— Колду-у-у-ун!!! — отчаянно взвыл он, получив Кримхиль-дой по шее.
— Мотаем! — с готовностью отозвался напарник, опозоренный дополнительно наотмашь по темечку.
Крысюк с распухшим ухом выронил графский кошелек.
— Теофиль Стомачек, он же Михаль Ловчик, беглец-нелегал из Бадандена!.. дом номер 8 по улице Второго Помилования, сожительница — Брыхта Яловая, воровка на доверии… опозорен дважды… трижды!., четырежды!.. Записывай!
— Юный бездельник Феликс Шахрай по кличке Гнилой Вьюн опозорен один раз!.. Два раза! Овидий, шевелись!
— Дядька, не на-да-а-а!!!
— Опозорен! Опозорен!
— Позор в ягодицу! Дважды!
Клинки молниями сверкали в тусклом свете фонаря, разя без устали. Старенький граф, проявив неожиданную прыть, успел прижаться к стене, стараясь не мешать. Весьма разумно с его стороны, ибо обер-квизитор разошелся не на шутку. Зрелище орущих и до смерти перепуганных грабителей доставило ему куда большее удовлетворение, чем мог бы доставить вид изрубленных в куски тел. Шагов сорок барон гнал вопящую троицу по переулку, вдохновенно исполняя «мотыльковый веер Сет-Рабби» и полосуя беглецов по филейным частям. Затем горе-грабители оторвались от преследователя и скрылись в темноте.
Малость запыхавшийся Конрад повернул назад.
— Премного благодарен вам, барон! Если бы не ваши отвага и доблесть…
— Полно, граф! Любой честный человек на моем месте…
— Честный и мужественный, барон! Мужественный! А это в наши времена не столь уж частое сочетание, к сожалению.
— Вы мне льстите… — Конрад, как и большинство его современников, был весьма чувствителен к фимиаму лести. Но тем не менее постарался перевести разговор на другую тему. — Кстати, граф… Что привело вас в эти трущобы на ночь глядя?
— Вы не поверите, друг мой! Я заблудился! Вышел прогуляться перед сном — и не смог найти дороги обратно. У вас в столице слишком запутанная планировка. Особенно на окраинах. И слишком наглые разбойники. В моем графстве всякое отребье не рискует нападать на людей благородного сословия.
В последних словах Ривердейла обер-квизитор усмотрел намек на плохую работу Бдительного Приказа. И снова поспешил сменить тему:
— Давайте я провожу вас до гостиницы, граф. Нам по пути.
— Зовите меня просто, без церемоний — Эрнест. Я перед вами в долгу. И не спорьте, пожалуйста! О-о, извините, я наступил на ваш планшет…
— Хорошо, не спорю, — шутливо поднял руки барон. — Но тогда и вы зовите меня Конрадом.
— Идемте, мой друг Конрад. Без вас я бы, наверное, до утра искал дорогу. Кстати, как ваша дуэль? Надеюсь, все прошло благополучно?
Конрад позволил себе усмехнуться:
— Вполне. Не хуже, чем в переулке.
— От души поздравляю! Кстати, «веер Сет-Рабби» в вашем исполнении был превосходен! Учтите: это не комплимент, а оценка знатока. Хотя с левой… Вам полезно слегка расслабить плечо. А кисть при оттяжке, наоборот, закреплять жестче. Это позволит сократить амплитуду без потери силы. В остальном — чудесно! Хоть в учебник помещай.
Слушая рассуждения графа, барон время от времени согласно кивал, ибо находил замечания Ривердейла справедливыми. Да, странно выслушивать подобные сентенции от чудаковатого старика, только что спасенного из лап грабителей. Но отмеченная несообразность лишний раз подтверждала правильность выводов. Граф ле Бреттэн — выдающийся теоретик ратного дела.
Что же касается практики, то не всем быть универсалами.
* * *
— …Это называется гостиница?! Это называется столица?! Мне, пожилой женщине, жить в угольном ящике?! Да там же черным-черно, как у дракона в заднице! И за этот склеп — полбинара в день?! Что? Еда? Я еще посмотрю, что у вас за еда! Еще понюхаю! Попробую на вкус! Небось помои такие, что и свиньи побрезгуют!
У конторки, за которой прятался съежившийся Трепчик-младший, разорялась старая карга. Более всего карга походила на пирата в юбке. Вернее, во многих юбках, ворохом торчащих одна из-под другой. Голова повязана кроваво-красным платком, но не по-женски, а с узлом на затылке и двумя хвостами, упавшими на широченные плечи; седые космы торчат наружу. Лицо черепахи, сплошь в морщинах, нос крючком. Левый глаз закрыт повязкой, правый хищно сверкает из глубокой глазницы. Рукава вязаной кофты закатаны по локоть; пальцы на жилистых руках шевелятся вразнобой.
И голос хриплый, как у голодной вороны.
— Не извольте беспокоиться, сударыня! Сейчас зажжем вам свечи! За счет заведения! И кормят у нас превосходно, не сомневайтесь! Вот их сиятельство с их светлостью — добрый вечер, господа! — подтвердят. Я вас самолично провожу, чтоб не споткнулись, не приведи Вечный Странник! Вот, я уже и канделябр взял… Что ж вы на ночь глядя приехали, сударыня? Вы б с утре-ца, засветло…
— Когда надо, тогда и приехала! — каркнула бабка. — Утром ему, костоеду! Может, вообще не приезжать надо было? И прочих дураков отвадить?! Так я могу…
Здоровый ее глаз с подозрением косился на «сиятельство со светлостью», вошедших в холл. «Небось прощелыги залетные!» — читалось во взгляде.
— Что вы! Как можно! Я не то хотел сказать… позвольте, я услужу…
Трепчик не сомневался в умении гостьи отвадить кого угодно. Такая Вечного Странника с неба сживет. Ухватив один из узлов карги, хозяин крякнул от натуги. Но справился и, еле удерживая канделябр с тремя свечами, бросился ко входу на черную половину отеля. В этот момент граф, к удивлению Конрада, решительно направился к карге. Почти не споткнувшись и ничего не опрокинув, остановился в паре шагов.
С достоинством поклонился:
— Разрешите представиться, сударыня. Эрнест Ривердейл, граф ле Бреттэн. Мы, видимо, будем соседями.
Карга вытаращилась на графа и вдруг относительно ловко изобразила реверанс.
— Аглая Вертенна. Из нетитулованных нобилитов Альгамбры, твое сиятельство.
— Барон фон Шмуц, — мгновенно оказался рядом Конрад. — Простите мой интерес, сударыня… Не родственница ли вы Лайзе Вертенне?
— Внучка она моя… А почему вы спрашиваете? Вы ее знаете, Лайзочку?
— К сожалению, не имеем чести, — граф перехватил инициативу. — Но, думается, всех нас привели сюда сходные обстоятельства. Вы, сударыня, тоже получили письмо?
— А вы откуда знаете?
Барон двусмысленно развел руками.
Наилучший ответ в его положении.
В номере Конрада ждала депеша. Глава Бдительного Приказа, прокуратор Вильгельм Цимбал, звал барона завтра к восьми утра на чашку горячего молока. И не в Приказ, а на личную загородную виллу. Карету должны были подать ко входу в гостиницу в начале восьмого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
