* * *
После завтрака, за которым теперь всем тем, кому разрешалось гулять по яхте, нужно было самостоятельно ходить на камбуз, напившись чая и наевшись овсяной кашей с яблоком, как девушка, следящая за стройностью фигуры, певица Лаура снова вернулась на верхнюю палубу. Опять пару раз искупавшись, она продолжала валяться на лежаке под большим зонтом, предохраняющем от прямого солнца. Ей было жарко. Большой цифровой термометр, расположенный при выходе из салона-бара под козырьком, показывал + 31. Но духоту немного разбавлял легкий ветерок, дующий с моря. А на небе постепенно начинали собираться облачка. И Лариса Иванова надеялась, что завтра, может быть, жара немного спадет. Все, кто отдыхал с ней у бассейна с утра, постепенно разошлись. Первой ушла Наташа, а Кардамонов, оставшись с Лаурой наедине, подтащил к ней поближе свой шезлонг и попытался клеиться. Но, Лариса сразу поставила его на место, сказав:
— Если вы, Михаил, хотите, чтобы мы сработались и работали дальше вместе, как нормальные творческие люди, то никаких приставаний. Этого я терпеть не могу.
Режиссер отодвинулся от нее, но, вроде бы, не сильно обиделся, проговорив:
— Наверное, я уже немного староват. Понимаю. Впрочем, это не мешает нам вместе разрабатывать концертную программу. Не буду скрывать, я заинтересован в вас, как в певице, но и вы, я думаю, заинтересованы во мне, как в режиссере. Я же не только кинематографист, но и в театре спектакли ставил, да и организовывать разные мероприятия умею. Тут сейчас перед нами задача стоит не просто выступать и петь что-нибудь, а петь так, чтобы песни еще и за советскую власть агитировали, поднимая моральный дух моряков. И это не такая простая задача, как кажется. Вести грамотную пропаганду и агитацию, кстати, совсем не такое простое дело, тем более, в этих условиях, когда за спиной никакой страны нет, а только один образ от нее остался. Но, будем пробовать. Давайте я к обеду подберу кое-какой подходящий репертуар, а вы потом выберете из несколько вариантов?
— Хорошо, — согласилась Лариса, а Кардамонов засобирался и ушел.
Впрочем, слишком долго Ивановой оставаться в одиночестве не пришлось. Вскоре, к ее удивлению, у бассейна появились супруги Марченко. Олег сразу полез в бассейн, где долго плескался, а Алиса расположилась на лежаке, ближайшем к Лауре. Женщина сразу же поделилась новостью, что ее муж, оказывается, успешно прошел собеседование у Соловьева, получив назначение на должность главного специалиста по нефти и разрешение посещать бассейн в любое время.
Глава 17
Небольшое волнение океана постепенно разворачивало неуправляемый галеон «Барваленто» бортом к волнам. И его комендоры уже не могли стрелять по неприятелю, который совершил маневр обхода и держался теперь на правой раковине. Впрочем, все на испанской эскадре вскоре поняли, что тратить ядра и порох на серый чудовищный корабль самого дьявола, изрыгающий дым в небо, — занятие бесполезное. И испанцы, бросив стрелять, неистово молились, повторяя слова молитв за корабельными капелланами.
Но, командиру эскадры не положено отвлекаться на молитвы, когда идет бой. И Диего де Кабрера продолжал внимательно наблюдать за действиями противника, лихорадочно соображая, что же еще можно предпринять, когда с дьявольского корабля внезапно раздался человеческий голос. И ветер доносил до них слова говорящего. Кто-то плохо говорил на испанском языке, с сильным акцентом, свойственным иностранцу, но, вполне понятно.
— Тише, заткнитесь все! Дайте послушать, что он говорит! — командирским голосом выкрикнул Диего молящимся, которые целой толпой опустились на колени прямо на палубу и громко возносили молитвы.
— Не слушайте, добрые католики! Заткните уши! Это дьявол всех нас искушает! — вскричал капеллан падре Алонсо.
Но, Диего возразил:
— Отец лжи не будет говорить с таким ужасным акцентом. Это какой-то иностранец, но не дьявол.
