На моем пути попалась пасшаяся крестьянская лошадь. Я вскочил на нее и без седла и уздечки, понукая ее шпорами, поехал к кустарнику. Лошадь оказалась малоподвижной, неуправляемой и упорно двигалась шагом. Очутившись в кустарнике, через который проскакали наши конники, я был неприятно поражен: он весь был забит польским обозом. Поляков было очень много, По у них, по видимому, еще не прошел шок от страха перед массой наших всадников. Притом же они, вероятно, не догадались, что я - последний... Перепуганными глазами смотрели они на меня, а я - на них. Хотя я пробирался между ними, проезжая в двух-трех шагах то от одного, то от другого, никто не проявлял никаких агрессивных намерений. Я благополучно выбрался из кустарника, а выйдя из него, бросил свою ленивую лошадь и пошел пешком гораздо быстрее.
Километра через три догнал своих. Командиры встретили меня с большим удивлением и смущением. Оправдывались они тем, что не заметили, как подо мной была убита лошадь. Старших командиров я пожурил, но не за себя, а за то, что они не захватили по пути польский обоз.
На короткое время фронт стабилизировался. Наши войска удерживали плацдарм за рекой Западный Буг, в двадцати километрах западнее города Устилуг. Два полка нашей бригады занимали оборону, а третий находился в резерве. Правее нас оборонялась пехота.
Получили приказ - с утра следующего дня перейти в наступление, овладеть населенными пунктами в двадцати пяти километрах от нас. В этот день мы продвинулись на восемь километров, но получили уведомление, что пехота еще не готова к наступлению и оно переносится на утро следующего дня. Не желая оставаться в положении, когда оба фланга открыты, мы на ночь вернулись на исходную позицию.
На следующий день наступали в том же боевом порядке.
Через тридцать минут после того, как скрылись последние эскадроны двух полков, выехала и мы с комиссаром Кузьминским. С нами был комендантский взвод из восемнадцати всадников. Поднялись на довольно крутой берег Западного Буга и направились на северо-запад, чтобы пересечь путь третьему полку и с ним следовать за ушедшими ранее двумя полками. Навстречу нам показались десятка три всадников, шедших на нас слева. Шли они разомкнутым строем, рысью, а увидя нас, перешли на шаг. Нас удивило появление всадников, идущих на восток в боевом порядке. Всмотревшись, узнали в них белополяков, посчитали их за разведку, проникшую к нам в тыл, и решили ее атаковать; хотя нас было меньше, но ведь противник-то в нашем тылу! Я скомандовал; "Взвод, строй фронт, шашки вон, за мной в атаку марш, марш!"
Вражеские всадники остановились. Когда же мы были от них в двухстах метрах, то увидели, что вслед за ними из балки выходит колонна, насчитывающая еще до двухсот сабель. Тогда я скомандовал: "Налево, кругом!" - и мы стали отходить на галопе в село, из которого вышли. За нами погнались.
Я решил доскакать до середины села и оттуда дорогой, идущей на север, пробиться в ту деревню, где находился третий полк, чтобы с его помощью ликвидировать эту неприятность в нашем тылу. Дорога проходила по узкой промоине с крутыми берегами. Нас преследовало человек семьдесят. И вот, к нашей радости, мы увидели полсотни всадников, идущих нам навстречу шагом. Я подумал: вероятно, в полку уже все стало известно и это его передовое подразделение идет нам на выручку. Но идущие нам навстречу конные, видя нас и скачущих за нами белополяков, посчитали, очевидно, всех за своих противников и испугались; назад они повернуть не могли и старались дать нам дорогу. Пытаясь свернуть с нее, они лезли на крутые берега узкого оврага, некоторые даже падали с лошадей. А в тот момент, когда мы уже проскакивали мимо, я узнал в них не своих башкир, а растерявшихся вражеских кавалеристов.
Мы оказались в поле. Комендантский взвод с комиссаром Кузьминским направился на восток, в сторону Устилуга, а я с ординарцем - в ту деревню, где находился третий полк бригады. Большинство поляков преследовало комиссара, а человек пятнадцать - меня. После продолжительной скачки наши кони уменьшили ход, и я с особенным удовольствием увидел выходящий из деревни полк и выкаченные пулеметы. Однако они стали обстреливать перед собой все - и поляков, и меня. Только когда поляки отстали, а я продолжал скакать к деревне, стрельба прекратилась. Велико было смущение командира полка, когда он узнал своего комбрига!
Поле было быстро очищено теми из наших кавалеристов, у которых были лошади получше, но в это время из села вышла навстречу колонна противника, и наши вырвавшиеся вперед кавалеристы начали отходить. Стоя на бугре, я видел всю эту картину. По данному мной сигналу все наши стали собираться ко мне и строиться в одну шеренгу, лицом к противнику, всего нас оказалось около двухсот пятидесяти всадников. Старший польский офицер тоже собрал к себе своих, и у него оказалось примерно такое же количество конников, построенных в одну шеренгу. Я и польский офицер находились впереди своих всадников, нас разделяло расстояние в два-три десятка шагов, а шеренгу от шеренги - в полсотни шагов. В тишине были слышны только команды, моя и польского офицера: "Вперед, в атаку", да еще позвякивание стремян и обнаженных клинков при движении разгоряченных коней. Но ни та, ни другая шеренга не решалась броситься в атаку первой. Я не исключал возможности, что польскому офицеру удастся воздействовать на своих раньше, чем мне, и начать атаку, и я хорошо понимал: кто бросится первым, у того полная победа, а кто опоздает, тот будет бит...
Мы оба повторяли свои команды уже охрипшими голосами, а шеренги не двигались. Трудно сказать, чем бы все это кончилось, но я вдруг поступил очень странно - поднял клинок кверху и вложил его в ножны, не спуская глаз с польского офицера.
На его лице полнилась довольная улыбка: вероятно, он посчитал, что имеет дело с бывшим царским офицером, антисоветски настроенным, и думал, что я подготовляюсь к сдаче в плен. Я же дал шпоры коню и выхватил револьвер. Помню, выстрелил три раза. Офицер быстро повернул свою лошадь на задних ногах и стал удирать от меня. Его примеру хотели последовать и остальные поляки. Но если этот маневр удался офицеру и фланговым, то стоящим в сомкнутом строю всадникам повернуться было невозможно. На них бросилась наша шеренга. Противник, всецело занятый тем, чтобы повернуть лошадей, почти не оказывал сопротивления и оставил на месте схватки около двухсот человек пленными, в том числе двух офицеров. Таков был результат трех револьверных выстрелов: они решили схватку в нашу пользу.
В гражданскую войну действия кавалерии, подобные здесь описанным, были нередки; они случались и во время больших массированных наступлений Первой Конной армии или Червонного казачества. Теперь такого рода стычки всадников кажутся седой стариной...
