но я даже не знаю, когда они закончатся, потому что телефон с заведенным таймером остался в квартире.
– Да твою ж мать! – рявкаю я и осматриваюсь, словно в поисках спасения.
Я не знаю никого в этом доме, кроме консьержей – и то не по именам – и Ивана. Самое отвратительное, что, купив квартиру, я сменила замки, но так и не удосужилась занести консьержу запасной, опасаясь, что кто-нибудь обязательно влезет ко мне в мое отсутствие. Зажмуриваюсь, делая долгий вдох, а потом смотрю на дверь Богомолова. Делать нечего, поэтому, подхватив пакет с едой, тащусь к нему. Перетаптываясь с ноги на ногу, я звоню в его дверь, но он долго не открывает. Хорошо, что сейчас лето. Плитка на полу и так прохладная, а зимой, наверное, совсем ледяная, хоть подъезд и отапливается. Как-то не хотелось бы проверять эту теорию.
Наконец замок щелкает, и Иван распахивает дверь, представая передо мной в одних трикотажных шортах.
– О, ты подготовилась? – со смехом спрашивает он. – Сразу после душа и с едой. Но могла хотя бы тапочки обуть.
И тут меня прорывает. Не знаю, отчего накатывает сильнее из пережитого за день, но обида пронзает, словно копье. Я бросаю пакет на пол и начинаю рыдать. Самое интересное, что я всегда плачу тихо, как будто боясь, что меня услышат, а тут прямо вою и всхлипываю, даже не пытаясь выглядеть красиво. Ваня подхватывает пакет, молча обнимает меня за плечи и заводит в квартиру. Отставив еду на комод в коридоре, усаживает меня туда же и, вклинившись между моими ногами, притягивает в свои объятия. Он ничего не говорит, не пытается узнать, что случилось, просто держит меня и позволяет как следует выплеснуть напряжение. От этого становится еще хуже. Потому что я не нуждаюсь в мужчине для утешения! Мне и одной хорошо. И вообще, мужчины все портят. Но как же, черт возьми, сейчас хорошо!
Через несколько минут я успокаиваюсь, остается только икота и негромкие всхлипы. Ваня вытирает мне слезы и, положив ладони на мои щеки, заставляет посмотреть на него.
– Что случилось? – спрашивает мягко.
– Дверь захлопнулась, а идиот курьер сорвал с меня полотенце, – поясняю сбивчиво. – Я просто хотела поужинать и почитать книгу, а теперь даже не могу попасть домо-о-ой, – снова завываю.
Ваня хмурится, я вижу, что он раздражен моим состоянием, хоть и пытается это скрыть. Ну и пусть выгонит меня на лестницу! Я пойду к консьержу и буду спать на диване в его комнатке, а завтра приедет папа и заберет меня домой. Кажется, я хреново справляюсь с самостоятельной жизнью. Как только вспоминаю о родителе, тут же начинаю думать о нем и Кристине, и мне становится еще хуже. А потом я резко поднимаю голову, заглядывая Ивану в глаза.
– Ты умеешь следить за людьми?
Он хмурится и смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Что?
– Умеешь следить за людьми? Ну, знаешь, со всеми этими штуками с прослушкой и все такое.
– Ась, ты здорова? – спрашивает он, зачем-то прикладывая руку к моему лбу.
– К сожалению, – вздыхаю я, стряхивая его ладонь. – Так, наверное, классно быть сумасшедшей. Тебе совершенно фиолетово, кто и что делает, куда кто идет, и что вообще происходит. Ты просто барахтаешься в своем собственном мире, даже не предполагая, что вокруг творится. Так что, есть у тебя такие знакомые? Или, может, ты мог бы оказать мне услугу?
– Ты пила?
– Нет, – с сожалением отвечаю я. – А есть выпить? Я бы не отказалась.
– Наркотики?
– Нет, лучше вискарика.
– Ты, – уже рычит Иван, – употребляла сегодня наркоту?
– За кого ты меня принимаешь?! – кричу я, отталкиваю его и соскакиваю на пол.
Пытаюсь открыть дверь, чтобы свалить, даже не думая куда, но Ваня, схватив меня за локоть, рывком разворачивает лицом к себе. Всматривается в глаза, слегка прищурившись.
– А что я, по-твоему, должен подумать, когда ты несешь какую-то хрень?!
– Что я говорю правду?
– Про слежку за людьми?
– Так есть у тебя кто-то подходящий? – не унимаюсь я.
– Ася, блядь! – рявкает он и встряхивает меня за плечи. – Что за поебень творится в твоей голове?!
– Можно я приму душ у тебя?
Иван тяжело вздыхает и, сделав шаг назад, запускает руку в свои волосы, как бы причесывая их. Молча кивает в сторону ванной комнаты, и я шагаю туда, чтобы смыть маску с волос и еще раз помыться, потому что после мерзкого взгляда дебильного курьера снова чувствую себя грязной. Выйдя из душа, бросаю взгляд на стиральную машинку, на которой лежит аккуратно сложенная футболка Вани. Когда я вошла сюда, ее не было. Значит, наверное, он принес ее мне. Намотав на голову чистое полотенце, облачаюсь в пахнущую Ваней одежду и выхожу в гостиную. На столике у дивана уже стоят две тарелки, на которых разложен мой заказ из ресторана и что-то еще, приготовленное Богомоловым, напротив две большие чашки с чаем и долбаные конфеты. Сглатываю слюну, ловя себя на мысли, что я все-таки съела бы хоть одну, но помню, во что превращается моя кожа даже после квадратика шоколада, так что отказываю себе в этом сомнительном удовольствии.
Присаживаюсь на диван рядом с Ваней, и некоторое время мы молча едим, глядя про какой-то мегазавод на одном из каналов.
– Почему ты оказалась почти голой в коридоре? – наконец Ваня нарушает тишину, приглушив звук телевизора.
– Вышла за едой.
– Но почему ты осталась в коридоре, а не вернулась домой?
Я коротко пересказываю ему свои приключения с курьером, и на моменте, когда мужик сдергивает с меня полотенце, желваки на Ваниной челюсти начинают выделяться сильнее обычного.
– У консьержа есть запасной ключ?
– Нет.
– Тогда надо звонить медвежатникам.
– Кому? Пока я была в душе, ты хапнул наркоты? – хихикаю я.
– Дурочка, – с улыбкой отзывается Иван. – Есть специальные службы по аварийному вскрытию дверей. Сейчас.
Иван берет свой телефон и набирает какой-то номер, после чего еще один и еще, пока не договаривается, что специалист подъедет в течение часа. Потом, взяв свою чашку с чаем, откидывается на спинку дивана.
– Дашь мне данные своего заказа?
– Зачем?
– Курьера будем наказывать. И что там насчет слежки?
– А что с ней?
– За кем следить собралась?
– Папа связался с младшей сестрой моей мамы.
– Связался – в смысле завел отношения?
– Мгм.
– И ты хочешь разоблачить его, показав маме видео?
– Моя мама умерла, – хриплым голосом произношу я.
Вижу, как пальцы Ивана, лежащие на его бедре, легонько дергаются, а потом снова расслабляются.
– Мне жаль.
– Спасибо, – тихо отзываюсь я, начиная по привычке вертеть на
