"Мы больше говорим о прошлом. Еще раз убедилась - старых людей надо оберегать, как ценнейшие памятники, их жизнь - клад, из которого многое можно извлечь. Татьяна Георгиевна рассказывала, что ее папу крестили в Павловске в дворцовой церкви. Крестными были папина бабушка Мария Георгиевна Балакшина и Модест Петрович" (22.5.83 г.).
"Мы вас очень ждали на 24 ноября. В этот раз ночью я должна была работать, но с большими боями выжала от начальника отгул. Вашу бандероль получили после обеда. День рождения Татьяны Георгиевны встречали втроем. Пришел Сергей Борисович Петров, преподаватель из института, вы его помните, принес букет белых хризантем. На улице был морозец и лунная ночь. Татьяна Георгиевна рассказывала то, что слышала от своей матери, а я записала: "Крестили меня в имении. Пригласили священника, дьякона, пса ломщика. Они привезли купель, паникадило и кадило. В зале постелили ковер. Крестной была тетя Татьяна Филаретовна, крестным - ее сын Борис. А отца в это время не было - его взяли на японскую войну, и приехал он, когда мне было восемь месяцев. В нашем роду любили имена Татьяна и Георгий. Оттого и назвали меня Татьяной. Справляли тогда не день рождения, а день ангела. Детям шили обновы, дарили подарки. С утра обязательно шли в церковь. После отслуживания обедни собирались гости домой, поздравляли, накрывали стол, пели, играли, танцевали"" (3.12.83 г.).
"Татьяна Георгиевна как взглянет на портрет Модеста Петровича, так плачет, жалеет, что он был так одинок. Рассказывала о любви к женщине, которой он делал предложение, но она отказала ему, потому что была намного старше, но до смерти опекала его и сохраняла дружеские отношения. Татьяна Георгиевна говорит: "Поэтому он и не женился". Это мнение передается у них из поколения в поколение" (3.1.84 г.).
"Татьяну Георгиевну взяли в больницу. Устроить помог ваш знакомый из Москвы профессор Николай Алексеевич Мухин. Но лекарства уже не помогают. Когда боль отступает, Татьяна Георгиевна расспрашивает обо всех. Я читала ей ваше письмо, новые статьи. Она вас очень жалеет, говорит: "Какой труд на себя взвалил..." Звонил Нестеренко, подробно расспрашивал о здоровье Татьяны Георгиевны. Он на Татьянин день собирается прислать пластинки" (27.1.84 г.).
"Как тяжело писать это письмо. От всего, что случилось, зябнет сердце... Судьба меня до сих пор миловала - близких не теряла. Все дни, когда хлопотали с похоронами, была суета и нагрузки, я думала: "Почему у меня в сердце какая-то пустота?". И вот только сейчас дошел весь ужас непоправимого. И сердце перевернулось. Все будет идти своим чередом: земля вертеться, снег таять, часы отсчитывать время - но без Татьяны Георгиевны. Она скончалась 22 марта в 23 часа - в день прилета жаворонков, которых она всегда так ждала. И не дождалась. Мы отвезли ее в церковь, где была обедня, потом панихида. Пел хор, открывались ворота, зажигалась люстра, горели свечи в руках тех, кто провожал, звонили колокола - все, как она хотела... Как ее все любили. В молодости она хорошо играла на рояле, гитаре, пела, танцевала, читала стихи и сама их сочиняла, эрудированная на редкость, любящая все прекрасное, понимающая, сочувствующая, она до последних дней сохранила женственность и обаяние, а какая милая, что трудно описать" (28.3.84 г.).
В день и час кончины Татьяны Георгиевны по Всесоюзному радио звучал ее голос - шла передача о Мусоргском. И мы тогда не знали еще, что оборвалась родовая нить, нет на земле больше человека с такой фамилией. И случилось это опять же в марте, который для многих Мусоргских волей судьбы стал месяцем рождения и смерти.
