Может, в своей Валгалле, он в это верил, он бы этого хотел… Знаешь, Маша, я уже давно понял, что у каждого есть свой Бог, свой собственный личный Бог, и свой ад и рай конкретно для каждого человека.
И самое удивительное, что тот, кто издевался над нами, кто презирал и ненавидел нас, как отбросы, тоже может быть сейчас в своем раю, заслужив одобрение своего Бога. Вот, что самое жуткое для меня. Я не могу до конца понять…
– О ком ты сейчас говоришь?
– Они называли его доктором, у него были умные пронзительные глаза, но изо рта лился яд, и я весь отравлен им, Маша. И этот яд у меня внутри вместо крови. Как я могу быть с тобой, как я могу, вообще, такой грязный, к тебе прикасаться?
– Брок, все это прошло! Все плохое уже закончилось… Ты хороший, ты чистый, ты лучше всех для меня!
Его била крупная дрожь, глаза лихорадочно блестели, он вдруг побелел как снег:
– Маша, я сейчас почему-то вспомнил, у меня ведь тоже когда-то был маленький оловянный крестик. Мне его дали, зашили куда-то сюда, изнутри в гимнастерку, – тут Брок показал в левую область груди, – «Игнатушка, береги… Береги, он поможет…»
Он вдруг застонал, схватившись за голову руками, раскачиваясь на постели всем телом:
– Ничего больше не помню, я ведь даже не вижу ее лица, только голос остался – «Игнатушка, береги…» Что они со мной сделали, Маша, если я даже лица матери не помню?
Она плакала, обнимая его, желая как-то еще утешить, защитить от боли, а в голове сама собой складывалась картина далекого прошлого.
«Игнат… Его звали Игнат, значит, это его настоящее имя».
Тяжело дыша, он, наконец, затих, крепко прижав к себе Машу. Пытаясь поддержать друга, отвлечь от невеселых дум, она предложила найти в лесу двух подобных ему мужчин, но Брок тут же категорически отверг эту идею:
– Тебе меня мало? Не позволю даже заговорить ни с кем из тех лесных, смотреть на них, слушать не дам.
– Ну, чего ты боишься? Может, они нас вместе увидят, захотят приходить в лагерь, в столовую, Коротков для них что-нибудь придумает. Мы же не знаем, какие они, вдруг им плохо одним? Ведь можно просто общаться, поддерживать друг друга… вместе вам будет легче.
Вдруг мысль о том, что Коротков может привезти сюда еще одну молодую сотрудницу, якобы для работы, показалась Маше гадкой и пошлой. У них с "медведем" все получилось естественно, само собой, как будто они были всегда предназначены друг другу. А другая девушка на ее месте могла бы испытать сильнейший стресс только от первой встречи с кем-то вроде Брока. На него же вдруг нахлынул приступ дичайшей ревности.
– А если тебе приглянется другой? Я их видел – один довольно смазливый, белобрысый, глазастый, такие, наверно, женщинам нравятся. Волчонок тоже ничего, быстрый. Я пару раз хотел спустить с него шкуру, да не смог догнать.
– Брок, ты совсем спятил? – ахнула Маша. – По-твоему, я из тех женщин, что прыгают от мужика к мужику? Я же только хочу для тебя лучше, вы подружиться бы могли, встречаться, иметь общие интересы и цели, у вас непременно должно быть что-то общее.
– Мне они не нужны! И тебе тоже. Забудь!
Маша только брови поднимала, покачивая головой. Брок был неисправим и, конечно, тайно мог сам страдать от своей неуступчивости, оттого еще больше хотелось ему помочь.
Глава 9. Дикая выходка
Наступил август. Приятно теплый и относительно сухой после грозового дождливого июля. Кутаясь в большое махровое полотенце, Маша сидела на расправленном покрывале на берегу. Скоро вода остынет, купания придется отложить до следующего сезона, но уж, конечно, не Броку.
Маша с удовольствием наблюдала, как он по – звериному встряхивается, выходя из озера.
– Ты куда уходил ночью? К медведице в чащу бегал?
– Я охотился вчера… – лениво ответил он, усаживаясь рядом.
– И где же добытый мамонт? Почему до сих пор не на вертеле?
Брок озадаченно посмотрел на Машу, пытаясь угадать, шутит она или всерьез.
– Тебе-то зачем с кровью возиться? Я потом сам на решетке приготовлю, вырезку пока в холодильник сунул, а еще хорошие куски на крыльце у кухни оставил, они знают уже… разберутся. Остальное, что осталось, выбросил в овраг у Согры, волки подберут.
– Ого! Здесь и волки водятся? Коротков не говорил…
– Лис много чего тебе не говорил, – резонно заметил Брок, – у лагеря серые не бродит, гораздо дальше. Волчонок их сюда не подпускает.
– Он за командира у них? И почему ты его «Волчонком» все время зовешь? Он тебя намного моложе?
– Ну, на вид похудей, конечно, а так… Ты зачем спрашиваешь? – вдруг прищурился Брок, с подозрением глядя на Машу.
Но ей захотелось в который раз поднять тему прочих лесных бродяг.
– У них есть свои имена? Просто любопытно… вот если бы нам всем вместе собраться…
– Не знаю и не хочу знать! – огрызнулся Медведь, стаскивая полотенце с Машиных плеч, – я один их обоих стою, ты сейчас убедишься.
Где-то недалеко в лесу вдруг загорланила ворона, ей тут же начала вторить другая и Брок моментально обернулся к лесу, закрывая подругу своим телом от возможной опасности. Взгляд его перебегал от одного дерева к другому, ноздри раздувались, словно он пытался учуять врага.
– Мы, кажется, тут не одни. Давай-ка ближе к дому.
– Так это всего лишь птицы! Кто там еще может быть сейчас? Твои лесные товарищи только ночью приходят к лагерю, да и то редко. Посидим еще…
– Нет у меня товарищей! Нет…
Брок протянул ей платье и стал быстро одеваться сам. Вскоре они вернулись в дом, и Маша начала собираться на обед в общую столовую, поскольку старалась соблюдать ритуал посещения административной зоны «Северного». Но все попытки ввести друга в маленькое общество заканчивались провалом.
– Может, хоть сегодня со мной пойдешь? Коротков уехал вчера по делам… Подумаешь, посмотрят на тебя наши повара, полюбуются. Они часто спрашивают о тебе. Вместе борща поедим и вернемся, ну… соглашайся уже…
– Я дома тебя подожду, – хмуро ответил Брок, – возвращайся скорее.
В ответ она лишь грустно вздохнула, закрывая за собою дверь. В светлой, полупустой столовой Маша поприветствовала знакомых сотрудниц, поковырялась вилкой в салате, уделила заслуженное внимание горячему и направилась в сторону своего коттеджа, когда ее окликнул Максим.
– Маша, здравствуй!
– Привет! Как дела?
Давненько они не виделась с водителем. Похоже, у него неприятности – лицо осунулось, под глазами синева, сама фигура сжалась, поникла. Отросшим волосам не
