Откуда у русских такое широкое, неординарное, пространственное мышление - ставить перед собой самые трудные, казалось бы, невыполнимые задачи, преодолевать невероятные трудности, в которых можно увязнуть, погубить задуманное дело и все же завершить его, несмотря на большие потери? Что в этом русском человеке заложено такое, что чем сложнее дело, тем упорнее и настырнее становится он? Откуда эта удаль, упорство и даже самопожертвование? Это загадка для всего остального мира, кроме человека, познавшего и воспитанного славянской общиной и в русском духе. И таким вырос Святослав, сын полунорвежки и полуславянки, став обладателем и носителем чисто русской души.
Ну, казалось бы, степь, раздольная и безграничная, в которой сталкивались кочующие племена, для некоторых народов стала на многие века средой обитания, житницей, родной землей и домом, где рождались поколения за поколениями, приобретая бесценный опыт кочевой жизни, - но только не для русичей. Лишь водная стихия стала их местом освоения, судьбы и поклонения, откуда и придуманные ими средства передвижения, которые позволяли познавать окружающий мир и осваивать новые земли. Вот такая планида, вот такой народ.
Святослав долго обдумывал свой поход в Хазарию. И уже на совете он знал, каким будет этот поход. Асмуд одобрил его решение и даже согласился выполнить сложное поручение, что и стоило ему жизни. Теперь все решал Святослав, все подчинялись его воле, его распоряжениям. Выбранный им путь похода был сложен: из Днепра в Донец, потом многокилометровый волок до Оки, там выход к Волге и уж дальше вниз до Итиля. Святослав считал, что этот поход не сложнее того, который проделали русичи на Кавказ: по Днепру в Русское море, через Керченский пролив в Азовское, потом на Дон, с Дона волоком до великой реки и, наконец, в Хазарское море. Этот путь занимал у них все летние месяцы, а зиму они проводили на юге в разбое и наживе. Но из последнего похода не вернулся никто.
Именно хазары уничтожили всех воев, когда они расположились на отдых близ Итиля. Думая о походе, Святослав учитывал время продвижения войска до Волги - именно это он считал главным, а все остальное следствием: и удар по Итилю, и по всем главным центрам Хазарии. Рассматривая записи и рисунки Асмуда, он поражался точности и конкретности, в которых учитель отмечал не только маршрут, но и, казалось, незначительные детали похода: болота, мелкие реки, спуски и подъемы, родники и ежедневную погоду. Когда в конце июля войско Святослава наконец прибыло на Оку, ладожан там не было, они застряли где-то на втором волоке, а без хорошо подготовленного войска, каким были ладожане, двигаться на Итиль не следовало. И именно их опоздание отложило поход на целую зиму. Но были союзники хазар, о коварстве которых хорошо знал Святослав. Это буртасы. Они граничили с вятичами, были ближе и доступнее Хазарии. И Святослав послал им вызов: «Иду на вы!»
Ладожане пришли на Оку только в начале месяца ревуна [74] , когда водоемы уже покрывались ночной стеклянной корочкой. Это была радостная и в то же время грустная встреча. Поход на Итиль откладывался до весны следующего года, и войско должно было стоять на Оке всю зиму. Продуктов катастрофически не хватало и хватить не могло на зиму, потому как небольшое городище вятичей не способно было прокормить почти двадцатитысячное войско. А пока не замерзли реки, конница и около двухсот лодий двинулись в сторону буртасов.
Святослав уже находился в лодии, ему надо было осмотреть место впадения Оки в Волгу, как на берегу появился всадник на белой лошади с черными чулками. Он бросил поводья сопровождавшему и по спущенной доске поднялся в лодию. Глубоко поклонился Святославу и молвил:
- Князь, твой стременной явился служить тебе Явью и Правью.
Это был лучший подарок, какого бы желал князь в это суетное предбоевое время. Он обнял стременного и повел к корме. Заскрипели уключины. В сумерках уже лодии вошли в Волгу. Укутавшись меховым плащом, Манфред, казалось, смотрела вдаль и улыбалась. Князь часто отвлекался по делам, но вот приблизился к Манфред и вздохнул:
- Ну, кажется, все. Пора и повечерять. Ты что улыбаешься?
- Смотри, видишь звездочку?
- Где? - Святослав посмотрел вверх, в темное свинцовое небо.
- Не в небо, - сказала Манфред, - а на голову чудища.
Святослав глянул на нос лодии, где на голове между рогами или ушами дракона сверкал красно-голубой огонек размером с дирхем.
- Это светлячок, - сказал Святослав.
- Светлячки уже спят, - ответила Манфред, - ты все забыл, это моя сестра-звездочка, подарок Тиу. Когда дочь моя болела и очень капризничала, Тиу принес волшебную шкатулку, как откроешь, раздается музыка. Сказал мне, что она из Египта. Ты знаешь такую страну?
- Да. Мне о ней рассказывал Асмуд. Он погиб.
