Ландау. Такой образ был в душе очень многих советских людей, живших в страхе тюремных репрессий.
Под водительством Сталина чекисты вели непрерывную войну с собственным народом, уничтожив в мирное время с 1924 по 1940 год около 25 млн. человек. Сначала это были чиновники, офицеры, священники и казаки, потом зажиточные и работящие крестьяне и просто недовольные и непослушные.
Даже во время войны чекисты уничтожали обычных советских солдат заградительным огнём, а также в «штрафных» батальонах. Тогда же во время войны начались депортации целых народов в непригодные для жизни районы Сибири. Это были крымские татары, чеченцы, ингуши, немцы Поволжья, корейцы, калмыки, турки-месхитинцы, греки Крыма и Кавказа. После войны были посажены в лагеря миллионы бывших военнопленных и зажиточных жителей и интеллигентов Прибалтики и Западной Украины.
Эта война вооружённых большевиков-чекистов против своего безоружного народа уже не могла остановиться, поскольку без борьбы с внутренними врагами и предателями становилась ненужной громадная карательная машина чекистов-сталинистов, которая создавала для самой себя работу, придумывая всё новых и новых врагов. Это был и есть особый правящий и паразитирующий класс СССР, а сегодня это элита и правящий класс России.
Придя к власти, большевики обманули ожидания всех и во всем, кроме выполнения двух важных пунктов их программы – был открыт доступ к бесплатному среднему и высшему образованию и бесплатному медицинскому обслуживанию. Первыми на рабфаки (специально созданные учебные заведения по ускоренной подготовке малограмотных рабочих для поступления в высшие учебные заведения, ВУЗы), устремились всё же хотя бы немного грамотные и генетически мотивированные на учёбу евреи из местечек. Это был для них главный положительный эффект большевизма. Заканчивая ВУЗы, евреи стали быстро заполнять рядовые и ведущие «технические» позиции в промышленности и медицине.
Партийные и хозяйственные начальники подбирались из числа членов партии и были рассортированы по четырём категориям – союзная, республиканская или областная, городская (для больших городов) и районная номенклатуры. Для каждой полагались свои денежные оклады, продуктовые пайки, ателье одежды и свои дома отдыха. Каждый мясокомбинат, включая московский им. Микояна, имел отдельный цех, где производили колбасу, сосиски и прочие мясные изделия высокого качества (как во времена царя Николая) для номенклатурных работников, старших армейских и милицейских офицеров и всех сотрудников ГБ. Были также отдельные хлебные пекарни и особые овощные хозяйства. Вся «народная» пищевая продукция широко использовала отбросы и заменители.
Номенклатурные работники (начальники) обязаны были подавать пример при подписке на заём развития народного хозяйства. Например, мой папа подписывался на полтора, а то и два годовых оклада зарплаты. Поэтому мы жили на деньги из секретных правительственных «пакетов», то есть конвертов, которые разносили специальные курьеры. Эти деньги нигде не учитывались. Если что не так, то курьер мог принести полупустой пакет.
Номенклатурного работника легко можно было посадить в лагерь, поскольку его подчинённые чуть-что писали на него анонимные кляузы. Такое доносительство всячески поощрялось.
Начальники высшего и второго эшелонов номенклатуры могли писать на своих подчинённых «записочки» в ГБ. После чего, этот работник, как правило, попадал в лагерь. Сами записки я не видел, так-как в 1989 году они были всё ещё засекречены, но мне их описали. «Записочка» – это была такая форма на половинке или трети листа бумаги с указанием фамилии и должности инициатора или автора «записочки», и оставлено место для его подписи и даты, а затем место для имени и фамилии «провинившегося» работника, его должности и места работы. Если начальник в чём – то обвинил подчинённого, это значило, что этот человек уже враг всего советского народа. Обоснования или доказательства вины человека, сообщать не надо было. Этим занимались в ГБ. Машинописная копия «записочки» оставалась в архиве учреждения.
В 1989 году начальница архива Министерства Строительных Материалов СССР сказала мне по секрету, что в отличие от архивных папок всех замнаркомов за все сталинские годы, только в специальной папке моего папы, Ефима Лазаревича Рохваргера, нет ни одной копии, так называемой, «записочки» в НКВД (КГБ).
Больше всех написал «направлений» на арест Лазарь Моисеевич Каганович, когда был в должности наркома Стройматериалов. Когда малограмотный Каганович избивал своего помощника Клементьева, бывшего русского дворянина с двумя высшими образованиями, тот брал на три дня бюллетень, что тоже осталось в архивах Кремлёвской больницы и Наркомата Стройматериалов. Когда Кагановича сняли со всех постов, сын Клементьева увидел его на прогулке возле высотного дома на Котельнической набережной, и дал ему пощёчину «за отца». В отличие от Кагановича, его выдвиженец Никита Сергеевич Хрущёв, будучи Первым Секретарём МК Партии, своего постоянного помощника, беспартийного еврея Беленького, не бил, был с ним «на Вы» и вежлив, но иногда, когда гневался, грозил отправить «куда надо».
Картина 5. Убийство Валерия Чкалова
В Москве часть Садового кольца рядом с Курским вокзалом названа улицей Чкалова. Большую часть одной стороны этой улицы занимает многоэтажный жилой дом, входы в который сделаны со двора, а не с фасада. Если про серый «Дом на Набережной» написаны книги воспоминаний, то про коричневый дом на улице Чкалова, по-моему, ещё никто толком не написал, хотя по количеству мемориальных досок с именами выдающихся людей советской эпохи эти дома могут посоревноваться.
«Дом Чкалова» (так его называли) был построен на десять лет позже более известного «Дома на Набережной», и в него поселили советских знаменитостей, уже прошедших главную фильтрацию арестов и расстрелов. Поэтому расстрелов в этом доме было сравнительно немного. В доме жили, например, поэт Маршак, три карикатуриста Кукрыниксы, начальник московской милиции Романченко и много других видных советских людей разного достоинства.
В одном из подъездов этого дома получил трёхкомнатную квартиру друг и коллега моего папы Фальков, который, как и папа, работал в промышленности строительных материалов. Фальков участвовал в строительстве этого дома. У кандидата наук Иосифа Изралиевича Фалькова был сын, мой пожизненный товарищ Саша Фальков, и старшая дочь-красавица Аня. Саша Фальков был разносторонним гением и разработчиком секретного программного обеспечения для военной авиации и расшифровки записей в «чёрных ящиках» из разбившихся самолётов.
В 90-е годы Саша неожиданно для себя поддержал на плаву многотысячный коллектив градообразующего лётно-испытательного института (ЛИИ) в городе Жуковский (рядом с нашими дачами) за счёт большого гранта, который выделило лично ему Американское Космическое Агентство, NACA. Выделяло просто так, чтобы не пропал один компьютерный гений, хотя Саша был засекречен и никуда из Москвы, кроме космических полигонов, не ездил, ничего не публиковал и нигде не выступал с докладами.
Красавица Аня вышла замуж за некрасивого, но умного соседа по даче, который стал выдающимся специалистом по авиационным двигателям. Вместе с ним они родили и вырастили гениального
