- А переписать ноты своей рукой, как говорится, дело техники, улыбнулся я. - Тем более - времени предостаточно.
- Точно, - подхватил Жаров. - Он ведь тоже учился на композитора, у того же Афанасия Прокофьевича Стогния. И мог добавить свое. Все, кто смотрели произведения, в один голос говорили: они неравноценны. Те, что написаны на старой нотной бумаге, - лучше. Потом пошли на разлинованной от руки. Хуже! Хуже и все тут. Этот факт можно считать бесспорным.
Снова заговорил Коршунов, выступивший на этот раз в роли весьма серьезного оппонента:
- Почему Комаров не вышел "из подполья" при немцах? Мог выдать себя за жертву Советской власти. Как-никак сидел в заключении. Причем доказать это ничего не стоило: Лосиноглебск находился в руках фашистов...
Жаров пожал плечами:
- Одно дело совершить убийство, может быть, в состоянии аффекта... Или украсть рукописи... Но измена Родине - это крайний порог, за такое грозит расстрел.
- За умышленное убийство - тоже, - сказал я. - На какой почве, по вашему мнению, произошла драка?
- Письма, Захар Петрович, свидетельствуют о том, что оба любили Митенкову. Ревность...
- С ними на пляже была сестра Комарова Таисия, - сказал Коршунов. Подруга Митенковой...
- Ну и что? - спросил следователь.
- Почему Белоцерковец обязательно был влюблен в Митенкову?
- Я прежде всего исхожу из фактов, Юрий Александрович. У нас на руках есть письмо Павла Белоцерковца к Митенковой. Ясно, как божий день: "крепко целую, твой Павел".
- По-моему, ясность нужна во всем, - сказал Коршунов. - Получается так: Комаров, возможно, убит, а возможно, остался жив. Но ведь и с Белоцерковцем не все понятно. Убийство его не доказано.
- Комаров взят под стражу в связи с убийством, - сказал Жаров.
- В качестве подозреваемого в убийстве, - поправил я.
- Именно. Более того, - продолжил инспектор уголовного розыска, - сам факт смерти Белоцерковца не был установлен с абсолютной достоверностью.
- Он не вернулся в Ленинград - раз, - возразил Жаров. - Его больше никто не видел - два. Часы - три. Окровавленная рубашка - четыре... Но допустим, 15 июня Белоцерковец не был убит на пляже. Где же он?
- У Митенковой. Этот самый Домовой, - сказал Коршунов. - Музыку пишет? Пишет. И ведь, как говорят знающие люди, именно своим стилем. Правда, из года в год хуже. А почему он должен сочинять лучше в сундуке? Я в этих вопросах не разбираюсь, но как в его положении вообще можно сочинять музыку? Конечно, это для него единственная отдушина. Но добровольное заточение делает свое дело. Доходит человек и душой, и телом. Понятно, почему талант сошел на нет.
- Начнем с того, зачем ему прятаться у Митенковой?
- Напакостничал так, что испугался Комарова.
- Например? - Жаров теперь был в роли оппонента и наступал на Коршунова весьма напористо.
- Может, он стащил у Геннадия какую-нибудь идею, произведение. Плагиат называется. Бывает такое?
- Бывает, - милостиво согласился следователь.
- Вот он и говорит ему: "На тебе часы, они твои". Тогда это была большая ценность, не так ли, Захар Петрович?
- Да, пожалуй. Часы имело меньше людей, чем сейчас автомобили.
- Пускай не плагиат, а что-то другое, - продолжил Коршунов. - Может, этот самый Белоцерковец серьезно подвел друга, выдал какую-нибудь тайну. Иной раз предательство между друзьями паче ревности разжигает вражду...
- Но почему это произошло именно в тот день? Они мирно провели 14 июня. Заметьте, Комаров пригласил Белоцерковца к себе домой, на день рождения...
- Этого я сказать не могу, - пожал плечами Коршунов. - Какая-то причина для драки была. Говорят: ищи женщину... Может, из-за сестры Геннадия? Гадать не хочу...
- Скорее все-таки из-за Митенковой. Ведь оба были в нее влюблены, сказал Жаров.
- Возможно... Во время драки Павел Белоцерковец понял, что пощады от Комарова не будет. И бежал позорно к Митенковой. Хотя бы на время, пока улягутся страсти. Его побег приняли за доказательство вины Комарова в убийстве. А тут война. Пока Белоцерковец очухался, пришли немцы. Вот он и продолжал прятаться. Выйти нельзя: примут за партизана. Немцев прогнали, он стал бояться своих: сочтут за дезертира. Так и просидел до наших дней.
- А Комаров? - спросил Жаров.
- Комаров, наверное, действительно погиб при бомбежке, - ответил Коршунов.
