— Ливия! — простонал Конел прерывающимся голосом, от которого она затрепетала еще больше. — Я…
— Эй, вы там! Хватит дурачиться и спускайтесь побыстрее вниз!
Ливия не сразу поняла, что происходит.
— Она не права, — выдохнул Конел. — Какое там дурачиться, я в жизни серьезнее не бывал.
— Бабушка вас заждалась. Не хотите же вы, чтоб она карабкалась наверх? — снова послышался голос.
Это Ферн, наконец кое-как сообразила Ливия.
— Идем, — откликнулась она, с неохотой поднимаясь на ноги. — Мы только… — Она взглянула на Конела и задержала взгляд на свидетельстве его мужской мощи. Из головы все вылетело, и она никак не могла собраться с мыслями.
Смех Ферн легко достиг чердака.
— Я-то сразу сообразила, чем вы там занимаетесь, и сама вызвалась сходить за вами, чтоб бабуля туда не забралась.
— Вы настоящий дипломат, — пробормотал Конел, медленно поднимаясь на ноги и отряхивая чердачную пыль с брюк.
— На то и существуют сестры. Ступайте вниз.
Каблучки Ферн процокали внизу и удалились.
Взбудораженная страстным поцелуем и неожиданным вторжением Ферн, Ливия решила, что лучше ничего не говорить. Она просто стала собирать фотографии, надеясь, что бабушка не доконает ими бедного Конела. В противном случае ей не удастся побыть с ним хоть минутку наедине за весь вечер. Впрочем, одно она знала твердо: все вечера рано или поздно кончаются. Когда они вернутся к Ферн в свою спальню и закроют дверь, ничто их больше не потревожит.
Через пять часов Ливия решила, что, пожалуй, не права. Время, казалось, не движется, а просто проворачивается бесконечными кругами — мучительно медленными, неимоверно скучными. Если бы еще кто-нибудь из мужской половины родственников начал распространяться о том счастье, что она помолвлена с человеком, который действительно играл за «Нотр Дам», она бы завопила или ринулась бы в атаку, игнорируя всякие правила.
И все же в этих разговорах о футболе не одна скука донимала ее. Больше всего ее возмущало то, что ни один из родственников не признавал Конела своим, пока ему не сообщали о том, что Конел Сазерленд когда-то играл в футбол. Все его достойные восхищения качества — тонкий ум, обостренное чувство чести, деловая сметка, умение расположить к себе — полностью игнорировались. Они приняли его только потому, что он когда-то играл в футбол. Это бесило ее, но что тут поделаешь? Пытаться объяснить, что не за то они ценят Конела, было бесполезно.
К окончанию вечера и к моменту возвращения в дом Ферн Ливия была сплошным клубком нервов. Раздражение и сексуальное возбуждение буквально раздирали ее.
— Я первый в ванную, — заорал Бобби, рванувшись к лестнице, как только Билл открыл входную дверь.
— Не забудь заодно помыться, ты весь грязный, — крикнула ему вдогонку Ферн.
— Ерунда, мама. — Бобби остановился на первой ступени. — Грязь чистая. Так у меня в учебнике сказано.
— Только не на моем грязнуле. И не копайся долго. Остальным тоже нужна ванная.
— Когда переедем в Атланту, присмотрим дом с двумя ванными, — нарочито бодрым тоном заявил Билл.
— Чего мелочиться, лучше с тремя, — чтобы как-то разрядить обстановку, пошутил Конел.
— Мне хорошо и в этом доме, и в этом городе, — в сердцах бросила Ферн, и на щеках у нее загорелись яркие пятна.
— Это и так известно! — сорвалось у Билла. — Можно подумать, что ты этот треклятый дом любишь больше меня! Спокойной ночи!
Билл оттолкнул Бобби и стал подниматься наверх. Через минуту дверь в его спальню грохнула так, что весь дом затрясся.
Ферн инстинктивно сделала было шаг за ним, но остановилась, и плечи ее безвольно опустились.
— Простите, — только и сказала она.
— Подумаешь, — Ливия обняла сестру и поцеловала. — С каждым бывает.
— И Конел срывается? — Ферн бросила взгляд на молчаливо стоящего за ними Конела.
— А ты что думала? Помню, как-то у нас полетел компьютер и стер файлы для презентации, которая должна была состояться вечером, а я никак не могла отыскать дискеты с дублями. Так за пару кварталов было слыхать, как он орет, — рассказала Ливия, пытаясь утешить Ферн.
— От твоей системы хранения файлов и святой завопит, — пришел ей на помощь Конел.
— А ты что, святой, дядя Конел? — уставился на него Бобби.
От слова дядя Ливии стало приятно, словно Конел уже был частью их жизни.
— А я думал, всех святых принесли в жертву, — пояснил Бобби, когда ему никто не ответил.
В жертву? Ливия посмотрела на Конела, и ее воображение живо нарисовало картину жертвоприношения Конела. Вот только кому? Наверное, Эросу. В ней все оборвалось от одной только мысли об обнаженном Конеле, распростертом на кровати в ожидании ее.
— Хватит болтаться тут, иди мыться, — велела Ферн. — Тебе давно спать пора.
— Сегодня суббота, мам, — нехотя поплелся к лестнице Бобби.
Ливия перевела взгляд с Конела на расстроенное лицо Ферн. Придется, видно, остаться и как-то успокоить сестру, хотя ей хотелось только одного: отправиться с Конелом наверх в их комнату. Каждая клеточка в ней вопила о желании близости с ним. Правда, смущала какая-то неопределенность: в самом деле, чего хотел сам Конел? Взгляд ее задержался на его спокойном лице. Что тут скажешь? Не подействовали ли на него ее высказывания о браке и детях, и он по-новому взглянул на свою роль любовника? Или испугался, поняв, что она ждет от него чего-то большего, чем он готов дать?
— Не пойти ли вам с Конелом наверх? — предложила Ферн. — А я приберусь в кухне.
Все мысли у Ливии вылетели из головы. Ферн выглядела такой потерянной, что она испытала острое чувство вины. Какая же она эгоистка! Сестре плохо, а она думает только о себе. Не о себе, конечно, а о Конеле Сазерленде.
— Я помогу тебе, — пересилила себя Ливия. Конел промолчал. Вероятно, он считал, что она действительно должна исполнить свой сестринский долг, тем более их помолвка — чистая фикция.
Они управились с уборкой минут за сорок, но еще часа полтора Ферн изливала свое отчаяние.
Ливия молча слушала, не зная, что сказать. Ясно было одно: какое бы решение ни приняли Билл и Ферн, кто-то один все теряет. Может, и был какой-то выход из создавшегося положения, но лично она его не видела.
Наконец Ливия пожелала сестре спокойной ночи и побежала наверх, к Конелу. На втором этаже было тихо, и Ливия на минутку остановилась у двери в спальню. От предвкушения встречи у нее перехватывало дыхание. Сестринский долг она исполнила и теперь с чистым сердцем может отдаться своим делам.
Набрав побольше воздуха, Ливия отворила дверь и проскользнула в спальню. Лунный свет струился из окна и освещал крупную фигуру Конела, лежащего в кровати. Ливия чуть помешкала, ожидая, не скажет ли он чего, чтобы понять, в каком он настроении. Не дождавшись, она подошла к кровати и посмотрела на него.
