Плохо.
Сью слышала, как бабушка тихо говорила с родителями на кухне. Весь вечер старушка была необычно молчалива; она даже не слушала свои любимые аудиозаписи, когда резала овощи на кухне в ресторане. Несколько раз, обернувшись, Сью ловила на себе ее пристальный и странный взгляд; еще она заметила, что бабушка так же странно посматривает и на ее брата. И родители заметили перемену в бабушкином настроении – она догадалась об этом, поскольку они общались друг с другом вежливо, а не препирались по любому поводу, как обычно, но никто из них не сказал о происходящем ни слова, и они продолжали заниматься привычными делами.
Девушка посмотрела на кухню, а потом изменила свое решение: не направилась ни на кухню, ни к себе в спальню, а нашла трусливый выход из ситуации. Она подошла к Джону, растянувшемуся на диване: его голова лежала на одном подлокотнике, а ступни упирались в другой.
– Подвинься. Дай мне сесть.
– Отвали, – ответил он.
– Сам отвали.
– Убирайся. Ты закрываешь мне экран.
– Отлично, тогда… – Она уселась ему на ноги.
– Эй! – закричал юноша, пытаясь выбраться из-под нее. – Перестань!
– И не подумаю.
– Ты слишком толстая. Мне больно!
– Тогда подвинь свои ноги, чтобы я могла сесть.
– Тогда встань, чтобы я мог подвинуться.
Сью встала, и брат, быстро дав ей пинка, скатился с дивана и отскочил в сторону. Оглянулся, проверяя, не собирается ли она ответить ему тем же, а потом лег на полу перед телевизором и сморщил нос.
– Я не могу сидеть рядом с тобой. Ты воняешь.
– Это ты воняешь, – парировала девушка. – Помойся.
– Сьюзен!
Сью обернулась на звук бабушкиного голоса. Старая женщина стояла в дверном проеме, и ее растрепанные седые волосы, подсвеченные неярким светом с кухни, подчеркивали резкие черты ее лица. На какой-то момент она показалась девушке похожей на ведьму, и Сью поежилась от испуга. Но, войдя в комнату, старушка уже выглядела как обычно.
Сью заставила себя улыбнуться.
– В чем дело, бабушка? – спросила она по-китайски.
– Пойдем-ка со мной в мою комнату. Я хочу что-то тебе дать.
– Хорошо. – Сью была озадачена, но задавать бабушке вопросы было бы невежливо, поэтому она встала с дивана и пошла вслед за нею по коридору. Не успела она выйти, как Джон вскочил и снова разместился на диване.
В комнате бабушки, как всегда, пахло затхлостью, и лекарствами, и травами – запахами старости. На небольшом тиковом прикроватном столике стояли две бутылки женьшеня, распространявшие самый сильный из запахов этой комнаты. Одна из бутылок, та, которая поменьше, была наполнена мелко нарезанными кусочками корня. В другой, в прозрачной жидкости, плавал целый корень женьшеня, похожий на маленького человечка, заключенного в стекло. Боковые корешки казались ручками, а нижние – ножками.
Сью всегда нравилось приходить в бабушкину комнату. В ней было чуть теплее, чем в других помещениях, и она казалась девушке очень экзотичной: кусочком Китая, перенесенным в Аризону, что резко контрастировало с американизированным китайским декором, созданным ее родителями в других частях дома. Ей нравились темная ширма из трех секций, отделявшая спальную зону от дневной, огромная расписанная вручную ваза в углу, мебель со сложной резьбой. Сегодня, однако, эта таинственная экзотика немного ее беспокоила, и сумрачная комната показалась девушке слишком темной.
Сморщившись, будто от боли, бабушка неловко уселась на край кровати. Она ссутулилась, когда кровать просела под ее тяжестью, и впервые показалась Сью старой. Совсем старой. Глубокие морщины вокруг ее рта и глаз оставались неизменными так долго, сколько Сью себя помнила, и казались неотъемлемыми элементами ее лица. Теперь они изменились: спустились ниже к подбородку, подобрались ближе к щекам и лбу, и их дополняла сеть мелких морщинок, так что кожа казалась почти мумифицированной.
Сью отвернулась, не желая смотреть на бабушку при таком освещении, и сосредоточила внимание на старых фотографиях из Гонконга, стоявших на комоде между новыми фото ее и Джона. Там была фотография, на которой бабушка и ее мать стояли перед джонкой в гавани Гонконга; на другой ее дедушка держал живого цыпленка, купленного у одного из уличных продавцов; еще на одной бабушка была сфотографирована с двумя друзьями на фоне черного паровоза. Сотни раз за все эти годы, скучными вечерами или в дождливые дни, бабушка рассказывала истории, связанные с каждым из этих снимков, и обещала, что когда-нибудь они вместе съездят в Гонконг. Но теперь Сью понимала, что в реальности этого не будет. Эта мысль расстроила девушку; раньше она еще никогда не чувствовала такой безнадежности, печали и пустоты.
Сью пожалела о том, что сразу не отправилась в спальню, когда они пришли домой: тогда можно было бы притвориться спящей.
– Сьюзен…
Девушка снова посмотрела на кровать.
– Я хочу дать тебе это.
Бабушка вынула из ящика своего прикроватного столика ожерелье и протянула его внучке слегка трясущимися руками. Во все еще открытом ящике виднелись кусочки ткани и старые пустые бутылочки из-под лекарств.
Ожерелье – тонкая золотая цепочка с кулоном из белого нефрита [8] – показалось ей смутно знакомым. Сью осторожно взяла его в руки и стала рассматривать нефрит.
– Он настоящий?
Бабушка утвердительно кивнула.
– Он добыт в горах Куньлунь в провинции Хотан. Мне подарили его на свадьбу.
Теперь Сью узнала ожерелье, которое видела на фотографиях.
– Я носила его, пока твой дедушка был жив, но, когда он умер, сняла. Я планировала сберечь его, чтобы подарить тебе на свадьбу, но решила сделать это сегодня.
Сью попыталась вернуть ожерелье бабушке.
– Когда-нибудь я выйду замуж, тогда ты его мне и подаришь.
– Нет. – Бабушка подняла руки в знак отказа. – Я хочу дать тебе его сейчас.
Сью внимательно вгляделась в кулон. Это был молочно-белый нефрит редчайшей разновидности. Он был круглым, и на нем были вырезаны две фигурки: дракон и феникс, слившиеся вместе. Они символизировали мужчину и женщину, соединенных браком.
– Я не могу его принять, – сказала девушка.
– Ты должна. Я не возьму его назад.
– Я еще не выхожу замуж.
– Я, возможно, не доживу до твоей свадьбы.
Сью уставилась на бабушку – она начала понимать. Девушка ощутила неприятную тяжесть в желудке.
– Ты ведь не собираешься умирать? Ведь правда? Ты ведь не начала раздавать свои вещи, потому что…
Бабушка улыбнулась.
– Я не умираю.
– Тогда почему ты…
– Наступит день, когда я умру. Это может случиться скоро.
– Бабушка…
Старая женщина вздохнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
