футов.
— Не уверен, что смог бы пульнуть футбольный мяч на такое расстояние. Кресло Дезире на сколько отстоит от стены?
— На шесть футов.
— А кресло Тревора?
— На столько же.
Я покосился на ее руки:
— Красивые перчатки.
Она подняла руки:
— Нравятся? Это перчатки Дезире.
Я тоже поднял здоровую руку, которая тоже была в перчатке.
— А это — Тревора. По-моему, из телячьей кожи. Очень мягкая и облегает.
Энджи влезла в сумочку и извлекла оттуда два пистолета. Один был австрийский — девятимиллиметровый «глок 17», второй был немецкий — девятимиллиметровый «зиг-зауэр Р226». «Глок» был легкий и черного цвета. «Зиг-зауэр» был из серебристого алюминиевого сплава и чуточку тяжелее.
— Там столько их было в оружейном ящике, — сказала Энджи, — но эти мне показались самыми подходящими.
— Обоймы?
— «Зиг-зауэр» вмещает пятнадцать патронов, «глок» — семнадцать.
— И разумеется, патронники пусты.
— Разумеется.
— Что вы, ради бога, такое делаете? — произнес Тревор.
Мы притворились, что не слышали.
— Кто сильнее, как ты думаешь? — спросил я.
Энджи смерила обоих взглядом.
— Трудно сказать. Дезире молода, но у Тревора в руках достаточно силы.
— Бери «глок».
— С удовольствием.
Она протянула мне «зиг-зауэр».
— Готова? — спросил я и, зажав рукоять грудью и поврежденной рукой, оттянул затвор и дослал патрон в патронник. Наставив «глок» в пол, Энджи сделала то же самое.
— Готово!
— Погодите! — воскликнул Тревор, когда я направился через комнату к нему, держа пистолет в вытянутой руке и целя прямо ему в голову.
Снаружи шумел прибой и ярко светили звезды.
— Нет! — завопила Дезире, когда к ней с пистолетом в руке начала двигаться Энджи.
Тревор забился в кресле, натягивая связывавшие его веревки. Он дернулся влево, потом вправо и снова влево.
А я все приближался. Я слышал громыхание кресла, в котором так же билась и дергалась Дезире, а комната словно съеживалась вокруг Тревора с каждым моим шагом. Лицо его над прицелом пистолета росло, ширилось, глаза метались из стороны в сторону. Из-под волос у него тек пот, а обезображенные щеки сводила судорога. Бледные, до молочной белизны губы раздвинулись, обнажая зубы, и он издал не то вопль, не то вой.
Подойдя вплотную к его креслу, я приставил пистолет к кончику его носа:
— Как себя чувствуете?
— Нет, — произнес он. — Пожалуйста!
— Я сказала «Как чувствуете себя», — рявкнула Энджи на Дезире на другом конце комнаты.
— Не надо! — крикнула та. — Не надо!
— Я задал вам вопрос, Тревор, — сказал я.
— Я…
— Как чувствуете себя?
Глаза его скосились, вперившись в ствол пистолета, и в них показались красные прожилки.
— Отвечайте!
Губы его зашамкали, потом сжались, а на шее вздулись вены.
— Дерьмово себя чувствую! — вырвалось у него.
— Именно, — сказал я. — Вот так же чувствовал себя и Эверетт Хемлин, умирая. Дерьмово. Так же чувствовал себя Джей Бекер. И ваша жена чувствовала себя точно так же. И шестилетняя девочка, которую вы раскромсали на куски и бросили в чан с кофейными зернами. Дерьмово, Тревор. Как полное ничтожество.
— Не стреляйте в меня, — сказал он. — Пожалуйста. Пожалуйста! — И из пустых его глаз покатились слезы.
Я отвел пистолет от его лица:
— Я не собираюсь стрелять в вас, Тревор.
Он смотрел в полном изумлении, как я вынул из пистолета обойму и кинул ее себе в перевязь. Потом, прижав оружие к кисти поврежденной руки, вытряхнул из патронника патрон. Нагнувшись и подняв патрон, я сунул его себе в карман.
Затем под все более изумленным взглядом Тревора я оттянул затвор и, отделив рукоять от казенной части, также кинул их себе в перевязь. Потом последовала очередь пружины над коробкой, которую я снял и показал Тревору, а потом бросил и ее в перевязь. Последней в перевязь полетела, присоединившись к другим частям пистолета, его коробка.
— Пять составных частей, — сказал я Тревору. — Все здесь: обойма, затвор, пружина, коробка, ствол. Полагаю, вы умеете собирать ваше оружие?
Он кивнул.
Я повернулся к Энджи:
— А как с этим обстоят дела у Дезире?
— Наверняка папочка вымуштровал ее и в этом.
— Превосходно. — И я опять повернулся к Тревору. — Как я уверен, вы отлично знаете, что «глок» и «зиг-зауэр» собираются одинаково.
— Мне это известно.
— Восхитительно. — И я с улыбкой отошел от него. Отходя, я отсчитал пятнадцать шагов, потом, остановившись, вынул из перевязи разобранный пистолет. Части пистолета я аккуратно разложил на полу, поместив их цепочкой друг за другом. Потом я направился к Энджи с Дезире. Остановившись возле кресла Дезире, я повернул назад, отмерив и от ее кресла пятнадцать шагов. Энджи подошла ко мне и разложила по полу части разобранного «глока» точно так же, как и я, — цепочкой.
Мы вернулись к Дезире, и Энджи отвязала ее руки от спинки кресла, а потом, нагнувшись, потуже затянула узлы на ее щиколотках.
Дезире подняла на меня взгляд. Она тяжело дышала ртом, предпочитая не трогать носа.
— Вы сумасшедший, — сказала она.
Я кивнул:
— Вы же хотите смерти отца, разве не так?
Она отвернулась от меня и уперлась взглядом в пол.
— Эй, Тревор, — окликнул я, — вы все еще хотите смерти вашей дочери?
— Всеми силами, которые еще остались в моей душе! — воскликнул он.
Я опустил взгляд на Дезире, и она, склонив голову к плечу, искоса взглянула на меня из-под набрякших век и из-за завесы упавших ей на лицо волос медового цвета.
— Обрисую вам ситуацию, Дезире, — сказал я в то время, как Энджи направилась к Тревору, чтобы развязать его руки и проверить, крепко ли связаны щиколотки. — Ноги у вас обоих связаны, у Тревора немного слабее, чем у вас, но не так, чтобы значительно. Я посчитал, что двигается он медленнее, чем вы, и потому дал ему небольшую фору. — Я указал рукой на полированный паркет. — Вот ваше оружие. Доберитесь до него, приведите пистолеты в боевую готовность и сделайте с ними все, что захотите.
— Вы не можете так поступить, — сказала она.
— Дезире, «не можете» — это категория из области морали. А вам должно быть известно, что можем мы все, что взбредет нам в голову. Вы живое тому подтверждение.
Я вышел на середину комнаты, откуда мы с Энджи стали смотреть, как отец и дочь разминают руки, готовясь к единоборству.
— Если у кого-то из вас двоих явится светлая мысль, объединив усилия, ринуться за нами в погоню, — сказала Энджи, — мы едем в редакцию «Бостон
