— Ну и что? С королем воевать не сложнее, чем с принцем. Какая тебе разница, как он будет называться, когда ты одержишь победу? Эрик останется Эриком.
— Ты опять прав, — вновь согласился я. — Но я дал слово.
— Возьми его обратно.
— Не могу.
— Ты просто сумасшедший. Псих.
— Не спорю.
— Что ж, в любом случае ни пуха тебе ни пера.
— К черту.
— До встречи.
Вот так закончился наш разговор, и, честно, говоря, он меня встревожил.
Неужели западня?
Эрик был далеко не глуп и, возможно, действовал наверняка, не сомневаясь в успехе. Я пожал плечами, облокотился о леер и засунул колоду карт за пояс.
Гордость и одиночество — неизменные спутники принца Эмбера, не способного никому верить. Печальная истина, но я был принцем Эмбера.
У меня не вызывало сомнений, что Рэндом прав и шторм, обрушившийся на нас, вызвал Эрик, который действительно научился управлять погодой в Эмбере.
Я решил принять контрмеры.
Мы шли на всех парусах к Эмберу, в котором бушевала метель. Это была самая ужасная метель, которую я когда-либо создавал. Крупные хлопья снега начали падать на поверхность океана.
Пусть попробует, если сможет, остановить естественный процесс, начавшийся на отражении.
Он его остановил.
Примерно через полчаса снегопад прекратился. Эмбер, единственный город, был практически неприступен. Эрик лишний раз доказал, что может управлять погодой, а так как мне не хотелось менять курс, я ничего больше не стал предпринимать.
Зачем?
Если нас ждет смерть, мы все равно не повернем назад.
Второй шторм, куда страшнее первого, был электрическим и направлен только на нашу флотилию, но на этот раз я стоял у штурвала с самой первой минуты. Нас расшвыряло в разные стороны, и в результате мы потеряли еще сорок кораблей.
Я вызвал Блейза, чтобы узнать, как обстоят дела.
— У меня осталось около двухсот тысяч солдат. Сильное наводнение, — сообщил он, и я рассказал ему о своем разговоре с Рэндомом. — Похоже на правду, — сказал Блейз. — Но нам не стоит отвлекаться на мысли о том, может или не может Эрик управлять погодой. Все равно мы победим.
— Надеюсь.
Я закурил и облокотился на штурвал.
Скоро покажется Эмбер. Я могу попасть в него, когда захочу, ведь я вновь обрел власть над отражениями.
Но дурные предчувствия могут возникнуть у кого угодно.
Там хорошо, где нас нет…
Мы продолжали идти вперед, подняв все паруса, и внезапно нас окутала тьма и начался шторм, еще хуже двух предыдущих.
Мы уцелели чудом, но я испугался. Все, что говорил Рэндом, действительно оказалось правдой, а поворачивать было поздно: мы вошли в северные воды. Теперь все зависело от Каина. Если он сдержит слово, можно спать спокойно, если нет — наше положение безнадежно.
Я решил исходить из того, что он нас предал. В конце концов, зачем ему было рисковать головой? И когда эскадра Каина стала приближаться, я привел флот — семьдесят три оставшихся на плаву корабля — в боевую готовность. Карты солгали, а может, сказали чистую правду, указав на Каина как на главное действующее лицо, от которого зависел исход битвы за Эмбер.
Флагман эскадры увеличил ход, оторвавшись от остальных кораблей, и я сделал то же самое, двигаясь навстречу. Мы могли бы спокойно поговорить, воспользовавшись картами, но Каин избрал другой путь. Сила была на его стороне, и фамильный этикет позволял ему поступить так, как он сочтет нужным, а Каин, видимо, хотел, чтобы о нашем разговоре стало известно всем. Он крикнул мне в рупор:
— Корвин! Будь любезен, сдай командование флотом! Твое дело проиграно. Тебе не удастся пройти!
Я посмотрел на него через разделяющее нас водное пространство и тоже поднес рупор к губам.
— А наш договор?
— Аннулирован. С такими силами, как у тебя, нечего и думать о нападении на Эмбер. Пощади жизни людей и сдайся, пока не поздно.
Я взглянул на восходящее солнце.
— Выслушай меня, брат Каин, — сказал я, — и окажи мне одну любезность. Позволь созвать совет капитанов, чтобы изложить им суть твоего ультиматума. Я дам ответ, когда солнце окажется в зените.
— Хорошо, — ответил он, не задумываясь. — Надеюсь, они поймут, что их положение безнадежно.
Я отдал приказ отвести флагман обратно к флотилии и сошел с капитанского мостика.
