о пропаже монеты в тот воскресный день, когда сообщил об ограблении. Только потому, что не проверял тогда ее наличие, — решил Туйчиев. При таких обстоятельствах оставалось предположить лишь одно: монету похитили вместе с записью разговора и магнитофоном. Однако настораживало поведение Андрея, его объяснения Арслан не мог признать убедительными. Пока же он решил немедленно вместе с Андреем поехать к нему на квартиру и на месте выяснить, где и как хранился рубль Константина.
Арслан никогда не увлекался коллекционированием. Эта страсть миновала его даже в школьные годы, когда практически все мальчишки собирают марки. Это равнодушие к маркам, монетам, значкам и т.п. он сохранил по сей день. Но то, что Туйчиев увидел в доме профессора, потрясло его.
— Скажите, Андрей, — спросил Туйчиев, усаживаясь в кресло у журнального столика, — у Александра Васильевича где-нибудь еще хранились монеты?
— Насколько мне известно — нет.
— Коллекция, бесспорно, имеет не только большую чисто нумизматическую ценность, но и материальную. Не так ли?
Андрей кивнул утвердительно.
— В связи с этим, — продолжал свою мысль Туйчиев, — несколько странным выглядит то, что тумбочка не заперта. Александр Васильевич запирал ее на замок?
— Что вы, никогда! Он всегда говорил, что запирать — значит, прятать от себя или от меня. Собственно, и замка-то в тумбочке нет, вы же видите.
Арслан помолчал, встал и снова подошел к тумбочке. Медленно он выдвигал каждый ящик, внимательно рассматривал содержимое и аккуратно задвигал обратно. Задвинув последний ящик, он закрыл тумбочку, повернулся к Андрею и спросил:
— Свободных мест в ящичках нет. Значит ли это, что больше ничего не пропало?
— Я не знаком в деталях с коллекцией деда. Нумизматика, к его огорчению, меня не увлекала, но, насколько я помню, последние годы все было именно в таком состоянии. — Он открыл тумбочку и выдвинул третий сверху ящичек. В нем, среди аккуратно разложенных монет, лежала небольшая коробочка. В таких обычно продают ювелирные изделия. — Здесь, — показал на нее Андрей, — находился рубль Константина. Правда, о нем я узнал совсем недавно, не более десяти дней назад, когда дедушка рассказал о его появлении и показал мне монету. — Андрей замолчал. Он вспомнил, что Александр Васильевич дал ему после этого свою рукопись, посвященную загадочной истории монеты, и хотел рассказать об этом, но передумал.
— Продолжайте, пожалуйста, — прервал затянувшееся молчание Арслан.
— Да, да. Собственно, уточнить, не пропало ли еще что-то из коллекции, можно, сверив то, что имеется, с описью. — Он достал из книжного шкафа некое подобие конторской книги в дерматиновом переплете, и они с Туйчиевым углубились в работу. Это было довольно кропотливое занятие. Его результатом был вывод, что все остальные монеты на месте, пропал только рубль Константина.
Попрощавшись с Андреем, Туйчиев задержался в дверях и как можно деликатнее спросил:
— Были ли связи у Александра Васильевича с другими нумизматами?! Скажем, он какие-то монеты продавал, что-то менял?
— Пожалуй, связи с другими нумизматами у дедушки были широкие. По крайней мере, он вел обширную переписку, но ее содержание мне неизвестно. — Арслан понимающе кивнул. — Продажей монет он не занимался. Покупать покупал, но никогда не продавал, менял изредка.
— Откуда вам известно, что он только покупал монеты?
— Он не раз сам говорил: подлинный коллекционер может только приобретать. Коллекционирование несовместимо с коммерцией. Так он поучал меня, пытаясь приобщить к нумизматике. Между прочим, потому он неодобрительно относился к Барабанову и Носову, что считал их коммерческими людьми.
— Вот как? — встрепенулся Арслан. — Почему же?
— Барабанов Владимир Константинович — наш сосед и частый гость. Каждую субботу или воскресенье он вместе с Петруниным и Мезенцевым приходил к нам. Дедушка им что-то вроде курса лекций читал по нумизматике, и они обсуждали разные нумизматические проблемы. У них это стало традицией.
— Петрунин и Мезенцев, стало быть, тоже нумизматы?
— Да, конечно, — улыбнулся Андрей, — причем заядлые.
— Почему Александр Васильевич неодобрительно относился к Барабанову-нумизмату?
— Он считал, что Владимира Константиновича интересует не нумизматика, а стоимость монет.
Туйчиев с Андреем уже давно вернулись в столовую и сидели в креслах у журнального столика.
— Андрей, скажите: вся троица знала о существовании рубля Константина?
— Да, но известно им стало сравнительно недавно.
— Почему вы так считаете?
— Дней десять назад — после того, как дедушка показал мне монету, я попросил достать ее при Барабанове, чтобы позлить его.
— Вы не любите Барабанова?
— Жадный он. Я же говорил вам: монеты интересуют его только с точки зрения их стоимости.
— Вы говорили еще о Носове, — напомнил Туйчиев.
— Да. Алексей Михайлович Носов часто навещал дедушку. Он неподалеку живет. Насколько я понимаю, он приходил консультироваться. Иногда дедушка покупал у него монеты. Правда, редко. Дедушка всегда рассказывал об этом. Вообще, когда ему удавалось приобрести монету, он страшно радовался.
— Известно ли было Носову о существовании рубля Константина?
Андрей задумался. Ему вспомнился рассказ Нины о Носове, но об этом лучше не говорить, решил он.
— Простите, но я ничего не могу категорически утверждать. Дедушка, как я понял, о рубле не очень распространялся. По крайней мере тогда, во время прихода к нам Барабанова, Мезенцева и Петрунина, он с большим нежеланием показал его.
Арслан почувствовал, что Андрей что-то недоговаривает, и потому настойчиво спросил:
— Кто еще знал о монете?
— Кажется, я вам всех назвал, — произнес Андрей, отводя взгляд.
— Кажется? — переспросил Туйчиев. — Поймите, это крайне важно для следствия. Нам просто необходимо знать всех, кому было известно о монете. — Он помолчал и затем решительно добавил: — Если хотите, это ваш долг — помочь нам, долг перед покойным Александром Васильевичем, который так дорожил этой монетой.
Лицо Андрея покрылось красными пятнами, и он пробормотал:
— Да, да. Конечно, вы правы... Но я действительно никого больше назвать не могу...
Из рукописи профессора Зарецкого А. В.
Он лежал на спине и всматривался в темноту, прислушивался к набатному звону колоколов в голове, стараясь не двигаться, чтобы не расплескать остатки уходивших от него жизненных сил. Раньше все спешил, спешил — и напрасно: все пути людские отмерены свыше. И теперь подошел его черед. Цепляется всякий смертный за жизнь, а зачем? Ведь впереди — вечное блаженство. Разумеется, для праведников. Ну а грешникам остается надежда — единственно утоляющая пища земная. Да, надежда...
