Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уровень золотого покрытия рубля в 1900 г. был почти в 2 раза выше норматива, принятого в Англии и Франции, и почти в 4 раза, чем в Германии{496}. То есть Государственный банк держал непроизводительно более чем миллиардный запас золота для обеспечения сравнительно небольшого количества кредитных билетов, что увеличивало издержки обращения, в то время как в стране не хватало капиталов, — недоумевали исследователи{497}. Но это была вполне осознанная жертва, пояснял С. Витте: «Россия не есть такая страна, в которой во всякое время можно найти деньги, это не Франция, не Англия, не Германия, где внутренний заем может дать сотни миллионов. Россия есть государство, в котором должен быть денежный запас для разных непредвиденных и неотложных потребностей»{498}. И действительно, запасной золотой резерв спас экономику России во время русско-японской войны и Первой русской революции от банкротства.
Введенный в 1897 г. «золотой рубль», почти на 17 лет станет одной из самых «твердых» валют мира, а Россия — одним из крупнейших импортеров капитала в мире.
С яростной критикой золотого стандарта выступили славянофилы, которые утверждали, что укрепление рубля осуществляется исключительно в интересах международных финансовых спекулянтов.
В подтверждение своих обвинений они приводили слова А. Кауфмана: «богатство, принявшее форму золота и серебра <…>, может всего более сохраняться, всего менее бояться разрушительного влияния времени, всего менее ему подчиняться и, напротив, всего более над ним господствовать… Золотое и серебряное тело представляет, таким образом, наилучшую крепость, за стенами которой имущество чувствует себя всего безопаснее… Драгоценные металлы освобождают (их владельца) от прикрепленности к данному месту и повсюду дают ему свободу, пропорциональную их собственному количеству»{499}.
Получение твердого, гарантированного золотом дохода в свою очередь отвечало и интересам землевладельцев, получавшим выкупные платежи и фиксированные выплаты по государственным облигациям.
При этом, отмечал Н. Рубакин, «все высшие государственные должности в империи, за немногими исключениями, заняты представителями земельного дворянства, земельной аристократией»{500}.
Подозрения славянофилов подтверждал и тот факт, что по сумме процентных денег, выплачиваемых собственникам процентных бумаг, Россия занимала первое место в мире{501}.
Суммы процентных денег, выплачиваемых собственникам процентных бумаг, начало XX в., в млн. руб.{502}Если соотнести абсолютные выплаты с плотностью капитала, приходящегося на душу населения, то отрыв России даже от Франции вырастает в разы! Подобная рантьерская система вызывала справедливую реакцию славянофилов: «зло, угнетающее нашу народную жизнь и парализующее наш народный труд, — утверждал С. Шарапов, — состоит в том, что введенная у нас тридцать лет назад финансовая политика систематически заменяла деньги — орудие обращения, деньги — прежний капитал производства, государственными процентными бумагами, являющимися не чем иным, как свидетельствами на получение от государства некоторого постоянного содержания без всякого труда… Главное зло современных государств, процентные займы»{503}.
В среде критиков введения золотого рубля ходили и туманные намеки на коварство Англии, где золотая монета вытеснила серебряную в 1816–1821 гг. Сторонники этой версии приводили слова Гладстоуна: «Англия среди народов является как бы главным кредитором, поэтому ей должно быть приятно получать от должников в уплату процентов и погашения металл, покупная сила которого увеличилась»{504}. Поскольку Россия была должником, то усиление валюты должно было привести к фактическому увеличению ее расходов на погашение долга.
Защитники золотого стандарта отвечали, что его введение необходимо для развития отечественной промышленности, и приводили пример передовых стран того времени. В 1867 г. Парижская конференции признала золото единственной формой мировых денег. Золотой стандарт будет введен в Англии в 1821 г., в Германии — в 1871–1873 гг., Швеции, Норвегии и Дании — в 1873 г., во Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии и Греции — в 1873–1879 гг., Голландии — в 1875 г., Австрии — в 1892 г., США — в 1873–1900 гг. Для России золотой стандарт имел особое значение, он должен был способствовать притоку иностранных инвестиций:
Наиболее наглядным примером здесь является история «экономического чуда» Англии — первой страны совершившей промышленную революцию и вставшей во главе мирового промышленного прогресса. В поисках истоков этого «чуда» внимание многих исследователей привлекает «финансовая система Англии». По их мнению, отмечает Ю. Менцин, именно создание этой, обладавшей поразительной гибкостью и надежностью, системы позволило английским банкам в течение многих десятилетий оперировать средствами, объем которых намного превышал реальные возможности национальной экономики, и, благодаря этому, предоставлять отечественным предпринимателям значительные кредиты под весьма умеренные проценты. В свою очередь, именно это щедрое кредитование производства сделало возможной его радикальную модернизацию, включая массовое внедрение дорогостоящих паровых машин»{505}.
