– Откуда это у вас? – поразилась Тамара.
– Мама вчера принесла.
– А где мама?
– Она в центре живет. Замуж вышла год назад, к мужу переехала.
– А сколько ей лет?
– Пятьдесят. Она на семнадцать лет старше меня. Так приятно видеть ее счастливой.
Значит, Юре – тридцать три, – посчитала Тамара. На пять лет моложе.
– Они вместе учились в институте. Первая любовь. Потом жизнь развела, а теперь соединила, – пояснил Юра историю своей мамы.
Тамара подумала: у любви не так уж много вариантов. Поэтому варианты часто повторяются, только с разными людьми.
Чайник тем временем вскипел. Юра взял таз, налил туда горячую воду, разбавил холодной.
Тамара сидела на табуретке, молча следила за ним. Юра поднес таз к ее ногам, встал на колени, снял с Тамары туфли и поместил ее ноги в таз. Вода была прохладной.
– Вы что, собираетесь ноги мыть и воду пить? – спросила Тамара.
– Воду пить не буду. Но усталость как рукой снимет. Вот увидите. А завтра я оболью вас водой из колодца.
– Мне нельзя. У меня радикулит.
– Радикулит лечат холодом.
Он стал растирать ее ступни сильными осторожными руками. Тамара не смущалась, ей было совершенно спокойно в его доме. Овечка разъединила их, создала дистанцию, и эта дистанция была уместна и удобна.
– А теперь пройдитесь! – скомандовал Юра.
Она пошла босая по кухне, оставляя темные мокрые следы. Ноги казались легкими. Если прыгнуть – зависнешь. Так, наверное, чувствуют себя космонавты в состоянии невесомости.
Юра разлил вино по стаканам. Выпили. Легкость пошла от ног вверх. У Тамары слегка закружилась голова, именно от этой легкости. Колбаса была свежей, пахла чесноком. Помидоры не резали, а ломали, и на разломе они искрились белым, как арбузы.
Петько уплыл куда-то в ирреальность, будто ничего этого «николы не було». Как та собака, которую то ли отравили, то ли нет. Всегда была ясность, чистота, деревянная изба, арбузные помидоры, заботливый ангел с правильным лицом.
– А с кем вы разговаривали? – спросила Тамара.
– Где? – Он перестал жевать.
– Возле машины.
– Когда?
– Возле суда.
– А-а… – вспомнил Юра. – Это Римка. Жена Рудика.
– А Рудик кто?
– Мой институтский товарищ. Он сейчас барменом работает.
– Почему? – спросила Тамара, хотя ее совершенно не интересовала судьба Рудика.
– Надо жену кормить и трех детей.
– У этой девочки трое детей? – поразилась Тамара.
– Да. А что? Ей тридцать пять лет.
– Она вам нравится?
– Кто?
– Римка.
– Так она жена моего приятеля, – повторил Юра, и Тамара поняла, что жен приятелей он не рассматривает. И не видит. Это прикладное к приятелю и самостоятельного значения не имеет.
Тамара как бы поднялась из собственного гроба. Впереди – целая жизнь, по которой можно идти легкими чистыми ногами. Как будто темя ее не заросло в младенчестве. Надежда хлынула прямо в голову. Это было невыносимо. Тамара опустила лицо и заплакала.
Юра не мешал. Он как сидел на подоконнике, так и остался сидеть.
– Плачь, если хочешь, – разрешил он, переходя на «ты». – Но вообще учти – жизнь придумана не нами, и придумана здорово. Тот, кто ее придумал, – не фраер. А мы ее сами портим. Берем и портим. Вот этими руками. – Он протянул красивые умные руки, показал Тамаре.
– А исправить можно? – спросила Тамара.
– Вот этими же руками.
– А ты… А у тебя… все так, как ты хочешь?
– Пока нет. Но будет так.
– Значит, ты действенный, положительный герой…
Тамара полезла в сумочку, разыскивая носовой платок.
Платка не оказалось. Она вытерла лицо ладонью.
Тамаре снилось, что она хочет пить. Проснулась от жажды. Луна смотрела в самое окно, и это было тревожно. Тамара где-то слышала, что на Луне живут отлетевшие души. Тогда отлетевшие души видят с Луны все, что делается на Земле. Не так уж это и далеко. Тамара встала с раскладушки, пошла на кухню. Юры не было ни в одной из комнат. Куда он делся? Может быть, пошел ночевать на вторую половину? К жене?
Дверь на улицу была приоткрыта. Луна освещала дверной проем, и в проеме вилась, тянулась кверху струйка дыма.
Тамара вышла на крыльцо. Юра сидел и курил. Спина обтянута черным свитером, острые лопатки, как недоразвитые крылья. Черный ангел.
