и мусором с чердака. Чтобы расчистить его, потребовалось немного терпения. Да, никаких сомнений, это нижняя часть лампы, точно такой же, какая имелась и в домике садовника.
Бридон испытал огромное облегчение. По роду профессии он часто сталкивался с неприглядными делами, нет-нет да и случающимися на свете, а также с людьми, для которых приобретение пяти тысяч фунтов важнее обыкновенной порядочности, а порой и человечности вообще. Но несмотря на тесное соприкосновение с мошенничеством, сыщик так и не очерствел; всякий раз, наблюдая гнусность, пусть и восхитительную, он испытывал отвратительный привкус во рту. Примерно восемь последних часов он пребывал в уверенности, что минувшей ночью остров стал местом убийства, возможно, совершенного с патологической жестокостью. Теперь забрезжила надежда, что все-таки можно подыскать более милосердное объяснение. Хендерсон, какие бы преступные намерения ни питал, каковы бы ни были его прегрешения, пал жертвой несчастного случая. Он уже находился в крайне взвинченном состоянии; перспектива головокружительного «подвига» привела его в состояние непривычного возбуждения, и, по свойственной таким людям роковой привычке, он решил поискать ответа на дне бутылки. Шатаясь, но ошибочно полагая, что еще твердо держится на ногах, Копатель направился в гараж сделать последние приготовления и, чтобы не споткнуться, прихватил с собой вот эту довольно опасную керосиновую лампу. Деревянный пол гаража, возможно, уже пропитался разбрызгавшимся бензином и готов был вспыхнуть. Глотнув свежего воздуха, Хендерсон, внезапно отключился и упал; выпавшая из его рук лампа разбилась, и огонь выплеснулся наружу. Хендерсон лежал без сознания и не почувствовал, как начал задыхаться от дыма. Он даже не пошевелился, и адский огонь без труда спалил дотла его безжизненное тело. Несчастный случай, рассуждал Бридон. Посреди всего этого клубка сомнительных намерений — почему бы не простой несчастный случай?
А затем он вспомнил про ключ. Всю ночь, как и пожарные, сыщик изо всех сил искал ключ, которым заперли дверь гаража, однако ни возле тела, ни вообще в гараже так ничего и не нашли. Маловероятно, чтобы погибший заперся в гараже, а ключ положил в карман или в сторонку. Зачем? На острове находилось всего два человека, и второй в отключке валялся наверху. Зачем прилагать столько усилий, чтобы тебя никто не увидел? Кто-то — и это не был погибший — вынул ключ из замочной скважины, после того как Хендерсон зашел в гараж и прежде чем он, Бридон, подоспел на помощь.
Может быть, ключ где-нибудь в доме? Вряд ли его обитатели до такой степени беспечны, но все-таки стоит еще раз пройтись по комнатам, сосредоточив внимание исключительно на поисках ключа. Бридон повторно обшарил весь дом — безрезультатно. Правда, во время второго осмотра, опять обыскивая комнату Хендерсона, он столкнулся еще с одной загадкой. В одном из двух небольших ящиков шкафа, в куче носков, воротничков, галстуков и носовых платков он обратил внимание на предмет гардероба, который смотрелся здесь вопиющим диссонансом — бабочку из бело-розового атласа на резинке сзади, которую убирают под воротничок. Бридон отложил ее с отвращением, которое подобные изделия вызывают в человеке, чересчур обремененном условностями цивилизации. Какая гадость! Ладно, но подходит ли она к остальному гардеробу Хендерсона? Конечно, в доминионах его величества все возможно, однако, отправляясь в Высокогорье, Хендерсон оделся подобающе; даже, как мы видели, слишком подобающе. Его наряды имели отчетливый болотный привкус, так что птицы, пожалуй, снимались с насиженных мест уже на дальних подступах. Из какой груды поздневикторианского хлама, отказавшись от всех претензий на человеческий облик, даже если они у него когда-то и были, Копатель выкопал этот кошмар?
Пустота необитаемого дома начинала сказываться на нервах Бридона; еще не выветрившийся резкий запах гари погнал его на поиски более чистого воздуха. В конце концов, в свете последних событий нужно оглядеться на острове. Не то что день выдался удачным — на сырую землю наплыл тонкий белый туман, что бывает после жаркого дня и предвещает очередную жару. Однако дело близилось к полудню, и солнце уже должно было бы его разогнать, заменив прозрачностью, хоть и чуть подернутой дымкой. Но на острове Эрран не действуют метеорологические законы. Вы могли сколько угодно говорить себе, что солнце высоко в небе, но свет его рассеивался в батистовом одеяле хмари, цепляющемся за деревья и оседающем в прогалинах. Видимость простиралась не больше чем на двадцать ярдов. Кусты, трава были еще затянуты путаными узорами паутины, как будто над ними всю ночь напролет трудились мириады паучков. Воздух напитался сыростью, поднимавшейся с чавкающей под ногами земли. Бридон пошел по тропинке, недалеко от дома начинавшейся и углублявшейся в лес, и сразу почувствовал, что таинственность сгустилась ровно вдвое. Лес будто предвещал мистические встречи.
И помнит все шаги трава,
И вещи мерно входят в сон[111].
Более чем когда-либо он нуждался в спутнике и решительнее, чем когда-либо, отбросил мысль пригласить обычную свою спутницу. Ни к селу ни к городу в памяти вдруг всплыли неприятно саданувшие слова, ненароком оброненные сэром Чарлзом. Пастор Маклин — так, кажется, его зовут — все твердил о предании, согласно которому на того, кто найдет клад, падет проклятие. Если вы подвержены суевериям, то беда, приключившаяся сразу после обнаружения клада в скале, была, несомненно, рассчитана на то, чтобы их подкрепить. Интересно, думал Бридон, а это проклятие — что-то вроде приговора отдельному человеку? Если совершено надругательство, оно вызывает последствия автоматически, повинуясь какому-то абстрактному закону наподобие законов природы? Или имеется в виду, что высвобождается некая таинственная сила, до тех пор как бы запертая, но которая отныне может беспрепятственно разгуливать по подчиненной ей территории? В таком случае вы — если вы, конечно, суеверны — без труда вообразите, что за этой завесой тумана, в этом густом кусте рододендрона, в буйных зарослях папоротника, в тени чахлого дуба и разросшихся сосен таится некая злобная стихия. Услышите треск сучьев, будто кто-то на них наступил. Вот вздохнула болотистая почва — это вы оступились или кто-то еще?
А если вы не суеверны? Беда в том, что странные звуки все равно будут сопровождать вас и требовать естественного объяснения, которое едва ли вас успокоит. Почему же на этом прокля́том, если не про́клятом, острове все время кажется, будто за вами кто-то наблюдает? Словно любопытство пришельца оскорбляет того, кто пытается утаить от вас некий секрет. А всего хуже, что если за нежелательным гостем действительно следят, то соглядатай, скорее всего, знает, что делать, а вы нет.
Тропинка, по которой двинулся Бридон, шла до вершины холма и выходила
