class="p1">На правильном примере! Лучшие семьи! Что за нелепое лицемерие, подумал Рашид. Правильный пример – это во имя собственных корыстных интересов отбирать у рабов (а батраки, по сути, и есть рабы) наделы, на которых те гнули спину всю жизнь? Рашиду становилось все яснее, что на этом собрании имам отнюдь не в полном объеме выполняет свои обязанности духовного наставника.
А Медведь? При чем тут он? Зачем его притащили? Рашид обратил взгляд на дядю, без слов моля его о поддержке. Уж он-то должен понимать! Но Медведь не выдержал взгляд племянника и опустил глаза.
Отец Рашида словно прочел его мысли. Обнажив гнилые пеньки зубов, он сказал:
– Не жди помощи от маму! Он тебе больше не защитник. Мы обсудили это дело всей семьей – всей семьей, Абдур Рашид! Поэтому он и пришел. Маму имеет полное право здесь присутствовать, и он так же, как и мы, потрясен твоим… твоим поведением. Часть наших земель была приобретена на приданое его покойной сестры. Неужели ты думаешь, что мы так легко отдадим государству все, что возделывалось и преумножалось поколениями нашей семьи? Неужто ты решил навлечь на наши головы саранчу – когда мы и так терпим бедствие из-за позднего сезона дождей? Отдай клочок земли одному чамару, и они все…
Внизу громко заплакал ребенок. Отец Рашида встал, перегнулся через перила и крикнул во двор:
– Мать Мехер! Сколько еще будет орать дитя Рашида? Угомони ее! Дай людям нормально поговорить!
Он повернулся обратно и сказал:
– Запомни, Рашид, наше терпение не бесконечно.
Рашид вдруг пришел в ярость и бездумно закричал:
– А мое, по-твоему, бесконечно? С тех пор как я вернулся из Брахмпура, всюду встречаю только насмешки, издевки и зависть. Тот несчастный старик, который всегда был добр к тебе, абба, и которого ты теперь не замечаешь…
– Не меняй тему, – резко осадил его отец. – И не повышай на меня голос.
– Я не меняю тему! Это его злые, порочные, алчные братья подстерегли меня у мечети и теперь распространяют грязные сплетни…
– А ты у нас, стало быть, герой.
– Будь на свете справедливость, их заковали бы в кандалы, притащили в суд и заставили бы ответить за свои грехи!..
– В суд! Так ты теперь и по судам хочешь нас затаскать, Абдур Рашид…
– Да, если другого выхода не будет. И именно суд в конечном итоге заставит тебя вернуть нажитое чужими трудами…
– Довольно! – крикнул дед, точно кнутом охлестнул.
Рашид этого почти и не заметил.
– А чем тебе не нравятся суды, абба? – продолжал он. – И разве вы не суд мне тут устроили? Что это такое, если не заседание панчаята[38], инквизиционного трибунала, на котором вы впятером свободно поливаете меня грязью…
– Хватит! – вновь раздался окрик деда.
Прежде он никогда не повышал голос на Рашида два раза подряд.
Тот умолк и склонил голову.
Нетаджи сказал:
– Рашид, не надо думать, что это судилище, мы не враги тебе. Мы – твои старшие, твои доброжелатели – собрались, чтобы наставлять тебя в узком семейном кругу, а не прилюдно.
Рашид собрал в кулак всю свою волю и промолчал. Где-то внизу опять заплакала его дочь.
Подобно отцу, Рашид подошел к перилам и крикнул:
– Жена! Жена! Посмотри, что с ребенком!
– А о них-то ты подумал? – спросил его отец, кивнув в сторону двора.
Рашид непонимающе уставился на него.
– И подумал ли ты о Качхеру? – мрачно добавил Бабá.
– О Качхеру?.. Он ничего об этом не знает, Бабá. Он вообще не в курсе. И он не просил меня ему помогать! – Рашид схватился за голову: опять невыносимо застучало в висках.
Бабá вздохнул и, глядя поверх головы внука на деревню, сказал:
– Рано или поздно народ обо всем прознает. Вот в чем беда. Нас здесь пятеро… Шестеро. Мы можем поклясться, что не скажем никому ни слова, но слухи так или иначе поползут. Да, нашему гостю – твоему другу – пока ничего неизвестно, и это хорошо…
– Ману? – недоуменно спросил Рашид. – Ты имеешь в виду Мана?
– …но не забывай о самом патвари, который может и проболтаться, если ему это будет выгодно. Он тот еще плут. – Бабá умолк, обдумывая свои следующие слова. – Итак, рано или поздно все узнают. Многие решат, что Качхеру подбил тебя на этот поступок. А на нашу семью многие равняются, мы подаем людям пример. Боюсь, ты только усложнил старику жизнь.
– Бабá… – попытался возразить Рашид.
Тут вмешался отец. Вне себя от ярости, он прошипел:
– Раньше надо было думать! В худшем случае мы просто каждый год переводили бы его на новое поле. Наша семья по-прежнему поддерживала бы его, он пользовался бы нашим скотом и инструментами… По твоей, по твоей вине будет страдать мой старый чамар!
Рашид спрятал лицо в ладонях.
– Конечно, окончательное решение мы пока не приняли, – сказал Медведь.
– Пока нет, – кивнул Бабá.
Рашид громко дышал, грудь его вздымалась и опадала.
Отец Рашида сказал:
– Вместо того чтобы искать соринки в чужом глазу, советую тебе обратить внимание на бревно в собственном. Надеюсь, этот опыт тебя многому научит. Мы пока не услышали от тебя ни извинений, ни признания неправоты. Поверь, если бы не имам и твой дядя, разговор с тобой был бы другим. Мы разрешаем тебе жить в этом доме, когда пожелаешь. Вероятно, ты унаследуешь часть нашей земли, если сумеешь доказать, что заслуживаешь ее. Но не сомневайся: если ты захлопнешь дверь доверия у нас перед носом, двери этого дома тоже закроются перед тобой. Я не боюсь потерять сына – одного уже потерял. Ступай вниз. Нам еще нужно обсудить, как быть с Качхеру.
Рашид обвел взглядом присутствующих. На некоторых лицах он увидел сочувствие, но не поддержку.
Встав, он вымолвил: «Кхуда хафиз» – и спустился по лестнице во двор. Посмотрел на гранатовое дерево, затем вошел в дом. Малышка и Мехер спали. Жена смотрела на него с тревогой. Он сказал ей, что ужинать не будет, и вышел на улицу.
Увидев Рашида, Ман облегченно улыбнулся:
– Я слышал, что наверху кто-то разговаривает, и думал, что ты уже никогда не спустишься. – Он достал из кармана курты письмо от Саиды-бай.
На мгновение Рашиду захотелось поделиться с Маном своим горем, даже попросить его о помощи. Все-таки он сын министра, который создал этот закон в надежде восстановить справедливость… Но потом он передумал, резко отвернулся и зашагал прочь.
– Погоди, а как же?.. – Ман помахал в воздухе конвертом.
– Потом, потом, – отрешенно проронил Рашид и двинулся на север.
Часть
