Во-вторых, нельзя не отметить и того, что и в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. по-прежнему сохранялась весьма мелочная опека со стороны высшей власти всех действий флагманов в море. Приведем весьма показательный пример: только перед Выборгским сражением Чичагов получил особое разрешение императрицы на право применения брандскугелей. В частности, Екатерина II писала: «Обычаем принято за правило, что в открытом море между флотами сражающимися не употребляются брандскугели и другие огнеметные снаряды, но при берегах и портах сие дозволенным почиталося… Невзирая на их особенные условия, неприятель наш употреблял, хотя и тщетно, сии истребительные средства, как и в последних сражениях с вице-адмиралом Крузом против гребных фрегатов, то оказалось всем известно, какое злоумышление готовился он производить в действо против эскадры нашей, бывшей в порте Копенгагенском, который по тогдашнему положению Дании не инако, как нейтральным почесть должно. Настоящее пребывание его флотов корабельного в бухте Выборгской и галерного между берегами островов Березовых и твердой земли, следственно в водах при земле Нашего владения, не следует отнюдь почитать наравне, как бы он находился в открытом море, следовательно, по всей справедливости и кроме взаимства, за ненаблюдения им правил, обычаем принятых и с покойным адмиралом Грейгом установленных, и за злодейственное намерение против эскадры Нашей вышеозначенное, вы можете приказать употреблять против вооружения шведского короля всякие огненосные заряды и средства».{1866}
И за невыполнение предписанного, особенно в России и особенно при наличии недругов, поплатиться карьерой было очень просто (ярким примером тому стала опала А.В. Суворова по возвращении из Швейцарского похода 1799 г.). Стоит ли после этого удивляться, что большинство заботившихся о своей карьере военных деятелей (а именно таким был В.Я. Чичагов) стремились строго выполнять инструкции высшей власти, не проявляя инициативы, тем более если они не противоречат и личным взглядам, и возможности достижения успеха.[306]
В-третьих, в ходе Русско-шведской войны при дворе развернулась ожесточенная борьба двух придворных группировок (С.Р. Воронцов против Г.А. Потемкина[307]), в жернова которой попал и В.Я. Чичагов, которому благоволил светлейший князь Таврический.{1867} Не вдаваясь в особенности этого противостояния, отметим, что самое малое в чем оно проявилось — это создание Советом весьма расплывчатых инструкций, которые, в свою очередь, особенно в условиях вышеуказанного положения, просто не могли не сделать практически любого исполнителя максимально осторожным. Василий Яковлевич же был в этом деле настоящим мастером. В результате даже Высочайший Совет, рассмотрев претензии Екатерины II к Чичагову по итогам Эландского сражения, согласился в итоге, что он выполнл положения инструкции, полученной перед ним, а А.А. Безбородко с возмущением писал С.Р. Воронцову, что Чичагов слишком строго держится инструкции.[308]
В-четвертых, на примере В.Я. Чичагова вновь наглядно подтвердилась цена полноценного опыта настоящих морских сражений: у Василия Яковлевича он оказался настолько скудным и специфическим (только оборонительный), что он был просто обречен руководствоваться в своей боевой деятельности против шведов исключительно положениями официальных «боевых инструкций». В условиях России, как мы помним, их роль играли Морской Устав и традиции, сформировавшиеся в первой половине XVIII в.
А они, как опять-таки мы уже не раз отмечали, ориентировали на ведение исключительно регулярного боя и исключительно в рамках принципа «линии против линии».[309] Поскольку ведущие европейские флоты вплоть до 1780–1782 гг. действовали так же, а отечественное руководство всегда в первую очередь ориентировалось на иностранные достижения, то правильность такого подхода в официальных морских кругах России практически не ставилась под сомнение. Даже несмотря на то, что достижения английских шаблонных атак вплоть до 1782 г. были весьма плачевны (достаточно вспомнить хотя бы сражения у Тулона, Менорки или Чесапика), а Россия получила бесценный опыт Архипелагской экспедиции.[310]
Отсюда становится вполне понятной логика «среднего» адмирала, каким, по сути, и являлся В.Я. Чичагов: если уж англичане вплоть до 1780-х гг. не преуспели в своих атаках в регулярных сражениях, то русским и пытаться нечего. Как правильно заметил Морис Саксонский, «человек на войне делает лишь то, к чему привык в мирное время». Это вполне естественно: пойти на эксперимент, использовать новейшие достижения мог только гений, типа Ф.Ф. Ушакова или А.В. Суворова, но их, как известно, всегда были единицы. И если в войне 1768–1774 гг. Екатерине II удалось найти флотоводца, то в войне 1788–1790 гг. — нет, что лишь еще раз подтверждает наш вывод о далеко не полном использовании в России опыта закончившейся первой Русско-турецкой войны.
