Джанни мельком взглянул на газету, смял ее и швырнул на пол. Он и без того знал, что прочитала Миранда.
— Я могу объяснить, — начал Джанни.
Губы Миранды сложились в горькую улыбку.
— В этом я нисколько не сомневаюсь, — с презрением протянула она. — У тебя всегда имеется наготове какая-нибудь история, верно? А я со своей стороны, как обычно, поверю каждому твоему слову.
Джанни, внимательно посмотрев на нее, встревожился:
— Ты бледна как полотно. Сядь и позволь мне… Он говорил так, словно ему было не все равно. Но ведь это ложь, очередная ложь, которую он готовится скормить Миранде и которую она охотно проглотит.
Миранда разозлилась не оттого, что Джанни оказался богатым и успешным человеком. Ей было плохо не оттого, что она поверила газетной сплетне, будто он похитил собственного сына. Она пришла в ярость, потому что Джанни скрыл от нее правду.
Неожиданно Миранда вспомнила, что Джанни сказал накануне, когда она заметила, что он хмурится, и спросила, о чем он думает. «Я хочу видеть тебя в своей постели, а не жить с мыслями о тебе, cara», — ответил он.
Ей нужно бежать от него как можно дальше и как можно скорее. Почему она не сделала этого, пока не стало слишком поздно? Осознание того, что она по уши влюбилась, исторгло из ее груди стон.
Миранда схватилась за голову и прошипела:
— Ты, ублюдок! Не прикасайся ко мне.
Его загорелое лицо побледнело, на виске проступила синяя жилка, мышцы шеи напряглись.
Джанни отступил назад, подняв руку:
— Успокойся.
— Я абсолютно спокойна! — прокричала Миранда, указывая дрожащим пальцем на газету, лежащую на полу. — Ты позволил мне считать тебя банкротом! Боже, да ведь твоя фамилия Фицджеральд! — Она недоверчиво покачала головой.
— Ты работаешь на Люси Фицджеральд, а я никогда не скрывал свое имя.
— Но ты не говорил, что принадлежишь к тем самым Фицджеральдам!
Из статьи следовало, что Джанни Фицджеральд был рожден не с серебряной ложкой во рту, а с целым сервизом.
— Довольно! — приказал он.
Миранду не остановила бы нескрываемая властность, прозвучавшая в его голосе, но Джанни сжал ее плечи. Тяжело дыша, она опустилась на стул, который он пододвинул.
Держась за деревянную спинку, Джанни развернул стул, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. От ярости и презрения к самой себе Миранду едва не начало тошнить.
— Ты высказала все, что обо мне думаешь. Будь вежливой и позволь теперь говорить мне. — Его голос звучал почти спокойно, но в глазах сверкали молнии, говорящие о том, что Джанни не так уж спокоен. — Да, я принадлежу к тем самым Фицджеральдам, как ты нас назвала. В твоих устах это звучит так, словно я монстр.
И у него еще хватает наглости изображать гнев?! Миранда стиснула зубы.
— Продолжай, — предложила она.
Джанни слегка наклонил голову.
— Это старая история, — начал он. — Я не похищал своего ребенка. Я являюсь единственным законным опекуном Лайама. Мне известно, что написано в статье. — В его голосе послышались усталые нотки.
— Ты хочешь сказать, что все это чепуха? — Она щелкнула пальцами.
— Ты не поверила тому, что напечатано? — помедлив, спросил Джанни.
Он присел, чтобы их лица оказались на одном уровне.
— В свое время я был ответственным редактором «Геральд». Чтобы не утомлять тебя долгими объяснениями, скажу, что, пока я занимал этот пост, мне удалось посадить несколько человек в тюрьму, другие же, включая автора всей этой чуши, потеряли работу.
Глаза его потемнели. Джанни до сих пор считал, что Род Джеймс легко отделался, однако тот — классический образец человека, который отказывается брать на себя ответственность за собственные поступки, — придерживался иного мнения. Он возненавидел Джанни, из-за которого потерял все: доброе имя, доходы. Несколько раз он очень близко приближался к клевете и наконец перешагнул черту.
Миранда позволила себе немного расслабиться. — Ты работал в газете?
Джанни кивнул. Ее любопытство снова было подстегнуто.
— То есть ты был журналистом?
— Я работал корреспондентом в новостном агентстве. Сначала в Европе, затем меня направили на Ближний Восток. Эта история разразилась почти сразу после нашего с Сэм приезда. В то время она уже была легендой.
— Сэм Магуир — мать Лайама?
Образ прелестной блондинки встал перед глазами Миранды. Ее светлые волосы, как правило, покрывал шарф, полные губы всегда были накрашены яркой помадой, независимо от условий, в которых она находилась, и ей всегда удавалось выглядеть неотразимо — как в дизайнерских одеждах, так и в пуленепробиваемом жилете.
Сэм разрушала стереотипы. Она была способна заставить таких женщин, как Миранда, остро чувствовать свою обычность.
— Да, живая легенда, — протянул Джанни. — Я был поражен, когда впервые увидел ее во плоти.
Миранда смотрела, как на его губах забрезжила улыбка, и ее вдруг охватила ревность такая сильная, что ей пришлось маскировать нервный вздох кашлем.
— У нас был роман, — продолжал он.
Теперь Джанни знал, что Сэм была права: то, что они пережили, было замечательно, но это был всего лишь короткий взрыв страсти.
Они могли бы разойтись навеки, если бы не связавший их Лайам. Все романтические чувства, которые Джанни питал к Сэм, исчезли, оставив после себя единственное желание: больше никогда не испытать ничего подобного. Но из-за Лайама Сэм всегда будет частью его жизни. Страстная влюбленность прошла, а за ней и гнев, когда Сэм фактически бросила Джанни с ребенком на руках.
Постепенно он смирился с решением Сэм, хотя так и не понял ее. Джанни решил, что никогда ее не поймет, потому и перестал стараться.
— Вы долго были вместе? — спросила Миранда не потому, что ее это интересовало, а чтобы нарушить неловкое молчание.
— Едва ли можно так сказать. Неделю спустя в соседнем государстве начался вооруженный мятеж, и Сэм улетела туда. Увидел я ее спустя несколько месяцев, уже в Лондоне. — Джанни снова замолчал, его взгляд потемнел от воспоминаний. Он едва узнал женщину, появившуюся на пороге его дома в тот день. — Мне приходилось видеть Сэм, берущую интервью под огнем…
Значит, сам он тоже был под огнем, в опасности. Миранда вздрогнула.
Джанни пожал плечами. Покачав головой, он встретился взглядом с Мирандой и добавил:
— Сэм была абсолютно бесстрашна, но стоило ей узнать о беременности, как она превратилась в беспомощного котенка.
Услышав восхищение в его голосе, Миранда подумала: «Он все еще любит эту женщину».
Боль, которую она ощутила, поняв, что Оливер и Тэм полюбили друг друга, была несравнимо слабее. То осознание было подобно сильному ветру. Сейчас ее словно настиг ураган. Миранде стало понятно, что на самом деле она не любила Оливера, просто придумала себе сказку. Для того чтобы осознать это, нужно было влюбиться по-настоящему. В Джанни Фицджеральда.