- Знаю. Купец из Киева мне сказал.
Они какое-то время помолчали, вспоминая и жалея о нем.
- А Тиу все еще бродит по свету?
- А как же, - ответила Манфред, - он ведь бессмертный.
- Дочку-то как прозвала?
- Как же она может прозываться, - улыбнулась Манфред,
- Святославна!
Святослав задумался, потом обнял Манфред.
- Ей уже небось года два? Не пора ли тебе с ней перебраться в Киев?
- Нет, - резко ответила Манфред, - это дочь моя, и жить она будет со мной. У тебя уже есть два сына, так что дочь моя, - повторила она.
- Как пожелаешь. Я ведь тебе и дочке тоже приготовил подарок. Вернемся, и ты получишь его. А сейчас пойдем вечерять.
Куда бы ни хотели причалить лодии, всюду их встречали тучи стрел буртасов, предупрежденных князем Святославом. И все же нашлась лагуна с песчаным берегом и не такими крутыми берегами, где остановилась дружина Святослава. До берега было расстояние более полета стрелы, и Святослав приказал лодиям бросить якоря в ожидании конницы. Только через два часа появилась конница, которая прошла по всему берегу, оставляя сотни трупов стрелков, и только тогда дружина высадилась на берег и пошла в глубь страны. Горела земля буртасов.
Войско двигалось по изъезженной дороге, то тут, то там пересекаемой глубокими оврагами и впереди, вдали, пропадающей где-то в лесу. Но как только поднялись из последнего оврага, увидели белую фигуру, движущуюся им навстречу. Когда пригляделись, поняли: шел старик с посохом. Шел уверенно, широко шагая, а посох будто прыгал впереди него. Когда старик приблизился, он высоко поднял руку, как бы давая знак, чтобы все остановились. И, будто давно знакомый, он прямо обратился к Святославу:
- Ты пришел, владыка! Я знал, что ты придешь. Тиу сказал мне. Духи подсказали мне, что ты силен и хочешь покарать эту землю. Не губи ее. Забери то, за чем пришел! Только не убивай, не грабь, не лишай людей крова, - он снова поднял руку над головой и громко прокричал:
- Видит Бог! Знает Бог! Остановись!
И все увидели, что оголенная рука волхва засветилась голубоватым светом, а лицо стало красным, как медный начищенный таз. Святослав растерялся. Глянул на стременного и увидел, как Манфред качнула ему головой. Увидел встревоженное войско, готовое пасть на колени перед этим святым.
- Я пришел затем, что три десятка лет назад по наущению хазар вы погубили наших воев. За то вы расплачиваетесь по Праву, - сказал Святослав.
- О, сколько воды утекло за это время в великой реке, никто посчитать не может, - ответил волхв. - Старый правитель умер, а может ли вспомнить и посчитать молодой? Время способно заживлять раны и стирать обиду и зло. Молодой готов отдать тебе все, за чем ты пришел.
Старец поднял обе руки с посохом, и тут же из леса помчались несколько всадников. Не доезжая до Святослава, юноша соскочил с коня и принял покрытый золотым полотном длинный сверток, распахнул его и положил к ногам коня длинную саблю, украшенную дорогими самоцветами, и щит, также украшенный драгоценностями. Это был знак покорности и повиновения.
Святослав растерялся. Он решил, что волхв безусловно знает и об оставшемся на Оке войске, и о том, что истинной причиной его вторжения была добыча продуктов. И он сказал:
- Добро. Я не пойду дальше. Но каждые три десяти дней ты должен посылать мне по двадцать возов али саней говяды и дикого мяса и двадцать возов жита и другую снедь до самого прилета жаворонка или ледосплава.
Войско повернуло назад. Но вернулся на Оку князь с небольшой частью воев. Остальные во главе с опытным воеводой Претичем и с поднятыми на берег лодиями остались у Волги в земле буртасов.
В месяц Адар 965 года столица Хазарии, еврейская община, рахдониты и светская власть шумно отпраздновали праздник Пурим. Иосиф посетил свой гарем и оделил каждую наложницу дорогими подарками. Но на лице его застыла какая-то печать неуверенности и страха. Таким его никто никогда не видел. Ему казалось, что из-за каждого утла грозит страшная встреча непонятно с кем и непонятно когда. Он быстро оглядывался и так же быстро успокаивался. Даже свою дверь в кабинет он проверял часто, закрыта ли она. Иосиф сам не понимал, что происходит с ним, почему стройные логичные мысли вдруг прерывались и нарушались другими, совсем необычными и ненужными. Терялась нить связи, и приходилось возвращаться назад, к прежней, с чего он начинал думать. И когда он возвращался к первоначальной мысли и чуть только продолжал ее, как снова врывалась новая, совершенно посторонняя и глупая. Эту разбросанность или распадение мысли Иосиф пытался скрыть силой воли и твердым характером, когда пытался записать или начертать то, о чем он первоначально думал.
