вышел… Прасковья уже сидит на крыльце, словно отдыхает. На перила облокотилась… Я подошел ближе, а у нее голова висит, мотается…
— Дети? Что с детьми? — схватив его за шкирку, Пушкин несколько раз встряхнул брата, приводя в чувство. — Ты кого-нибудь видел? Куда они делись? Что ты, вообще, видел?
— Ничего, — дрожащим голосом ответил Лев, и заплакал. — Ничего, понимаешь? Они пропали, совсем пропали… Саш[А], я не знал… Я не думал, что так будет… Ты ведь говорил, чтобы я присматривал за ними, а я…
Пушкин несколько мгновений смотрел на плачущего брата, то вытиравшего слезы платком, то громко сморкавшего. И вдруг со всей силы залепил ему пощечину, бросая на брусчатку.
— Подбери сопли! — рявкнул так, что у Льва аж лицо вытянулось. — Бери мой экипаж и молнией скачи на Алешкинскую, где купеческие склады. Там сейчас должен быть Мишка Дорохов. Слышишь? — брат кивнул. — Скажешь ему, чтобы тот к сегодняшней ночи готовил все, что у него есть. Все, до самой последней песчинки…
Глава 10
Ба-ах!
* * *
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Митрополит Серафим шел по коридору дворцам скорым, размашистым и широким шагом, ничуть не похожим на его обычную степенную, полную достоинства походку. При каждом движении подол его рясы взлетал вверх, звенела цепь с крестом на шее. Метающий молнии взгляд буквально кричал — не подходи, стократно пожалеешь.
Какой-то придворный, лощенный хлыщ в бежевом сюртуке и белоснежных обтягивающих лосинах, попытался было подойти к митрополиту, чтобы засвидетельствовать свое почтение, «приложиться к ручке», но не тут-то было. Владыка на него зыркнул с таким гневом, что того, как волной смыло. Только что стоял здесь, а через мгновение его уже нет.
— Ваше святейшество, вы к государю? — в приемной к митрополиту тут же подошел статс-секретарь Танеев со своей неизменной бумажной папкой в руках. — Прошу вас немного подождать. У него сейчас важная встреча.
— К государю…
Голос у священнослужителя прозвучал глухо, отстраненно, а сам он даже не посмотрел на статс-секретаря. Митрополит Серафим был глубоко погружен в мысли об угрозе со стороны ордена Розы и Креста. Его недавние изыскания показали, что это дело было не так просто и понятно, как ему казалось на первый взгляд. Масонский орден был совсем не похож на игру для господ офицеров или восторженных юнцов, грезивших мифическим всеобщим благом и игравших в рыцарские посвящения. Как доносили верные люди, в ордене состояли весьма и весьма «серьезные» персоны — сенаторы, генералы от инфантерии, командиры гвардейских полков, действительные тайные советники, крупные промышленники и многие, многие другие люди, которые обладали в империи просто гигантской властью. Оказалось, что орден, словно паутина, опутал почти всё и вся в стране, что не могло не пугать.
— К государю, сын мо…
И тут взгляд митрополита скользнул вниз и остановился на бумажной папке, а точнее на руке статс-секретаря.
— Что? — голос у митрополита Серафима дрогнул. Глаза округлились, и начали медленно наливаться кровью. Он узнал этот знак — роза и крест, древнейший символ бесконечной власти через поклонение и силу. — Это же… Это…
Статс-секретарь, заметив, куда смотрел митрополит, тут же отдернул руку, спрятал ее за папкой.
— О чем это вы, владыка? — чуть заикаясь, спросил Танеев.
— Ты из этих? Не лги мне, а не то прокляну! — загремел голос священнослужителя, а его палец обвиняющее уткнулся в грудь мужчины. Посеревший лицом Танеев даже как-то ростом ниже стал. — Масон⁈ Из ордена?
Опустив голову, статс-секретарь молча кивнул.
— Уйди с моих глаз, — митрополит отмахнулся от него, как от назойливого насекомого. — Пшел!
Сам же вскинул голову и решительно направился к двери в кабинет императора.
— Государь! — сказал громко, тоном, совершенно не терпящем отказа. — Государь, я по особому делу.
Беседовавшие в этот момент в кабинете — император и какой-то чиновник — с удивлением повернулись к дверям.
— Государь, дело не требует отлагательств, — еще раз повторил митрополит, проходя внутрь комнаты. — Прошу принять.
Отпущенный кивком головы, чиновник быстро бочком прошел к двери, стараясь не напоминать о своем существовании. Опытный, сразу почувствовал, что митрополит весьма не в духе и наметившийся разговор никак не требует свидетелей.
— Вы слышали о масонском ордене Розы и Креста? — спрашивая, митрополит Серафим «обшаривал глазами» пальцы императора в поисках того самого перстня. Но, к счастью, ничего не нашел.
— Орден Розы и Креста? — ничего не понимая, переспросил Николай Павлович. Судя по его задумчивому лицу, никакие особые подробности известны ему не были. — Слышал, конечно же. Если мне не извиняет память, это один из европейских орденов… Хм, довольно старый, ведет свою историю то ли от бенедиктинцев, то ли от самих тамплиеров. Вот, кажется, и все. Владыка, а к чему вы завели весь этот разговор? Как известно, в империи масонство под запретом. Конечно, есть юноши, что по молодости увлекаются этим учением. Но разве это все серьезно? Время выбьет всю эту дурь из их голов, а нет, этим займутся другие люди…
Митрополит вновь опустил взгляд на руки императора, заставив того непонимающе дернуть головой. Мол, что это такое? Почему такое внимание его рукам?
— А известно ли вам, государь, как велик сейчас орден Розы и Креста? Как много отпрысков из благородных семейств состоит в нем? Много ли начальствующих персон из присутственных мест является посвященными в рыцари ордена Розы и Креста? — Николай Павлович, все еще ничего не понимая, отрицательно качал головой. Ответы на все эти вопросы, ему, и правда, были не известны. — А как дела обстоят в армии, тоже не известно? В гвардии?
При упоминании гвардии, император нахмурился. Вопросы, а особенно тон, которым они задавались, ему все больше и больше не нравился. Это все уже никак не напоминало шутку или дружескую беседу, как ему показалось вначале.
— Мне, зато известно, государь, — митрополит Серафим откуда-то выудил сложенный в несколько раз лист бумаги. — Мне пришлось взять на себя грех нарушения тайны исповеди, чтобы узнать это. Вот!
Развернул лист и начал зачитывать записанное в нем.
— В ордене Розы и Креста состоят все полковники гвардии, что квартируются в Петербурге. Половина всех министров тайно посещает масонские собрания, а остальная знает об этом и молчит. Столичный градоначальник — масон, главный полицмейстер — масон, среди сенаторов — не меньше трети масонов. Среди
