Бабушка сделала из меня кого-то другого.
И вот я явилась к отцу в своем новом обличье, не похожая на себя, и высказала ему все, что я по этому поводу думаю:
– Сначала она мне задает домашнюю работу. Потом, когда я приношу ей эту самую домашнюю работу, она рвет ее на кусочки. Потом она учит меня сидеть. Потом мне с ее подачи перекрашивают волосы и почти все их состригают. Потом к моим ногтям приклеивают кусочки пластмассы. Потом она покупает мне обувь, которая стоит почти столько же, сколько небольшая ветеринарная операция, и одежду, в которой я выгляжу как Викки, дочка капитана из старого сериала «Корабль любви».
Извини, папа, но я не Викки и никогда ею не буду, как бы бабушка ни старалась одевать меня под нее. Я не стану никогда неунывающей отличницей, не буду крутить романы на корабле. Это все относится к Викки, но не ко мне.
Пока я все это кричала, из спальни вышла мама. Она уже навела марафет, осталось только нанести последние штрихи. Мама была в новом наряде, на ней была юбка, вроде как испанская, вся такая разноцветная, и топ с одним открытым плечом. Свои длинные волосы мама распустила и вообще выглядела она очень классно. Папа как ее увидел, так снова заторопился к бару.
– Миа, – сказала мама, застегивая сережку, – никто и не просит тебя быть Викки.
– Бабушка этого ждет.
– Миа, бабушка просто пытается тебя подготовить.
– К чему подготовить? – закричала я. – Не могу же я ходить в школу в таком виде!
Мама вроде бы даже удивилась:
– А почему нет?
О господи, ну почему это должно было случиться со мной?
Я набралась терпения и постаралась говорить как можно спокойнее:
– Потому что я не хочу, чтобы в школе кто-то узнал, что я – принцесса Дженовии.
Мама покачала головой:
– Детка, они все равно рано или поздно узнают.
Не знаю, как они могут это узнать. Я все продумала. Принцессой я буду только в Дженовии, а шансы на то, что кто-нибудь из моих школьных знакомых когда-нибудь попадет в Дженовию, равны нулю, значит, никто ничего не узнает, и мне не грозит стать такой же, как Тина Хаким Баба, с которой никто не дружит. Во всяком случае, меня не будут считать ненормальной, которая каждый день ездит в школу в лимузине с шофером и повсюду ходит с телохранителем.
Мама выслушала все это и говорит:
– А если эта информация попадет в газеты?
– С какой стати она попадет в газеты?
Мама посмотрела на папу. Он отвел взгляд и приложился к стакану. А дальше… вы не поверите, что он сделал дальше. Он поставил стакан, сунул руку в карман брюк, достал бумажник от «Прадо», открыл его и спрашивает:
– Сколько?
Я выпала в осадок. Мама тоже.
– Филипп… – начала она, но папа продолжал смотреть на меня.
– Хелен, я серьезно. Я чувствую, что компромиссное соглашение, которое мы подписали, нам не поможет. Мне представляется, что единственное решение в таких вопросах – деньги. Миа, сколько я должен тебе заплатить, чтобы ты позволила бабушке сделать из тебя настоящую принцессу?
– Так вот что она делает! – Я опять сорвалась на крик. – Если она затеяла именно это, так скажи ей, что это дохлый номер! В жизни не видала принцесс с такими короткими волосами, длиннющими ступнями, да еще и без грудей!
Папа только на часы посмотрел. Наверное, ему нужно было куда-то идти, наверняка у него было назначено очередное «интервью» с той блондинкой из «Эн-Би-Си ньюс».
– Отнесись к этому как к работе. Ты будешь учиться профессии принцессы, а я буду платить тебе жалованье или, если хочешь, стипендию.
Тогда я стала кричать еще громче, я кричала, что дорожу цельностью своей личности, что отказываюсь продавать свою душу и все такое в этом духе. Все эти умные словечки я почерпнула из одного маминого старого доклада. Кажется, она их узнала, потому что как-то испуганно заморгала и сразу заторопилась на свидание с мистером Джанини. Папа посмотрел на нее очень злым взглядом, у него это получается почти так же хорошо, как у бабушки, вздохнул и сказал:
– Миа, давай сделаем так. Я буду от твоего имени вносить по сто долларов в день на счет этого… как бишь его… ах да, «Гринпис», чтобы они могли пустить эти деньги на спасение китов, если ты доставишь моей матери удовольствие и позволишь ей научить тебя, как быть принцессой.
Ну, это совсем другой разговор. Если бы он платил лично мне за то, что мои волосы модифицируют химическим путем, – это одно. Но платить по сотне долларов в день «Гринпис»? В год это будет 365 000! От моего имени! Ну, тогда «Гринпис» будет просто обязан принять меня на работу, когда я закончу учебу. К тому времени я практически пожертвую им миллион долларов!
Стоп, может, это будет 36 500 долларов? Где мой калькулятор???
Суббота, позже
Не знаю, кем Лилли Московитц себя возомнила, но я точно знаю, кем она не является: моей подругой. Подруги не ведут себя так, как она повела себя со мной сегодня вечером. Просто не верится! И все из-за чего? Из-за моих волос!
Если бы Лилли разозлилась на меня из-за чего-то серьезного, например, из-за того, что я пропустила съемки серии про Хо, может, я еще могла бы это понять. Я имею в виду, что в ее шоу «Лилли рассказывает все, как есть» я – нечто вроде главного оператора, а еще я занимаюсь реквизитом. Когда меня нет, мою работу приходится выполнять Шамике, а она и так уже исполнительный продюсер и отвечает за поиск натуры. Так что я, пожалуй, понимаю, что Лилли может возмущаться, что я пропустила сегодняшнюю съемку. Она считает, что «Хо-гейт» – самая важная из всех серий ее передачи. А по-моему, это немножко глупо. Если разобраться, кому какое дело до жалких пяти центов? Но Лилли уперлась: «Мы разорвем порочный круг расизма, который процветает в китайских магазинчиках во всех пяти районах Нью-Йорка».
Дело ее. Я только одно могу сказать, что, когда я сегодня вечером вошла в квартиру Московитцев, Лилли только раз взглянула на мои волосы и начала:
– О господи, что с тобой случилось?
Можно подумать, что у меня все лицо покрыто шрамами от обморожения, а нос почернел и отвалился, как у тех альпинистов, которые покоряли Эверест.
Я, конечно, знала, что при виде моих волос все выпадут в осадок. Перед тем как выходить из дома, я как следует вымыла голову и отмыла волосы от геля и мусса. Плюс к тому я смыла весь макияж, которым меня густо намазал Паоло, и переоделась в комбинезон и кеды. Формулу корней квадратного уравнения на подошве почти уже не было видно. Честное слово, мне казалось, что, за исключением волос, я выгляжу почти как обычно. Пожалуй, я бы даже сказала, что выгляжу хорошо – для меня, конечно.
Но Лилли, как выяснилось, была другого мнения.
Я старалась держаться так, как будто ничего особенного не произошло. Между прочим, так оно и было, я же не сделала себе силиконовую грудь или еще что-нибудь в этом роде.
