- Чего порядочного можно ждать от республиканского режима? - говорил мне в свою очередь не раз Жилинский.- Все, что есть хорошего во Франции, было создано при королях!
Таких недоступных сухарей, кичившихся своими чинами и положением, как Жилинский, среди наших генералов встречалось немного. Чем бы его ублажить, как встретить, а главное, как примирить с "монастырским уставом" Гран Кю Же?
- Выставьте на пристани в Булони почетный караул со знаменем, разучите русский гимн, высылайте при мне представителя Жоффра в чине не ниже генерала, реквизируйте не меньше не больше как замок самого Ротшильда, в двух километрах от Шантильи, подыщите лучшего повара в Париже, обеспечьте не таким столом, каким мы тут с вами довольствуемся, а самым изысканным, с лучшими винами,учил я мало тароватых и не привыкших к русскому хлебосольству своих французских друзей. Все было выполнено ими как по нотам, но принято Жилинским только как должное, с подобающим, на его взгляд, величественным достоинством.
- А деньги для меня переведены? - был один из первых обращенных им ко мне вопросов.
- Прикажу своему счетному отделу немедленно выписать положенные вашему высокопревосходительству суточные, столовые и жалованье. Когда и куда прикажете доставить?
- Нет, уж я вас попрошу лично доставлять мне деньги в гостиницу "Континенталь". Я занял там постоянный номер, так как сидеть безвыездно в Шантильи не собираюсь,- отдал мне приказ Жилинский, подчеркивая этим мое подчиненное положение. Оно, впрочем, было уже установлено телеграммой, извещавшей меня о его приезде:
"Во время пребывания генерала Жилинского при французской армии вы находитесь в подчинении его высокопревосходительства и должны сообразовать свои действия и донесения по всем вопросам, кроме заказов, с его указаниями".
- Виноват, ваше высокопревосходительство, с непривычки,- извинялся я, подбирая с пушистого ковра в раззолоченном салоне "Континенталя" серебряные и медные французские сантимы. Они как бы нарочно выпали из привезенного мною конверта с деньгами.
Жилинский пересчитал, как хороший кассир, светло-лиловые сто-франковые билеты, но, стараясь из вежливости прийти мне на помощь, прервал это занятие и тоже наклонился. Он понял.
- Можете прислать на следующий раз жалованье с одним из ваших французских офицериков, только знайте - из выправленных.
"He иначе как с бравым красавцем Тэсье, с его кирасирской каской и даже с палашом", -заранее решил я. Холодного оружия никто, между прочим, во время войны во Франции не носил, что тоже бесило Жилинского.
Церемонию передачи жалованья мне захотелось использовать для установления распорядка работы в Гран Кю Же - вопроса, которого Жилинский всячески старался избежать. Сам он, разумеется, ничем заниматься не собирался и привез с собой только личного адъютанта, сынка своего старого полкового товарища Панчулидзева. "Кто же будет поддерживать связь с французскими бюро?" спрашивали мы себя с Пацем и в конце концов решили рекомендовать Жилинскому задержать при себе командированного в Париж полковника Кривенко. Последний, как это часто бывает в подобных случаях, оказался по отношению ко мне вероятно, из зависти - большим врагом.
Одно лишь удалось уберечь от всей неразберихи, вызванной появлением в Гран Кю Же вместо одного - двух русских органов: ничто не могло мне помешать посылать в Россию ежедневные телеграммы со сведениями о противнике.
Основной причиной командирования Жилинского явилась вторая межсоюзническая конференция главнокомандующих, собравшихся в Шантильи 5 декабря 1915 года после длительных политических переговоров. Ставка на этот раз сама находила необходимым обсуждение между союзниками текущих вопросов, намечая для этой цели Лондон. Асквит предлагал даже учредить постоянную организацию, которой подлежали бы не только военные и дипломатические, но и политические вопросы. Бриан считал, что достаточно собирать периодические совещания. Наконец, все согласились, что после безрезультатного сентябрьского наступления на французском фронте и стабилизации на долгий срок русского фронта надо было найти выход из получившегося безотрадного положения, используя, например, уже созданный к тому времени, хотя еще и очень слабый, Салоникский фронт.
После перехода на сторону немцев Болгарии и быстрого разгрома превосходящими германо-австро-болгарскими силами доблестной сербской армии, Балканский театр приобрел особое значение. Союзникам хотелось привлечь на свою сторону во что бы то ни стало Румынию и через нее подать руку русской армии. Однако взгляды в этом вопросе резко расходились.
Французы, воспитанные на наполеоновской стратегии, считали, что война может быть выиграна только после разгрома главного противника и на кратчайшем стратегическом направлении.
- Все силы против Германии, а об австрийцах поговорим, когда вы будете в Берлине,- давал мне советы в начале войны Мессими.
К тому же французы ощущали присутствие немцев у самых ворот Парижа и при столь мне известной узости политических горизонтов долгое время не были склонны уделять свои силы на Салоникский фронт. Сентябрь их протрезвил, и Жоффр стал прислушиваться к мнению Алексеева, считавшего, что при борьбе с коалицией -удар надо направлять против слабого противника, с тем чтобы отколоть его от более сильного. В конце концов и Россия и Франция были склонны к развитию операций на Салоникском фронте, не рассчитывая даже особенно на содействие Италии, хотя аппетиты ее на Балканском полуострове им были хорошо известны.
Не так смотрела на этот вопрос "владычица морей", привыкшая простирать своя интересы не на один какой-нибудь театр войны, не на один даже континент, а на весь земной глобус. Это лишний раз подтвердила последняя моя беседа с лордом Китченером, возвращавшимся осенью 1915 года из своей инспекционной поездки на Восток. По-видимому, наши лондонские споры об американском рынке не были им забыты, и, проездом через Париж, он неожиданно вызвал меня в английское посольство.
- Скажите,- с обычной прямотой спросил меня маршал,- зачем вам понадобился Салоникский фронт? Я твердо решил отозвать наши войска с Балканского полуострова с тем, чтобы развить наступление из Египта против Турции.
- По примеру Моисея через Черное море,- улыбнулся я.- Как бы мне ни хотелось быть вам приятным, милорд, но полагаю, что эти хождения по пустыням, не занятым противником, особого интереса для нас представить не могут.
- Опять станем спорить,- полушутливо замял разговор Китченер и стал расспрашивать, насколько я удовлетворен материальной помощью союзников России.
Подобные противоречия между союзниками во взглядах на Салоникский фронт не предвещали больших результатов от предстоявшей конференции, на которой должен был выступать Жилинский.