- Как это Митенкова могла спрятать у себя парня в мирное время, когда еще дома отец, брат? Девчонке-то восемнадцать годков было. Соседи, слухи. Ведь Белоцерковец исчез до войны... Неувязочка, Юрий Александрович... А Комаров обратился к ней уже после начала войны. К тому времени отец и брат Митенковой были уже на фронте, а от матери не было известий. Совсем другое дело.
- А почему Белоцерковец подался сразу к Митенковой? Не обязательно. Он мог перебиться у кого-нибудь сначала. Смотрите, какое положение у того и этого. Павел - вольный казак, он не беглый арестант. Живи, где хочешь...
- И все-таки мотивы возможного приезда Белоцерковца к Митенковой и его страх, заставивший столько лет просидеть взаперти, для меня не понятны, сказал Жаров.
Коршунов не отступал. В его версии была простота, та простота, которая больше походит на правду, чем умозаключения Жарова. Но и версия Коршунова имела заметные трещины.
- Розыск Комарова был объявлен? - спросил я.
- Нет, - сказал Коршунов, - семье объявили, что он погиб.
- А Белоцерковца разыскивали?
- Нет. - Инспектор угрозыска пожал плечами. - Его ведь считали убитым 15 июня сорок первого года.
- Выходит, оба могли не только умереть, но и остаться в живых? обратился я одновременно к Жарову и Коршунову.
- Могли, - кивнул следователь.
- У Митенковой обнаружен только один человек, - сказал Жаров.
- Допустим, что это не Комаров и не Белоцерковец, - настаивал я.
- Кто же в доме Митенковой писал музыку? - воскликнул Жаров.
- Почему ее обязательно сочиняли у Митенковой?
- Как же... - Константин Сергеевич не знал, что возразить.
- Я сейчас предложу вам несколько вариантов, которые можно допустить... Оба живы. Оба скрывались у Митенковой. Один из них умер. Второй - находится сейчас в больнице Межерицкого... Расшифрую еще подробнее. Допустим, Комаров избил Белоцерковца, столкнул в воду. Тот все-таки очухался, выплыл, бежал и спрятался у Митенковой. Затем Комаров, выбравшись из-под обломков тюрьмы и уверовав в гибель приятеля, тоже направляется в Зорянск. Друг, оказывается, жив и невредим. Но в городе уже немцы. Оба продолжают скрываться, забыв обиды. Павел сочиняет музыку... Город освобождают советские войска. Оба, испугавшись, что наши могут обвинить их в дезертирстве, остаются в "подполье". Через несколько лет Белоцерковец умирает. А Комаров постепенно сходит с ума... Как говорится, фантазия на тему... Но попробуйте ее опровергнуть!
- Вообще-то да, - почесал затылок Жаров. - Задачка...
- Другой вариант на эту тему может выглядеть так: умер Комаров, он не писал музыку... Еще третий, Домовой, - совершенно посторонний человек. Жаров порывался что-то сказать, но я остановил его жестом. - Да-да, совершенно посторонний человек. Он не крал рукописей ни у Комарова, ни у Белоцерковца. Вы спросите, как же тогда сочинения могли оказаться на чердаке дома Митенковой? Жил-был Белоцерковец. Или Комаров. Все равно. Сочинительство по каким-то причинам стало для него делом третьестепенным, как, например, для того же Яснева, тем более - писалось все хуже и хуже... С Митенковой Комаров-Белоцерковец поддерживал связь, как с подругой юности. И, будучи в гостях, оставил ей на сохранение свои творения. Или же подарил. А сам где-нибудь почил или доживает свой век...
- А как же реакция на игру Асмик Вартановны? - спросил Жаров.
- Вы знаете, Константин Сергеевич, что "Песня" и нас с вами задела за живое. Вот и нашего Домового проняло. Ведь он заволновался именно тогда, когда исполняли ее.
- Но Домовой ведь даже пытался играть!
- Это психически ненормальный человек. Инструмент, музыка вызвали у него какие-то эмоции, переживания. Вот он и решил попробовать сам... Как видите, доказать что-либо категорически или опровергнуть - трудно. Сейчас этот человек невменяем, видимо, и к ответственности привлечен быть не может, даже если он совершил тяжкое преступление. Но допустим, завтра Домовой поправится, и авторитетная психиатрическая экспертиза даст заключение, что он здоров. А он откажется назвать себя, дать какие-либо показания. Что вы как следователь предъявите ему?
- Если это Комаров... - начал Жаров и замолчал.
Мы все трое невольно улыбнулись.
- Вот именно: если, - сказал я. - Так что, Константин Сергеевич, продолжайте работать...
В конце января заехал в прокуратуру Межерицкий и с первых же слов ошарашил меня:
- Захар, ты можешь достать путевку в дом творчества композиторов? Хорошо бы на два срока...
- Вот это задача! Ну, еще в местный дом отдыха куда ни шло... А для кого стараешься?
- Для вас!
- Не понимаю...
