— Вот такие делишки заварились, а ты говоришь: «У меня — своя дорога, у вас — своя!» Нет у тебя никакой своей дороги, окромя как на кладбище, девочка, нет. Ромины охоронцы тебя так или иначе достанут, чтоб политес, значит, соблюсти. А я тебе так скажу: нам, серьезным деловым. Рома был не брат и не сват; слушок упорный ходил, что крысятничает, общак кидает, с турканами напрямую стакнулся, с соплеменниками своими дела крутит в обход солнцевских… Куда это годится? К чему я веду, девка? К тому, что мы тебя еще можем простить, Ромины бодигарды — никогда. И лишнего шума нам не нужно. Так что садись-ка ты, красивая такая, в тачку, и поехали из этих палестин в столицы, разборы чинить: так-то оно всем лучше. И «нет» тебе не ответить: боюсь, те, что тебя ищут, не раскладов от тебя ждут, а побыстрее в лучший мир сопроводить желают… Нет?
Аля стояла, слушала, половину из сказанного просто не понимала, пропускала и чувствовала притом огромную усталость. Расписной имел ту власть, которую имел, не напрасно: он почти убедил ее, еще немножко, и она покорно сядет в автомобиль и положится на волю Провидения да на справедливость братанской разборки… Но будто острая точка пульсировала маячком в мозгу: нельзя, нельзя, нельзя… Пока она свободна. Сво-бод-на. И — вольна принимать решения, сопротивляться, бежать, наконец. Этот Владимир Евгеньевич умен, целеустремлен, настойчив и абсолютно уверен в себе; говорит, глядя ей прямо в глаза, и от этого взгляда ей становится нехорошо, хотя Олег и учил ее специально и «держать взгляд», и уходить из-под него, все равно; и это был не страх, нет, какое-то властное желание прислониться к чужой силе, укрыться за ней… Самое человеческое из всех желаний, самое женское из всех человеческих… Был бы рядом Олег… Но его рядом нет. Он остался в той, другой жизни, и как теперь к ней вернуться? Но она постарается.
Алины мысли бежали словно сами собой, а рефреном она слышала слова Ксении:
«Вот только пропадать не хочется. Жалко пропадать». В том, что ее убьют непременно и обязательно, она уже не сомневалась: чем бы ни закончился «разбор полетов», оставить ее в живых никто не озаботится.
Девушка сосредоточилась. Она не забывала внимательно следить за тем, чтобы Владимир свет Евгеньевич не приблизился к ней ни на шаг; а он и не пытался.
Слишком был уверен в себе. В своем уме, мужском обаянии, куражном азарте. Чего греха таить, при других обстоятельствах Аля с удовольствием поддалась бы той силе, что исходила от этого мужчины. Но не теперь. Она решилась.
Кивнула, обреченно, потерянно, произнесла едва слышно, одними губами:
— Хорошо…
Ей было не важно, слышит ее сейчас Владимир Евгеньевич или нет; девушка играла на другом: на неистребимом мужском тщеславии и самодовольстве. Весь ее вид сейчас должен был говорить ему: да, он победил, он красноречив, обаятелен, неотразим! Он подчинил ее себе. Под-чи-нил!
— Ну вот и славно… — Мужчина подался чуть в сторону, галантно пропуская девушку вперед, Аля сделала быстрый шаг и вдруг — с лета, мыском ступни ударила мужчину туда, куда наметила! Не дожидаясь, пока он скорчится и рухнет, пнула другой ногой, освобождая путь, наклонилась, одним движением выхватила пистолет из кармана дверцы, щелкнула затвором, почувствовала, как патрон пошел в патронник, и снова отступила на шаг, направив оружие на сидевших в машине.
— Не дергаться! Руки на руль и иа доску, чтобы я их видела!
— Сучка, да ты…. — попытался было качать права водила, высунувшись из машины, — видно, слишком не вязался вид грозного боевого пистолета и хрупкой девушки, сжимающий его в руках.
— Сидеть, сявка! — хрипло, с присвистом выдохнула Аля. — Башку проломлю! — Сообразила, быстро перевела ствол на корчащегося в пыли авторитета, добавила в голос почти не наигранной истерики:
— Застрелю!
— Тебе кранты, сучка! Я тебе ноги выдерну! — в запале проорал водила, но замер мгновенно, остановленный полным боли рявком старшего:
— Молчать! Сидеть! Оба!
Длинноволосый Сазон оказался самым дисциплинированным: каким-то пятым чувством он понял, что слова девушки — не пустая угроза, и смирненько себе отдыхал, положив руки ладонями вниз на приборную доску.
Владимир Евгеньевич, кряхтя и морщась, прижимая руки к паху, поднялся, скроил на лице подобие улыбки, оскалив крепкие клыки, словно крупный палевый пес, ограниченный в своей нутряной злобе длинной цепью.
— Переиграла, кукла. Ну-ну. Еще не вечер. — Распрямился, хотя стоило это ему невероятных усилий и нешуточной боли. — Шмалять будешь?
