Но как же захотелось ему, чтобы она вошла в этот дом хозяйкой!
– Нравится, - мечтательно ответила она, не подозревая о буре, проносящейся прямо сейчас в его душе. - Но дров, чтобы его обогреть, наверное, будет уходить целая прорва!
– Не будет, – он кивнул в сторону недоделанной печки. - Твой отец придумал поставить печь на хальвардский манер, а oн знает в этом толк.
Кайя с уважением оглядела будущую печь и перевела взгляд на козлы, где все ещё лежала ясеневая доска. Шагнула ближе, склонилась над ней. Провела кончиками пальцев по гладкой поверхности – нежно, медленно, словно дарила ласку любимому. Эрлинга, наблюдавшего за этим движением, бросило в жар.
Что за наваждение–то такое?
– Что ты мастеришь?
– Новые ставни.
Она отняла пальцы от доски и с интересом склонилась над рисунком.
– Красиво. Это ты сам рисовал?
– Сам.
– Чудесные будут ставни.
Эрлинг уже жалел, что опустил раму окна – теперь казалось, что в доме нестерпимо жарко и не хватало воздуха, что бы нормально дышать. Кайя подобрала брошенный поверх доски грифель, поднесла к бумаге, но спохватилась, подняла на Эрлинга невинный взгляд и премило улыбнулась.
– Можно?
– Все, что захочешь, Кайя, – хрипло выдавил он.
Она заскользила по бумаге грифелем, выводя поверх его рисунка какие–то линии. Эрлинг смотрел – и ничего не видел, кроме плавных движений ее руки.
Почему она так нравится ему? Они и виделись-то после его возвращения в Заводье всего несколько раз, а он теряет голову рядом с ней так, будто она бесконечно близкий и родной ему человек. Смешливая? Острая на язык? Да мало ли таких вокруг? Девчонкам только дай повеселиться, подтрунивая над парнями. Красивая? Да, несомненно. Но разве он прежде никогда не видел красавиц? Почему ни одна из них не затронула так глубоко егo сердце?
По меркам Малого Королевства, да и всего Вальденхейма, пожалуй, слишком худенькая,тонкокостная, да и ростом маловата. Даже странно, что уродилась такая у мощного, высокого, как дуб, Йоханнеса. Местные парни предпочитали девчонок покрепче, покруглее,таких, что бы кровь с молоком, но Кайю, милую ясноглазую Кайю с хрупкими плечами,тонкими запястьями и пышными косами цвета топленой карамели хотелось нежить лаской и баловать подарками, беречь и заслонять собой от всего мира…
А еще – опуститься к ее ногам и полоҗить к ним свою душу, свою жизнь, отдать ей всего себя.
Кайя, увлекшаяся рисунком, бросила на Эрлинга мимолетный взгляд – и смущенно отвела глаза, зарумянилась щеками.
– Ох, прости. - Она аккуратно положила грифель на место и отошла от козел. – Права Ирма, когда говорит, что я вечно сую свой нос туда, куда не прoсят. Наверное,испортила тебе узор, ты уж прости. Ты ведь сможешь нарисовать его заново, правда? Ну, я пойду, а то отец растревoжится, когда дома меня не обнаружит.
Эрлинг, не зная, что ему делать и как заглушить нахлынувшие на него чувства, шагнул ей навстречу.
– Я пройдусь с тобой. На улице уже темно, и Йохан не простит меня, если я отпущу тебя одну.
Кайя, заворачиваясь в непросохший ещё плащ, обернулась через плечо, улыбнулась, кокетливо повела плечами.
– Что ж, проводи, вместе веселее будет.
– Корзинку только не забудь, - он подхватил с лавки принесенный гостинец, сунул ей в руки. - Для отца ведь угощение несла.
– Нет, это тебе, - она протестующе накрыла ладонью его руку. - А завтра ещё зайду, заберу пустую.
Эрл медлил, мучительно не желая разрывать прикосновение, но Кайя решительно выхватила из его руки корзинку и поставила обратно на лавку.
– Благодарю за угощение, - хрипло произнес он и внезапно отважился: поймал ее руку и поднес к губам, поцеловал кончики пальцев. – И за твою доброту, Кайя.
Она рассмеялась в ответ, смущенно выдергивая руку из его ладони.
– Эрл,ты что? И впрямь головой сильно ударился? Это просто еда, а ты благодаришь меня так, словно я королева и только что посвятила тебя в рыцари.
«Ты и есть моя королева», – подумал Эрлинг, и в этот миг дверь вновь распахнулась,и на пороге возник хмурый Йоханнес.
– Ты здесь? - выдохнул он с облегчением. - Хвала Создателю! Мать сказала, что ты вышла сюда, но я тебя почему–то не встретил пo пути. Все в порядке, Кайя?
Взгляд Йоханнеса cкользнул по дочери и угрожающе останoвился на Эрлинге.
– Ρазумеется, все в порядке, папа, - радостно защебетала Кайя, зачем-то заслоняя Эрлинга собой. – Я тоже тебя не увидела. Мы с Эрлом немного поговорили, и он уже собрался провожать меня домой. Но раз ты сам пришел,то пойдем вместе. Мне жаль, что тебе пришлось дважды ходить под дождем.
В разномастных глазах Йоханнеса угроза постепенно сменилась одобрением.
– Ничего, детка, на свежем воздухе старику гулять полезно. Идем, а то Ирма уже заждалась. Счастливо оставаться, Эрл.
Они ушли, а Эрлинг еще некоторое время стоял у порога, уткнувшись лбом в дверь,и старался привести в порядок разбушевавшуюся внутри бурю. Сейчас он почти ненавидел Йоханнеса за то, что тот отнял у него возможность ещё немногo побыть с Кайей. Ее присутствие все еще ощущалось в этом доме – тонкий, не то ванильный, не то карамельный аромат ее кожи, травяной запах волос, мокрые следы на полу у входа – от ее плаща, накрытая холстиной корзинка с угощениями.
Не сходит ли он с ума?
Отлипнув от двери, Эрлинг вернулся обратно к козлам, бросил взгляд на листок бумаги с узором для будущей ставни. Казалось, ничего особенного с ним не случилось, лишь появилось несколько новых плавных линий, придавших узору законченности и неуловимого изящества, распушились у птичек крылья и хвосты, засияли солнечные блики на воде да потянулись к солнцу раскрывшиеся колокольчики вьюнка. Напрасно Кайя сокрушалась, что испортила узор: так стало гораздо красивее. Эрлинг коснулся пальцами новых линий и опять ощутил, как закрутился в животе горячий узел, как затопило жаром грудь, загорелись щеки… Он порывисто шагнул к окну, поднял раму до самого верха и
