Услышав моё приближение, боец кивает головой, указывая направление.
Что там?
Сапог.
Торчащий откуда-то из-под лопухов.
Наш сапог, советский. Надетый, разумеется, на ногу, её тоже можно разглядеть.
Нога вывернута под неестественным углом, долго так лежать — замаешься!
Значит, там лежит кто-то из наших.
Делаю Марату знак быть наготове, а сам осторожно пробираюсь к лежащему.
М-м-да... тут наша помощь, надо полагать, уже не требуется, у бойца пропитана кровью (уже подсохшей) вся гимнастёрка. Под телом тоже видная лужица бурого цвета. С такой кровопотерей долго не протянуть.
Трогаю его за руку — холодная уже. Мёртв...
Переворачиваю тело — боец из взвода Малашенко, фамилии не помню. Но ребята его знать должны, он с кем-то из моих бойцов корешился. Надо будет сказать, чтобы опознали его. Не без вести пропал — в бою погиб. Ему-то, может быть, уже и всё равно, а вот его родным — разница весьма ощутимая.
Похоронить бы парня, если по-хорошему. Но — фиг у нас это выйдет, времени в обрез. Я просто физически чувствую, как смыкаются за нашими спинами клешни окружающих нас немецких подразделений. Не успеем — так и всех нас хоронить будет уже некому.
И снова мелькают навстречу кусты и густая трава.
Спешим...
Не так, чтобы уж совсем безоглядно, всё же по сторонам посматриваем. Но и особо нигде надолго не задерживаемся.
Тут логика очень простая.
Предположим, на ваш объект навалились откуда-то из чащобы неведомые злодеи. Постреляли, повзрывали и вообще — всячески напакостили. Вы (благо, что готовились к такому визиту) благополучно отразили нападение, прогнали неприятных визитёров и чем теперь занимаетесь?
Правильно — чиним поломанное.
Зенитку, например, повреждённую с позиции утаскиваем. Забор разрушенный восстанавливаем. Убитых и раненых подбираем. И своих и чужих — это тоже обязательно. Оружие, кстати говоря, тоже...
А какими, позвольте вас спросить, силами?
Да, своими, какими ж ещё-то? Кто-то разве обещал рембат подогнать на помощь? Ага, сразу после боя... ну-ну...
Нет, ребятки — сами, всё сами, своими ручками. И посты — про них никто ничего не говорил, да и не скажет. Обязательно на постах люди стоять будут, без этого никак не возможно. Орднунг! А оставшиеся — будут пахать. За себя и за того парня. В поте лица.
Так что — не будет у немцев никаких дополнительных секретов где-то в лесу.
Они свое дело сделали — можно снять.
Догонять диверсантов уже народ рванулся, и около складов никаких посторонних войск не будет — незачем. Всё (как думают немцы) по плану ныне идёт. Русские убегают (как и было запланировано), а мы их догоняем и вот-вот уже совсем прихлопнем.
На здоровье — можете и дальше так мечтать...
Как принято считать, снаряд в одну воронку дважды не попадает. Во всяком случае, именно так большинство народу откровенно и полагает. И на одни и те же грабли никто дважды не наступает. (Хотя, память мне совсем иное подсказывает...)
Но, у немцев сейчас нет никаких оснований мыслить как-то иначе. Никаких особенных отклонений (эпизод с зениткой слишком незначителен, чтобы существенно скорректировать планы высокопоставленных господ офицеров) от разработанных планов поимки русских диверсантов нет.
А это значит — что к складам мы сейчас можем подойти относительно близко. Понятное дело, что проникнуть на их территорию мы не сможем — не до такой же степени все там обалдели? Но вот близко подойти — очень даже запросто!
И что это нам даёт?
Ну... это уж, смотря с какой стороны поглядеть!
Нельзя сказать, что немецкие артиллеристы не сделали надлежащих выводов из произошедшего — они люди весьма неглупые. Сделали — и вот сейчас перед позицией очередной пушки расхаживает очкастый фриц с карабином.
То есть, не хотят зенитчики ещё одного нападения на расчет очередного орудия.
Ну, где-то я их даже и понимаю... сам бы на их месте так поступил.
Другое дело, что против моих ребят этот часовой шансов не имеет почти никаких. Нет, пара дюжин кроликов, наверное, и удава запинать может... только нет тут пары дюжин очкастых фрицев.
Есть — один и его судьба печальна...
Осторожно распределяемся вокруг огневой. Немцы там есть, слышно, как они о чём-то там переговариваются.
А вот все ли они там?
Отряжаю парочку бойцов тихонечко проверить окрестности, мало ли...
И кто будет теперь называть меня параноиком?
