Поначалу, он увидел, как над деревянным забором, с соседской стороны показалась голова и, повертевшись туда обратно, исчезла. Торми проморгался и приосанился. Надо ж было такому привидеться?! В самом деле, с чего бы это старикашке подглядывать так нагло, когда у них тут ничего не происходит? Но голова возникла снова, а за ней появился и торс, одетый в коричневый пиджачок, с чем-то белеющимся в кармашке. У Торми чуть глаза из орбит не повыскакивали, когда он разглядел, что белеется там цветок. Куда же это старый нафуфырился, да еще и на забор зачем-то залез?
Соскочив со скамейки, мальчик опрометью кинулся к месту вражеского проникновения, профессионально скрываясь от посторонних глаз в тени кустов. Добравшись до места штурма, он заслышал шорох и в последнюю секунду успел шмыгнуть под прикрытие разросшегося винограда. (Не особо надежная защита, но хоть что-то). По тропинке, обсаженной бледно-розовыми крокусами, заскользила, как пава по воде, тетушка Люциль. Торми затих, подобно мыши, понимая, что стал свидетелем! Только чего?
Отведя руками листву, мальчик выглянул на залитую солнцем дорожку, проходящую как раз вдоль забора, с которого свисали гирлянды желто-кремовых и красноватых цветков жимолости. Если тетушка идет прикончить надоедливого старикашку за шпионскую деятельность — этого никак нельзя пропустить! Но, судя по обеспокоенному выражению лица, как-то переставало вериться в ее кровавые намерения. Торми начинал нутром чувствовать, что тут что-то не то, и это "не то" окажется для него большим сюрпризом.
Подойдя к месту дислокации старичка, тетушка, взволнованно дыша, огляделась, прежде чем заговорить:
— Ты с ума сошел! Что ты здесь делаешь?
— Хотелось мне увидеть ваши очи,
И ждать приятного момента уж не имелось мочи.
Донеслось с забора, из уст соседа, расплывающегося в улыбке.
Торми крякнул от неожиданности и закрыл ладошкой рот.
— Немедленно спускайся! Тебя могут увидеть, — уговаривала тетушка.
— Мне не до сна. Ваши признанья,
Смогли разжечь во мне огонь познанья.
— Я же написала в записочке, что расскажу подробней о случившемся при любом удобном случае.
— Мне ждать так долго не досуг.
Возьмешь и передумаешь ты вдруг.
— Ну же, слазь оттуда! Я беспокоюсь. Где-то тут рядом должен шастать этот мелкий негодник, Тормазнизио Шкафаэль.
— Шкафаэль нас не заметит.
А если что, он мне ответит!
— Хватит уже! Что за дурацкие выходки?! Я не узнаю тебя, Аукуба.
— Ты в двух словах скажи,
А я подумаю немножко.
Им к лекарям
Протоптана дорожка!
— Ну, уж ты перегибаешь палку! — вспылила тетушка. — Анемон просто вынужден терпеть этого несносного мальчишку. Но ничего, я заставлю мелюзгу бежать отсюда без оглядки! — пообещала себе Люциль, сжимая кулаки.
Торми потихоньку офигивал в кустах от всего происходящего, превратившись в одно большое ухо. Дедушка Ау (как он издевательски назвал старикашку, сократив его благозвучное имя) вел себя так, будто его на протяжении трех дней безостановочно колотили табуретом по голове. Что-то раньше в нем не было заметно поэтической нотки.
— Так значит все твои признания о Торми?
Будь же он неладен!
Сбился с рифмы старичок.
— На сей раз не о нем, но в доме творятся странные вещи. Все эти п-призраки.
— Призраки?
— Расскажу. Все расскажу, но сейчас не место и не время. Все потом! А теперь… — Тетушка прихватила с дорожки камешек, метя соседу в лобешник.
Это подействовала лучше, чем увещевания. Голова тут же скрылась за забором, а тетушка смогла, наконец, вздохнуть спокойно, утирая накативший пот. Быть сегодня снова жаре.
Аукуба не унимался:
— Потом расскажешь. Буду ждать
В конфетной лавке ровно в пять.
Камень покинул суровую ладонь тетушки и приземлился куда-то с другой стороны забора. Сдавленный хрюк подсказал куда именно.
— Сколько лет его знаю, а все не меняется. Все такой же болван! — счастливо улыбаясь, заключила Люциль и, оглядевшись, дабы убедиться, что они были одни, зашагала по тропинке обратно к дому.
Мальчик скрипел зубами в кустах. Ах, старый друг. Ах, вон оно что! Ну, дайте догадаться, кто о нем наболтал все самое худшее, что только можно навоображать?! Спелись, называется! Ну-ну! Ух, как он зол! Но, тем не менее, Торми не спешил вылезать из укрытия и обнародовать свое негодование. Толку-то? Хорошо, что все-таки узнал, с чего это у тетушки к нему такая необузданная "симпатия" появилась. В конфетной лавке, значит. Сходить? А ну ее! У него на вечер имелись другие, более приятные планы. Например, покушать пирожных в "Майском жуке".
Обождав, когда пестрая птичка перелетит с одного колышка на другой, мальчик выбрался из укрытия и повернул обратно. Крадучись, как кот на охоте, он добрался до излюбленной скамейке с видом на куполообразные цветы. Обернулся на забор, где еще недавно так хорошо просматривался старикашка, подумал, что и долбил то тот сегодня все утро, не иначе, как лестницу к забору приколачивал. (Все то у него должно быть добротно сделано, все то чтобы к месту! А Торми теперь страдай!) Отвернувшись, мальчик чуть не взвился в воздух. Перед ним стояла статуя Анемона. Бездвижно. Бездыханно. Безэмоционально. В зеленом костюме с желтой вышивкой ползущей по жилету, подобно змеям, и в желтых же сапогах на небольшом каблучке. То, что учитель был все-таки жив, Торми узнал чуть позже, когда тот, шагнув к нему, присел на скамейку, по цвету так оригинально подходящую к его обуви.
"Тут и поседеть не долго!" — пронеслось в голове мальчика. И он уселся рядом с учителем.
— Я беспокоюсь немного, — сообщил вдруг Анемон совершенно спокойным голосом. — Лайнерия сегодня не прислала письма.
— На нее это не похоже, — решил усугубить ситуация Торми.
— Может с ней что-нибудь… — Анемон неожиданно замер, словно что-то почувствовал… или унюхал. Вскочил на ноги, почесал задумчиво висок и, шикнув на Торми, чтоб тот молчал, унесся в направлении дальней беседки, в глубину сада.
Мальчик, нахмурив брови, обдумывал все случившееся, и в который раз не смог найти ответа — зачем он выбрал в качестве своего учителя именно Анемона Арахуэнте? Но через минуту он это более-менее понял, когда перед ним, как дух из табакерки, выскочила Тея с добротной дубовой палкой на перевес.
— Анемон не пробегал? — вопросила она, сверкая глазами, как огнем из преисподнии.
Торми ошарашено оценил ее боевой настрой, но решил ни единым словом не выдать учителя. Как бы то ни было, а сенсей был одним из главных аргументов, заставляющим его хотеть жить каждый день. То есть выживать, во что бы то ни стало!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