Если я попытаюсь спастись бегством, Каин немедленно кинется вдогонку. У него имеются пушки, и, как только мы окажемся на отражениях (в реальном мире порох почему-то не воспламенялся), он хладнокровно расстреляет мои корабли один за другим. Если же я все брошу и просто исчезну, мои люди попадут в плен, так как без меня им не уйти на отражения. И в том и в другом случае дело дрянь.
Рэндом оказался прав.
Я вытащил карту Блейза и сконцентрировался. Он ответил не сразу.
— Что случилось? — раздался наконец его голос, и мне показалось, я слышу шум битвы.
— Неприятности, — сказал я. — Семьдесят три моих корабля вошли в северные воды Эмбера, но Каин приказал нам сдаться до полудня.
— Черт побери! — воскликнул Блейз. — Мне не удалось продвинуться так далеко, как тебе. Ты застал меня в самый разгар битвы с кавалерией. Мое войско тает на глазах. Так что я не могу ничего посоветовать. У меня хватает неприятностей. Поступай, как сочтешь нужным. Они опять атакуют! — И он исчез.
Я вытащил из колоды карту Жерара.
В начале разговора мне показалось, что я вижу за его спиной тонкую береговую линию, очень похожую на южный берег Эмбера. Наша беседа оставила в моей душе неприятный осадок. Я спросил, может и хочет ли он помочь мне в сражении против Каина.
— Я согласился пропустить тебя, — ответил он, — и поэтому увел свою эскадру на юг. Захоти я прийти к тебе на помощь, мне все равно не успеть. Но я не хочу. Я никогда не обещал, что помогу тебе убить нашего брата.
И, не дожидаясь ответа, он исчез. Ну что ж, Жерар был прав. Он согласился дать мне шанс победить и вовсе не обязан был выигрывать за меня сражение.
Неужели из создавшейся ситуации нет выхода?
Я закурил сигарету и начал мерить палубу шагами. Туман рассеялся, солнце давно взошло и ласково припекало спину. Скоро полдень. Часа через два…
Я вытащил колоду из-за пояса и задумчиво подкинул ее на ладони. С ее помощью, например, можно было помериться силой воли с Эриком или Каином — еще одно свойство карт, мне известное. Они были изготовлены по повелению Оберона рукой сумасшедшего художника Дворкина Баримена, горбуна с диким взглядом, который ранее был волшебником, священником или психиатром (тут мнения расходились) на каком-то далеком отражении, где отец спас его от смерти мученика. Подробностей мы не знали, но не вызывало сомнений, что с тех самых пор Дворкин слегка тронулся умом. Это не мешало ему быть великим художником, и никто не отрицал, что он обладал какой-то странной силой. Мы часто разговаривали о нем, пытаясь понять, погиб он или просто скрылся. Возможно, его убил отец, не желая, чтобы тайное стало явным.
Каин, конечно, будет готов к нападению. Вряд ли мне удастся сломить его волю и подчинить себе. Сделать его беспомощным я смогу, но он наверняка это предусмотрел и отдал приказ своим капитанам атаковать ровно в полдень.
Об Эрике и говорить не приходилось. Он будет готов ко всему. Если у меня не останется другого выхода, я, конечно, попытаюсь на него напасть. Мне нечего было терять, кроме собственной души.
В колоде находилась также карта с изображением Эмбера. Я могу отправиться туда в любую минуту. По моим подсчетам вероятность того, что мне удастся проникнуть во дворец и убить Эрика, составляла одну миллионную долю процента.
Я готов был умереть в сражении, но не хотел, чтобы на моей совести лежала бессмысленная гибель многих людей. Сомнительно, что в моих жилах текла королевская кровь, хоть Лабиринт меня не уничтожил. Истинный принц Эмбера никогда не задумывался над такими пустяками. Я решил, что столетия, проведенные на отражении Земля, изменили меня, сделали более человечным, не похожим на остальных моих братьев.
Я принял решение сдать флот, а затем отправиться в Эмбер и вызвать Эрика на дуэль, которая должна была закончиться смертью одного из нас. Он будет дураком, если согласится, но другого выхода я не видел.
Собираясь отдать соответствующий приказ капитанам, я повернулся, и в этот момент чужая воля пригнула меня к палубе. Я едва мог дышать.
Мне стало ясно, что кто-то воспользовался моей картой, и спустя примерно минуту я с трудом выдавил сквозь стиснутые зубы:
— Кто?
Ответа не последовало, но что-то продолжало сдавливать мой мозг, а я сопротивлялся изо всех сил, отказываясь подчиняться чужой воле.
И только поняв, что без упорной борьбы сломить меня невозможно, он заговорил, и я услышал слова, словно принесенные порывом ветра.