— Дернешься — буду!
— Ну-ну. Верю. Рому Жида ухлопать и уйти чисто — твердая рука нужна. И мозги светлые. Недооценил. Ну что? Раскланялись-разбежались? Только клятв с меня не бери, шавка, что преследовать не буду и искать не стану. Сумею — достану, не прощу. Все поняла? Или — повинишься? Шпалер, пыль, остальное спишем на бабскую истерику. А?
— Обойдусь.
— Дело хозяйское. Может, хоть обзовешься? Девка ты, видать, тертая… А глаза — как у ангела. — Мужчина снова улыбнулся-оскалился:
— У падшего.
— Слушайте теперь внимательно меня, Владимир свет Евгеньевич, — произнесла Аля сколь возможно твердо. — Первое. Романа Ландерса я не убивала. Но это мне не помешает снести вам полчерепа и завалить ваших подручных следующими двумя выстрелами, если вы решите, что я пай-девочка и не умею пользоваться оружием.
Возможно, меня подставили именно потому, что знали, как я умею им пользоваться.
Это второе. И третье: никогда не угрожайте человеку с наведенным на вас пистолетом в руках, особенно если этот человек — доведенная до отчаяния девчонка! Нож есть?
— Нож?
Единственное, о чем жалела девушка, что кольт оказался без глушителя. А то бы она быстренько продырявила все четыре колеса этой боевой машины братвы, заодно продемонстрировав, как может работать сия громоздкая игрушка в умелых руках! Длинноствольный кольт сорок пятого калибра — оружие ломовое, вовсе не для нежных девичьих пальцев; но, как ни странно, Аля впервые за последние сутки ощутила себя полностью спокойной и защищенной: гены? трудное детство? прошлый опыт?
— Финка, перо, тесак, стропорез, заточка… Я понятно объясняю?!
— Девка, а ты не боишься, что…
— Не боюсь. Пусть водила выйдет и хорошенько поработает с покрышками.
Живо! В конце улицы заурчал мотор.
— Тебе не уйти, девонька, — резко сказал Владимир Евгеньевич. — Это Ромины люди. Последний шанс: ствол на землю, сама в бибику — и отъехали! Решай, быстро!
Мысли заметались в Алиной голове, но выпускать из рук оружие она не хотела. Просто боялась.
— Ключ в зажигании, сами — вон из джипа, бегом! — Девушка нервически дернула стволом..
Авторитет продолжал сидеть неподвижно.
— Крест, здесь не до понтов, — обратился к боссу длинноволосый Сазон с дрожью в голосе, — девка психованная, если Ландерса ухлопала, терять ей нечего… А в кольте — десять «маслят», все один к одному. И на нас хватит, и на Ромкиных чертей.
— Понты, говоришь?
Звук мотора нарастал, неведомый автомобиль должен был вот-вот показаться из-за взгорка.
— Ну. На хрен нужно бодаться с ушибленной на всю голову шлындрой, а, Крест?
— Ладно. Выметаемся. — Крест наклонился и что-то, шепнул длинноволосому Сазону.
Все трое мужчин вышли из машины.
— За обочину, гуськом! — скомандовала девушка.
Из-за взгорка показалась старенькая «бээмвуха». Аля заметалась глазами: дорога здесь была слишком узкой, чтобы разминуться двум машинам, да и тертые ребятки тихо смотреть не будут, как какая-то сопливка угоняет их авто. Но ни обдумывать ситуацию, ни что-то перерешить не было времени.
— Стоять! — визгливо крикнула Аля, надеясь, что в показавшейся иномарке ее расслышат.
Автомобиль остановился. Раскрылась дверца, из-за руля показался юный кучерявый кавказец:
— Дэвушка, что за дэла, да?
— К обочине!
— Слюшай, свэрнем, ты нэ нэрвничай, состаришься… Аля рассмотрела: в салоне кроме молодого водителя — только две девицы. Не успела она перевести дух, как… Каким чутьем, каким боковым зрением девушка почувствовала движение сбоку и сзади — бог весть: полукувырком она упала на дорогу и, направив ствол назад, спустила курок.
Два выстрела слились в один. Долговязый Сазон выронил коротенький «глок» и, держась за живот, побелевший как мел, осел в жухлую траву обочины. Аля повела стволом и снова спустила курок. Высокий фонтанчик взметнулся в сантиметре от ноги старшего, Креста.
— На землю! — приказала она.
Кавказец суетливо скрылся в машине; взревев движком, «БМВ» попятилась и через полминуты скрылась из виду.
Аля подбежала к джипу, вскочила на водительское сиденье, хлопнула дверцей, перекинула ручку скоростей, выжала сцепление и надавила газ. Автомобиль прыгнул с места, Аля едва успела вывернуть руль, чтобы не въехать на высокую обочину; джип подпрыгнул на колдобине и стремительно помчался по дороге, поднимая пыль.