В-пятых, к сожалению, вновь нужно иметь в виду и проблемы, связанные с реальным состоянием Балтийского флота, который, несмотря на явно поднявшийся после 1774 г. общий уровень своей боеспособности, отнюдь не излечил старые болезни. В частности, по-прежнему текли корабли, качество пушек оставляло желать много лучшего, а матросов не хватало даже не видевших моря (дошло до того, что затруднения с подготовкой эскадр были даже у С.К. Грейга и А.И. фон Круза в 1788–1790 гг., а ведь в их случае речь шла о необходимости прямой защиты Петербурга).
В-шестых, стоит вспомнить и возраст самого В.Я. Чичагова, родившегося, как мы указывали в 1726 г. и достигшего в 1790 г. шестидесятичетырехлетия. Возраст для XVIII в. почтенный, а для моряка тем более.[311] Крупнейшие западные исследователи А.Т. Мэхэн и Б. Танстолл открыто пишут', что именно это обстоятельство оказывалось сдерживающим фактором даже для крупнейших флотоводцев.{1868} А то, что на Балтике не сумели найти своего молодого и талантливого флагмана на подобие Ф.Ф. Ушакова, — это опять-таки проблема высшей власти.
И в-седьмых, именно с именем В.Я. Чичагова неразрывно связаны две крупнейшие победы русского флота в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. — в Ревельском и Выборгском сражениях, которые стоили шведам 9 линейных кораблей и которыми, несмотря на всю предшествующую критику адмирала, открыто восхищалась Екатерина II.{1869} Поэтому, даже допустив целый ряд ошибок и просчетов, даже не продемонстрировав талант флотоводца, В.Я. Чичагов, на наш взгляд, благодаря самому факту достигнутых им успехов все-таки заслужил право остаться в истории России как один из наиболее ярких ее адмиралов.
В завершение же охарактеризуем личностные черты В.Я. Чичагова, что лучше всего позволят нам сделать слова его сына, П.В. Чичагова, приведенные в его записках: «Он (В.Я. Чичагов. — Авт.) был истинно честный человек, почти беспримерного бескорыстия, при всеобщей склонности к взяточничеству и корыстолюбию, тогда как недостаток в средствах мог и его к тому же побудить. Он был набожен без суеверия, высоко ценил добродетель и гнушался пороком; трезвый и воздержанный по необходимости и врожденному вкусу, он со строжайшей добросовестностью исполнял свои обязанности в отношении к Богу и престолу. Чуждый всяких происков, он ожидал всего от образа своих действий и от Божественного Промысла, велениям которого подчинялся самоотверженно и в этом никогда не раскаивался».{1870}
Федот Алексеевич Клокачев (1732–1783){1871}
Родился в 1732 г. 29 марта 1745 г. был зачислен учеником в Морскую академию, в 1747 г. стал гардемарином. В 1747–1753 гг. совершал ежегодные плавания в Балтийском море, а также сделал переход по маршруту Кронштадт — Архангельск — Кронштадт. В 1751 г. получил первый офицерский чин — чин мичмана.
В 1755 г., будучи в чине унтер-лейтенанта, командовал пакетботом «Лебедь» и плавал между Кронштадтом и Данцигом. В 1756–1761 гг. участвовал в действиях Балтийского флота в Семилетней войне, в том числе в чине лейтенанта (с 1758 г.) в Кольбергских экспедициях. В 1762 г. получил чин капитан-лейтенанта, а в 1764 г. — капитана 2 ранга.
3 мая 1764 г. Ф.А. Клокачева назначили командиром корабля «Город Архангельск». На нем в составе Кронштадтской эскадры он принял участие в большом учебном плавании Балтийского флота 1764 г., в том числе и впервые проводившихся имитациях боя эскадр. Следующим летом Клокачев привел из Архангельска на Балтику фрегат «Надежда». Самостоятельный поход в осенних условиях оказался хорошим экзаменом, и 17 апреля 1766 г. Клокачев стал капитаном 1 ранга. В кампании 1768 г., командуя кораблем «Северный Орел», Ф.А. Клокачев плавал от Кронштадта до Готланда в практической эскадре контр-адмирала А.Н. Сенявина, которую посетила Екатерина II.
Летом 1769 г. Ф.А. Клокачев, командуя линейным кораблем «Северный Орел», отправляется в эскадре адмирала Г.А. Спиридова в Архипелаг. Однако уже на переходе из Кронштадта к Британским островам «Северный Орел» так пострадал от непогоды, что в Англии его переоборудовали в госпитальный, а Ф.А. Клокачева назначили командиром такого же 66-пушечного корабля «Европа». На нем он и перешел в Средиземное море, где в 1770 г. принял участие в боевых действиях у берегов Греции, а затем в Хиосском и Чесменском сражениях, в которых получил заслуженную славу.