Услышав голос с огромного вражеского корабля и последовавшую перепалку командира и священника, команда «Сан Себастьяна» навострила уши. А с серого корабля все неслись и неслись слова на испанском:
—…Мы представляем военно-морские силы Советского Союза, сильнейшей державы Юга. Этот остров Советский, который вы называете Гуам, принадлежит нам, как и все острова Марианской Советской Социалистической Республики. И командир эскадренного миноносца с бортовым номером 472 приказывает вам немедленно сдаться. В этом случае вам всем будет сохранена жизнь. В противном случае, вы будете уничтожены. Сопротивление бесполезно. Ваше оружие не способно нанести урон нашему кораблю. Мы пока продемонстрировали вам лишь малую часть наших возможностей. Пустить на дно оба ваших галеона для нас не составит труда. Но мы не хотим вашей бессмысленной гибели. Призываю еще раз убрать паруса, лечь в дрейф и поднять белые флаги. Тогда мы примем вашу капитуляцию и не причиним вам вреда…
Все замерли на галеоне, напряженно вслушиваясь и ожидая решения своей участи от командира. Сотни глаз уставились на Диего. И ему пришлось принимать очень непростое решение. Еще раз взвесив все, он понял, что не желает допускать напрасную гибель своих людей. Но, с другой стороны, он не желал и сдаваться до тех пор, пока не убедится, что это на самом деле боевой корабль какой-то могучей морской державы, неизвестной до этого дня, а не дьявольский морок.
Потому он замахал руками в сторону серого корабля и крикнул в ответ:
— Эй, там! Если вы не слуги дьявола, а настоящие люди из плоти и крови, моряки неизвестной мне страны, то я должен сам убедиться в этом прежде, чем приму решение. Потому я требую сначала переговоров у вас на борту! И со мной отправится наш корабельный священник со святым распятием!
Диего не знал, услышали его, или нет, но кричать иностранец прекратил. Истолковав это, как знак согласия, Диего приказал:
— Спустить шлюпку с шестью гребцами! И поднимите над ней белый флаг для переговоров. А вы, падре, готовьте распятие и святую воду. Если там на самом деле находится дьявол, то он сбежит, едва вы ступите с молитвой на борт того серого корабля!
Никто из команды не посмел возразить. Но, обстановка немного разрядилась. По рядам прошел шепот, который быстро перерос в открытое и эмоциональное обсуждение среди матросов, которые засыпали друг друга вопросами: «Если эти белые арабские цифры обозначают номер корабля, значит, у них что же, почти пять сотен вот таких огромных кораблей? И что означает „миноносец“? А раз эскадренный, то эскадры таких кораблей у них, получается, точно есть? И как они ходят без парусов? И почему мы до сих пор ничего не слышали про такую сильнейшую страну?»
Глаза капеллана округлились от страха, но, падре Алонсо держался героически. Прихватив все необходимое, положив даже Святое Евангелие в свою холщовую сумку, он спустился в шлюпку по веревочному трапу и всю дорогу держал над головой большое распятие, ни на минуту не прекращая читать молитвы.
* * *
— Кажется, они начинают как-то реагировать на твою брехню, Арсен! — сказал командир эсминца, наблюдая в окуляры бинокля, как какой-то человек с испанской бородкой и усами, со шпагой на широком ремне, в широкополой шляпе, одетый в зеленый камзол, в широкие синие штаны, вроде галифе, заправленные в высокие сапоги из коричневой кожи, дает указания остальным с высоты полуюта. И как матросы, повинуясь его крикам и жестам, начинают спускать на воду шлюпку-шестерку.
Когда лодка закачалась на воде, а над ней взвился белый флаг, Павел Петрович сразу понял, что происходит, приказав:
— Приготовиться принять на борт парламентеров!
Повернувшись к замполиту, он проговорил:
— Смотри-ка, Арсен, ты был прав, что испанцы нас за демонов приняли. Вон священник с большим крестом сюда едет вместе с их командиром. Так что прояви красноречие. Тебе надо убедить их, что мы тут такие же люди, а не черти какие-нибудь.
Потом Павел Петрович достал из кармана кителя тот самый компактный коммуникатор, который принес ему накануне Соловьев. Штуковина, действительно, оказалась очень удобной. И, набрав номер, как научил особист, командир эсминца позвонил ему. Когда тот ответил, Колясников описал ситуацию с испанцами, которые, похоже, все-таки решили сдаваться. А еще он сказал Соловьеву:
