— Твой отец тоже обеспокоен, однако Нанетт отказывается принимать лекарства, которые он ей прописал. Она такая упрямая!
Словно в подтверждение ее слов, зазвонили церковные колокола. Мари и Камилла с удивлением переглянулись.
— Уже четыре! — воскликнула Камилла. — Я и не заметила, как пролетело время! В этом вся прелесть каникул: скучать просто некогда! И я обожаю, когда мы с тобой остаемся вдвоем, только ты и я!
— Я тоже, дорогая. Я люблю свою работу, но мне очень нравится проводить время так, как мы с тобой сегодня, — только ты, моя дорогая Камилла, и я, и никто не мешает нам делать гирлянды!
Кто-то постучал во входную дверь. Девочка вскочила со стула и побежала открывать. Мари услышала ее радостный возглас. Заранее радуясь посетителю, она вышла в прихожую. На пороге она увидела мадемуазель Мари-Терезу Берже.
— Мама Тере! — воскликнула Мари. — Скорее входите, вы, должно быть, замерзли!
Никто в Обазине не мог даже представить приюта без этой женщины. В течение многих лет она с любовью и добротой заботилась обо всех девочках, отданных на попечение монахинь. Маленькие сироты отвечали ей любовью и называли «мама Тере». Это прозвище было ей так к лицу, что никто из друзей не называл ее иначе.
Мари всегда с радостью принимала в своем доме эту необыкновенную женщину. Однако случалось это нечасто, поскольку у мадемуазель Берже всегда было много дел в приюте и в гости к горожанам она заглядывала редко.
— Мама Тере, какая приятная неожиданность! — воскликнула она. — Сегодня мы точно не станем разговаривать на пороге, в такой-то холод! Входите скорее в дом! Так мило с вашей стороны нас навестить, тем более что сейчас, в канун Рождества, у вас наверняка хватает забот в приюте.
Невысокого роста, крепенькая и энергичная, мадемуазель Берже пожала плечами и ничего не ответила. Она решила посвятить свою жизнь другим людям и отдавала этому служению все силы, душевные и физические, и все свое время. Мягким голосом, который так легко успокаивал и утешал сирот, она пояснила:
— Вчера утром от Мари-Эллен я узнала, что дорогая Нанетт сильно кашляет. Я принесла ей немного бузинового сиропа, это лучшее средство от болезней бронхов. Раз она отказывается от лекарств, которые ей предлагает ваш супруг, скажите, что этот сироп приготовила монахиня, сестра Мари, возможно, это ее убедит. Мы стараемся заботиться обо всех наших друзьях в Обазине, особенно о самых обездоленных, однако это не повод забывать нашего доброго друга Нанетт!
Мадемуазель Берже достала из своей корзинки большой флакон и поставила его на стол. Мари была растрогана. Она знала, что Нанетт будет очень приятен этот знак внимания.
— Спасибо от всей души за то, что беспокоитесь о Нанетт. Должна сказать, она и вправду теперь больше спит и меньше ест. Но ведь ей уж восемьдесят три года! И она совсем не слушает моих советов.
Камилла нахмурилась. Нотки беспокойства в голосе матери удивили девочку. Мари-Тереза Берже ласково похлопала Мари по плечу.
— Не расстраивайтесь! Нанетт куда крепче многих из нас! Она быстро поправится, и я надеюсь увидеть ее на рождественской мессе. У меня приятная новость: Хосе пообещал приехать из Брива, чтобы вместе с нами спеть все рождественские гимны. Он споет для нас «Ave Maria». Это настоящий подарок небес — слушать такой великолепный тенор!
Обрадованные Мари и Камилла обменялись взглядами. Речь шла о Хосе Аларконе, испанском беженце, который покинул родину в годы гражданской войны. Пожив какое-то время в Обазине, он перебрался в Брив, однако часто приезжал в город навестить свою невесту. Небеса подарили ему голос удивительной чистоты.
— Какая замечательная будет месса! — продолжала мама Тере. — Но мне уже пора. Я еще должна зайти к Бруазини, вы, Мари, знаете эту итальянскую семью, глава семейства работает в карьере… У меня для них немного овощей и мед. Потом загляну к мадам Нильс, этой молодой даме, которая так скучает по своей родной Бельгии. У нее скоро родится малыш, и я несу ей пеленки, которые мы сшили из старых простыней.