Был фриц!
Правда — без ствола, он, видите ли, в сортир намылился! А тот — малость поодаль от огневой располагается. Чтобы, значит, всякими неприятными миазмами не оскорблять чуткий нюх истинных арийцев. Он, надо полагать, у них сильно в этом плане особенный...
Там этот немец и остался...
Рассыпавшись по кустам, окружаем пушку. Сигнал к нападению — два удара камня о камень.
Не хочу свистеть, говорят, свист в неурочное время непогоду вызывает. Дождь, например... или ветер — это, ежели, на море. А я непогоды не люблю, как-то вот уж так получается.
Раз-два, пошли!
Махом перескакиваю через мешки с песком — все огневые здесь похожим образом оборудованы. Спиною ко мне сидит на корточках артиллерист. Что-то он там на ящике разложил... теперь уже и не соберет!
Первый... хотя, если часового и сортирного фрица присовокупить — уже третий будет.
Сбоку хрип, на ноже у Огородникова скорчился унтер — не повезло ему. А бить надо сильнее! Сколько ни говори, один хрен — всё по-своему делают! Ну, сейчас-то ты чего ждёшь?!
Ага, дошло... второй удар оказался более точным и сильным.
Расчет "ахт-ахт" составляет одиннадцать человек. Почти половина из них заняты тасканием боезапаса — и уже в силу этого, мужики крепкие и здоровенные. На нашу долю выпало девять — и лёгкой добычей они не стали. Даже, несмотря на то, что атаковали мы артиллеристов внезапно и с холодным оружием, заземлить их всех сразу не удалось. Бой вышел жестоким и кровавым — одного из наших тотчас же основательно стукнули какой-то увесистой железякой, он тотчас же носом в землю и зарылся. Хорошо, что хоть без стрельбы обошлось — не пустили немцев к их оружию!
Сколько длилась схватка?
Да, фиг его знает... время как-то всё размазалось...
Помню, что коренастый немец отмахивался от Казина карабином. И всё время норовил его перезарядить. Только руку к затвору потянет — Марат его ногой! Отпрыгивал артиллерист назад — а на землю падал очередной патрон... Финал этим поскакушкам поставил Машкин, долбанув немца чем-то тяжелым между лопаток. А Казин добавил... уже штыком.
А вот с каким-то плотноватым хмырем я махался и вовсе не пойми сколько времени. Заработав от кого-то из ребят удар по шее, фриц только сдавлено хрипел, даже и не пробуя возмущённо возопить. Трудно это — когда тебе чуть не по гортани прикладом дали... не шибко здесь поорёшь... Это, кстати, существенно мне помогло, координацию движений мой противник в некоторой части утратил и здоровенным железным штырём (вот уж не предполагал, что такие штуки входят в снаряжение артиллеристов!) махал уже не так эффективно. Хотя, надо отдать ему должное, на дистанции он меня держал и порезать себя кинжалом не давал.
Закончилось наше бодание тем, что кто-то из ребят, вывалившись сбоку, огрел немца прикладом по башке. Тут уж и я не сплоховал и добавил ещё и от себя!
— Осмотреться всем! Проверить оружие! Огородников — на пост! И в оба смотреть, нам тут визитёров не надобно!
— Есть, старшина! Сделаем!
Ты, глядь — повеселел!
А Салафутдинова убили... жаль его, крепкий парень был, а вот, поди ж ты...
Да и вообще, нам этот бой лёгким не показался, всем на орехи прилетело. По уму — так просто пострелять бы этих артиллеристов — но, фиг! Не отошли ещё фрицы от горячки боя, подорвутся враз, выстрелы услышав! И будет нам тут... Словом, стрелять нельзя.
Снимаю со станины орудия бинокль, он там на каком-то крючке мирно висел. Хороший, кстати, надо бы не забыть его потом затрофеить.
И что у нас вокруг интересного происходит?
На поле, вокруг подбитой техники видна какая-то возня — чинят, надо думать. Ладно, это нам уже не так страшно, тем паче, что оставшиеся танки уже пылят себе по дороге, уходя куда-то в лес. И фиг с ними, не станем задерживать. Кстати, мои догадки оказались верными — танки стояли где-то в сторонке и к полю боя прибыли загодя. Точняк нас тут ждали! И к бабке не ходи!
Эх, ефрейтор невовремя погиб! Умный мужик был, он бы мне здорово пособил! Ладно, что есть, то есть...
— Безруков! Топай сюда!
К пушке, считая со мной, нас пришло девять человек. Осталось в живых восемь. Один на посту, без охраны никак нельзя. Нас ведь тоже можно перещёлкать, как куропаток, незаметно подойдя по лесу.