Преобразование финансовой системы Англии прошло под руководством Исаака Ньютона, назначенного в 1696 г. смотрителем Королевского монетного двора, и заключалось в изъятии у населения и безвозмездном обмене всех испорченных и фальшивых серебряных монет на новые высококачественные и полноценные{506}. Таким образом, английская валюта приобрела необходимую твердость и надежность. Это позволило Англии успешно продолжить политику долгосрочных займов, в которую она втянулась почти сразу после победы «славной революции» 1688 г. К середине XVIII в. Англия стала обладательницей самого большого в Европе государственного долга{507}.
«Современников величина этого долга просто ужасала»{508}, однако кредиторы продолжали кредитовать Англию. По мнению Ю. Менцина, «Столь высокая степень доверия базировалась, во-первых, на стабильности политического режима Англии; во-вторых, на тех гарантиях по обслуживанию долга, которые брало на себя государство{509}. «В результате, продавая свои облигации, Англия могла привлекать для развития национальной экономики свободные капиталы всей Европы, что, в конечном счете, и послужило финансовой основой промышленной революции. Естественно, при этом быстро рос государственный долг, однако еще быстрее росло могущество страны. Поэтому к концу XVIII в., когда экономические успехи Англии стали просто очевидными, даже самые отъявленные скептики начали признавать, что государственный долг является величайшим богатством страны, гарантом ее стабильности и величия»{510}.
По стопам Англии во второй половине XIX в. пойдут Соединенные Штаты и к концу века станут крупнейшими должниками в мире. В начале XX в. одним из крупнейших должников в мире станет Россия. Для нее займы за рубежом обходились дешевле внутренних накоплений. Само введение золотого стандарта в России пришлось на время, когда «капитал никогда еще не был так дешев на Западе… В 1895–1897 годах учетный процент в Париже и Лондоне был не выше 2–21/2, в Берлине — 3 с небольшим»{511}. А ведь как замечал один из ранних меркантилистов, Дж. Чайлд: «сегодня все страны богаты или бедны прямо пропорционально тому, сколько они платят и обычно платили за деньги»{512}.
Именно дешевизна капиталов на зарубежных рынках позволила министру финансов И. Вышнеградскому провести свои знаменитые конверсии 1887–1889 гг. Фактически они сводились к переводу русских долговых обязательств за границу. «Такой перевод долгов за границу, — по словам С. Прокоповича, — освободил не менее полутора миллиарда рублей, которые и были затрачены, преимущественно, в промышленность: только в одно четырехлетие — 1897–1900 годы — поступило из этого источника в русские промышленные предприятия 915,6 млн. руб. — более 43% всего капитала, вложенного за этот период времени в русскую промышленность»{513}.
Введение золотого стандарта в 1897 г., по мнению П. Грегори, увеличило ввоз иностранного капитала в Россию: «Средний ежегодный приток иностранных инвестиций до введения золотого стандарта (1885–1897 гг.) составлял 43 млн. руб. При действии золотого стандарта (1897–1913 гг.) он составлял 191 млн. руб. в год, т.е. вырос в 4,4 раза{514}. «Доходы российских фабрикантов доходили до 30–40%, т. е. были в 2–3 раза выше, чем за границей. Барыши русских предприятий повысились в соответствующей прогрессии, и западноевропейские капиталы, — подтверждал М. Покровский, — обильно потекли в русскую промышленность: за четырехлетие 1897–1900 годов из этого источника перешло 762,4 млн. р. — 35,9% всей затраченной суммы. Рядом с этим роль туземного накопления, давшего 447,2 млн. р. — 21,1%, представляется очень скромной»{515}.