Судя по размеру ивовой корзины мамы Тере, в ней было еще немало других даров. Жители Обазина часто видели, как она раздает нуждающимся продукты и одежду. Великодушие и самоотверженность этой женщины не могли не вызывать восхищения.
— Мама Тере, дорогая, не стану вас больше задерживать, я знаю, что ваше время бесценно. Передайте мои наилучшие пожелания матери Мари-де-Гонзаг и всем сестрам. Я с нетерпением жду января, когда начну работать на новом месте, в частной школе, которая благодаря вашим усилиям снова откроется… Преподавать там будет для меня огромным удовольствием. Каждый день приходить в аббатство, в приют, где я росла…
— Жизнь часто ведет нас по кругу, — кивнула Мари-Тереза Берже и поцеловала Камиллу. — До завтра, мои милые!
Мари с дочерью проводила гостью до дверей. Мадам Тере вышла на заснеженную улицу. Пушистые снежинки тут же усыпали ее пальто. Зима волшебным образом преобразила главную площадь городка. Несмотря на пронизывающий ветер, мать и дочь некоторое время постояли на пороге, любуясь этим зрелищем.
— Мамочка, тебе случайно ничего не нужно в бакалейной лавке Лонгвиля? Не может быть, чтобы тебе ничего не было нужно к ужину! Мне так хочется пройтись по улице! Я обожаю гулять, когда идет снег. Начинает казаться, что ты попала в другой мир…
Мари засмеялась и прижала девочку к себе. Она прекрасно понимала дочь. Свою эмоциональность Камилла унаследовала от нее. Мари чувствовала, как в душе воцаряется безмятежное счастье. Был ли тому причиной снег? Или спокойное послеобеденное время, проведенное с дочерью за украшением дома? Или неожиданный визит мамы Тере? Или просто ожидание приятного вечера и возвращения Адриана? Мари удовлетворенно вздохнула.
— Камилла, дорогая, как мне сегодня хорошо! Мне кажется, что и я ненадолго вернулась в детство. Я не против, отправляйся к Лонгвилю и купи для нас пакет риса и свечи. На улице сильный ветер, и наш электрический генератор, хотя он и совсем новый, может нас подвести…
Обрадованная девочка через четыре ступеньки побежала вверх по лестнице в свою комнату, чтобы одеться потеплее. Через несколько минут она спустилась и подошла к входной двери, напевая «Сын Божий родился…».
Перед тем как выйти из дома, она не удержалась, чтобы еще раз не полюбоваться результатом их с матерью совместного труда — огромной елью, украшенной сверкающими гирляндами и стеклянными игрушками. Она была еще красивее, чем в прошлом году. Во время своей последней поездки в Брив к Матильде Мари купила новые елочные украшения.
«Это Рождество должно быть прекрасным! — подумала Камилла, закрывая за собой входную дверь. — Лизон с Венсаном, скорее всего, не приедут, потому что у них скоро родится третий ребенок. Но приедут Матильда и мой дорогой Поль со своей женой Лорой. Мне она нравится, но я все же была бы больше рада, если бы моей невесткой стала Мари-Эллен!»
Со дня трагедии на свадьбе Элоди в семье Меснье произошло несколько радостных событий, которые помогли Адриану и Мари забыть об ужасной смерти сына бакалейщика. В сентябре того же года, то есть в 1946-ом, Поль и Лора встретились на сборе винограда. Свежий аромат только что сорванных гроздей и песни женщин, которые давили их босыми ногами, послужили фоном для их зарождающейся любви.
Полгода спустя, весной, когда на зазеленевших лугах расцвели лютики и на поля вышли крестьяне с плугами, взрывавшими землю, готовую дать жизнь пышной и полной жизненных сил летней зелени, молодые люди объявили о помолвке.
Лора смогла очаровать семью своего жениха. Расположение Нанетт ей не так-то легко было завоевать. Но у Лоры нашелся козырь в рукаве — родственник со стороны отца, которого старушка хорошо знала. Оставалось еще перебороть неприязнь Камиллы, которая расстроилась из-за того, что обожаемый брат женился не на Мари-Эллен.
Что до Мари, то она с радостью приняла в семью эту ранимую непритязательную девушку со сдержанными манерами. Скромная и не болтливая, Лора предпочитала выражать свои чувства посредством музыки. Поль любил ее до безумия, и разве не это было главным? Адриан, которого, судя по всему, не оставили равнодушным ангельская улыбка будущей невестки и ее большие зеленые глаза, пообещал подарить им на свадьбу фортепиано.