Отозвался на наше горе и Нестеренко. "И теперь самое последнее, о чем больно писать,- нет больше с нами Татьяны Георгиевны Мусоргской. Она светом души своей озаряла всех, кто дружил с ней, так или иначе соприкасался с нею. Все понятно, преклонный возраст, болезни, все мы смертны, но когда уходят такие люди, как будто гаснет яркая звезда на небе и становится темнее..." (10.5.84 г.).
В конце мая Нестеренко приехал в Рязань и дал бесплатный концерт в трех отделениях в память о Татьяне Георгиевне. Потом мы все вместе побывали на кладбище, положили цветы на могилу, где стоят рядом два белых креста: Георгию Филаретовичу и Татьяне Георгиевне Мусоргским - последним представителям этой фамилии.
"Счастлив, что пою..."
В экспозиции музея есть портрет Евгения Нестеренко с автографом: "Ничего не знаю выше музыки Мусоргского, счастлив, что пою ее".
Наверное, Модест Петрович был бы особо благодарен этому певцу, ведь он - первый и пока единственный в мире исполнитель всех вокальных произведений Мусоргского, в том числе сложнейших циклов: "Песни и пляски смерти" и "Без солнца".
- У Мусоргского был баритон без верхов, многие произведения он написал для своего голоса, и мне пришлось немало поработать,- сказал однажды Нестеренко.
Какой колоссальный труд совершил певец, чтобы тщательно изучить каждое произведение и донести его До слушателей всей нашей планеты! В этом, в частно- сти, убеждают и его письма. "Сегодня - 100-летие со дня смерти М. П. Мусоргского. В Большом вечером пою Бориса. Завтра улетаю в Новосибирск... Неделю был в Италии. В Милане в этом сезоне гораздо шире отмечают 100-летие, чем у нас. Возможно в течение сезона услышать практически всю музыку Мусоргского. Хотят одну из улиц Милана назвать "виа Мусоргский", а в Ленинграде и Москве улиц таких пока нет - но будут! Черт возьми..."
"Спел три концерта в США из произведений Мусоргского. Получил уже вырезки из газет - один критик из Канзас-Сити пишет в рецензии, что "Песни и пляски смерти" произвели в Америке сильное впечатление. Так что двигаем потихоньку Мусоргского и за океан - там его камерную музыку знают, но далеко не все".
В Японии после концертов Нестеренко выпустили несколько пластинок с записью произведений Мусоргского.
После гастролей в Эстонии Евгений писал: "Спел "Бориса" в новой постановке, кажется, в этой редакции начинает что-то получаться". Так скромно Нестеренко оценил свою роль, а ведь в мировой печати его называют "королем басов"; за пластинку "Песни Мусоргского" певец удостоен двух наград: "Грэмми", высшего приза национальной академии грамзаписи США, и "Золотого диска" отечественной фирмы "Мелодия"; за исполнение роли Бориса награжден в Италии медалью "Золотой Виотти"... За образ "Бориса Годунова" - и Ленинская премия!
В конце сентября 1985 года мне посчастливилось побывать на новой постановке "Бориса Годунова", которую показал в Москве театр "Эстония". После спектакля все исполнители собрались в квартире Нестеренко и почти до утра говорили о Мусоргском. Музыкальный руководитель и главный дирижер театра народный артист ЭССР Эри Клас рассказывал, как он работал над первоначальной редакцией оперы, представленной в свое время Модестом Петровичем в оперный комитет, но не принятой. И постановщик, и все исполнители вместе с Нестеренко проделали огромную работу, чтобы вернуть на сцену забракованную полтора века назад оперу. Эта постановка идет с успехом на многих сценах мира и, как писала "Советская культура", стала "открытием подлинного Мусоргского, его музыки, суровой и трагичной". Об исполнении произведений Мусоргского в подлинной редакции Нестеренко заботится постоянно и сам старается проникнуть в "мастерскую" композитора. После концерта в Знаменском соборе фольклорного ансамбля Дмитрия Покровского Евгений посоветовал мне расспросить руководителя ансамбля об экспедициях на Псковщину. Мы встретились с Дмитрием Викторовичем в его московской квартире, и я услышал следующее:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
