и датировок. Однако нашлись и скептики. В XIII тыс. до н. э. местность, где находится Монте-Верде, располагалась в нескольких десятках километров от ледника. Кому и зачем надо было жить в холодном болоте? Люди использовали в качестве орудий необработанные речные гальки ― возможно, но все же странно: параллелей подобной практике на других памятниках мы не имеем. Конечный вердикт: бифасы ― подлинные, кости хоботных ― тоже, радиоуглеродные образцы чистые, но связи между всем этим нет.
Обнаруженные в слое орудия, кости животных, остатки растений разновременны и, возможно, оказались вместе в результате схода селевого потока.
В 2008 г. из хранящихся в музее образцов культурного слоя стоянки были выделены фрагменты морских водорослей, по которым получены даты 14 218 ± 158 и 14 225 ± 134 лет назад. Вероятность того, что кусочки водорослей были принесены в Монте-Верде ветром, ничтожна. Гораздо правдоподобнее, что водоросли использовались людьми ― в качестве пищи или как лекарственное средство. Эти данные повышают надежность стоянки как древнейшего свидетельства пребывания человека в Южной Америке, но опорным памятником для реконструкции заселения континента Монте-Верде все равно не становится. Дело не в ранней датировке ― ничего фантастического в ней нет, речь все равно идет о времени после ледникового максимума и всего лишь о тысяче лет раньше кловиса. Однако каменная индустрия памятника настолько скудна и невыразительна, что сравнивать ее не с чем, и о происхождении обитателей Монте-Верде остается только гадать.
Мы не станем перечислять остальные сделанные в Центральной и Южной Америке ранние находки: осмысленной исторической картины все равно не получится. Обнаруженные здесь материалы финального плейстоцена ― раннего голоцена не дают ясного ответа на вопрос о том, как происходило заселение этих территорий предками индейцев. Если для области, примыкающей к Тихому океану, связь хотя бы части местных ранних каменных индустрий с североамериканскими вероятна, то никаких прототипов для бразильской традиции итапарика предложить нельзя. Не имеет предшественников и традиция отщепов с подправленным краем, представленная как на северо-западе, на побережье Тихого океана, так и далеко на востоке, в Бразилии. Совершенно неясно и взаимоотношение отдельных традиций в эпоху раннего и среднего голоцена. Что за ними стоит ― всё новые волны мигрантов или же результат адаптации людей к местным условиям после заселения новых территорий?
Глава 4
МИФЫ ЗАСЕЛЯЮТ АМЕРИКУ
Мифы и другие фольклорные тексты ― новый и чрезвычайно богатый источник данных о происхождении американских аборигенов.
Впрочем, новым его можно назвать лишь условно. В конце XIX ― начале XX в. ученые не раз пытались черпать из него знания о прошлом. Например, В. Г. Богораз и В. И. Йохельсон, ставшие участниками организованной Ф. Боасом Северотихоокеанской Джесуповской экспедиции, собирали на северо-востоке Азии материалы с целью проверки гипотезы «эскимосского клина», якобы разделившего ранее живших рядом друг с другом индейцев и палеоазиатов. Немецкий этнолог П. Эренрайх по крохам собирал данные о мифах индейцев Южной Америки, дабы определить происхождение аборигенов Нового Света. Однако результаты во всех подобных случаях оказались настолько противоречивыми и неопределенными, что после 1920-х гг. такие попытки были оставлены, а в изучении мифологии на первый план вышли другие направления ― функционализм, психологизм, структурализм.
Есть много причин, почему так случилось. Вплоть до последних десятилетий истекшего века материалы по мифологии оставались достаточно фрагментарны (по одним регионам ― много, по другим ― почти ничего), а технических средств для эффективной обработки данных не было ― без персонального компьютера она чудовищно трудоемка. Но главное в том, что по мере прогресса археологии именно эта наука взяла на себя задачу изучения прошлого, тогда как этнология и фольклористика (а мифы проходят по их ведомству) от ее решения намеренно отстранились.
К концу XX в. положение изменилось. Был опубликован гигантский материал по фольклору и мифологии не только американских индейцев и эскимосов, но и большинства других народов мира, который теперь удалось включить в нашу электронную базу данных. Статистическая обработка 40 тыс. резюме текстов ― элементарная задача для современных компьютерных программ. Стало, кроме того, ясно, что отказ этнологов и фольклористов от исторической проблематики методически не оправдан. Как и любая система, фольклор, конечно же, содержит информацию о породивших его условиях. Наша задача ― найти корректные способы ее извлечения.
Любые устные повествования несут на себе печать языковой и культурной среды, в которой они записаны. «В клети добро, пух и перо, шерсть овечья, шуба человечья» ― такое найдешь только в русской сказке. Однако лишь самый наивный читатель думает, что и сюжеты этих сказок ― продукт русской культуры. Те же или почти те же сюжеты мы встретим у немцев, арабов, монголов и других народов Евразии и Северной (а иногда и не только Северной) Африки, однако не в Южной Америке и не в Полинезии. Подобное распределение не случайно, для него есть исторические причины.
Фольклорно-мифологические тексты никто не придумывает ― их пересказывают. Всякий текст восходит к другому, более раннему тексту, а тот ― к еще более раннему, и цепочка эта тянется в прошлое. Однако немногие обращавшиеся к мифам ученые пытались проследить эту цепочку. Большинство антропологов изучали живые культуры, и анализ фольклорных текстов был призван им в этом помочь. «Культура квакиутль, отраженная в мифологии», «Культура ягуа, отраженная в их фольклорных повествованиях» ― вот характерные названия работ, опубликованных одна в 1935 г., другая ― в 1959 г. Мифы североамериканских квакиутль и южноамериканских ягуа отражают культуру этих индейцев ― разве не так? Так. Однако изучать мифологические повествования лишь для того, чтобы познакомиться с культурой рассказчиков ― не самый разумный способ обращения с материалом. Проще и надежнее изучать культуру, общаясь с ее носителями, а мифы для этого ― слишком сложный источник. В фольклорно-мифологических текстах заключена информация не только о недавнем, но и об отдаленном прошлом, как раз этим они и интересны.
* * *
Определимся с понятиями. Слово «миф» мы будем употреблять в качестве синонима таких слов, как «повествование», «рассказ» и т. п. О «мифах» в узком значении, т. е. о повествованиях эмоционально и идеологически значимых, священных, речь не пойдет. Что думали и чувствовали далекие предки американских индейцев, мы скорее всего никогда не узнаем. Соответственно наш материал ― не целостные повествования, а выделенные из них аналитические единицы ― мотивы. Под мотивами мы будем понимать любые одинаковые элементы в двух или более текстах. Это либо отдельные повествовательные эпизоды, их цепочки и сочетания, либо различные образы.
Вот примеры мотивов: «Затмения светил вызывает жаба или лягушка»;