Она села рядом.
– Ты почему не спишь?
– Не хочется.
– Негде, – догадалась она. – У тебя одна раскладушка.
Он промолчал.
– Я так не согласна. Иди, ты поспи, а я посижу.
– Мы же не на дежурстве.
– Тогда ляжем вместе. Положим матрас на пол и ляжем. Возьми второе одеяло.
Он снова промолчал. Струйка дыма рисовала в воздухе какой-то знак.
– У тебя нет второго одеяла, – снова догадалась Тамара. – Что же она у тебя все отобрала? Ну и жадная, как Самусенчиха.
– Не будем об этом. Посмотри, ежик вышел.
– Где?
– Вон…
Тамара вглядывалась в темноту. Она боялась, что ежик добежит до нее и откусит кусочек от ноги. Тамара придвинулась к Юре, услышала своим плечом его плечо. Юра не шелохнулся. Сидели тихо, как братец Лис и братец Кролик. Их объединял не поиск правды о Петьке, а то, что объединяло Робинзона и Пятницу, двоих на острове. Не объединишься – не выживешь. И нечто большее – плечо. Вот чего Тамаре не хватало – плеча, в прямом и переносном смысле.
– Хорошо у тебя, – призналась Тамара. – Так бы и сидела.
– Ну и сиди.
– Я и сижу.
– Я имею в виду не сейчас, а всегда.
– У меня сын, мать. Муж.
– Ты замужем?
– Немножко.
– Немножко – это не в счет. А сына с матерью привози.
– А что мы здесь будем делать?
– Огурцы разводить.
Тамара усмехнулась в темноте.
– Между прочим, это очень интересное занятие. Ты не знаешь. Вырастишь огурец, сорвешь его – маленького, в пупырышках, он – как родной.
– Значит, я на огороде. А ты?
– Днем работать, по вечерам машину собирать.
– В сарае?
– В сарае. А ты будешь мне еду приносить.
Ежик зашуршал в траве. Стало зябко, но не хотелось отодвигаться от его плеча. Все же поднялись. Вошли в избу.
Положили матрас на пол и легли под одно одеяло. Некоторое время лежали, глядя в потолок. В них росло, копилось напряжение. В физике есть термин: критическая масса. И достаточно любого толчка, даже громкого звука – происходит взрыв. За окном с дерева упало яблоко, повинуясь закону всемирного тяготения. Должно быть, ежик наколол яблоко на свои иголки и отнес ежатам. Тамара вздрогнула. Юра мощно притянул ее к себе, и все стало неуправляемым. Она обнимала его так же, как Юру Харламова – в том далеком дне, в осевшей могиле. Казалось, дыхания не хватит, сердце разорвется. Он, сегодняшний Юра, испугался – так бурно колотилось ее сердце. Гладил, успокаивал, припоминая все нежные слова, которые знал, и придумывал новые. Когда все слова кончились, стал повторять ее имя. Все повторял и повторял, как дождь по крыше.
Луна по-прежнему пялилась, но Тамара ее уже не боялась. Она укрылась под дождем его нежности. Он целовал ее тихо и плотно, клал поцелуи один к другому, ни одного сантиметра не пропадало. Что он строил? Счастье. Тамара впервые подумала, что СЧАСТЬЕ от слова ЧАСТЬ. Счастье – это значит – часть целого. Часть всеобщей гармонии: дерево и листья, небо и Земля, Земля и Галактика. А Тамара – часть всего этого. Без нее не обойтись.
Если бы тогда в лесу, с тем Юрой все было так же, она никуда бы от него не ушла. И его серая внешность показалась бы самой яркой и одухотворенной.
Скульптор был бездарен в любви. Он как будто лишен слуха жизни. Он умел только работать. А любить, принадлежать другому человеку, растворяться в другом он не умел. Он принадлежал только своему замыслу, был озабочен только своим духовным зародышем, который зрел в нем. А на остальное ему наплевать. Остальное – не важно.
Но остальное – это и есть Тамара, ее целая, неповторимая жизнь, Господний замысел. Тот, кто ее придумал, – не фраер. И если он запустил Тамару в жизнь, значит, она зачем-то нужна.
– Подыши на меня, – попросила Тамара.
Ей нравилось его дыхание. Так пахнут грудные дети – молочком, а значит, лугом, разнотравьем.
Она заснула в счастье.
А когда открыла глаза – светило солнце. Юра с кем-то разговаривал, потом вернулся. Он был обернут простыней, как древний римлянин в бане.
– Кто это приходил? – спросила Тамара.
– Жена. Я ее не пустил.
– А что она хочет?
– Не знаю. Она все время что-то хочет.
– Вот я уеду, ты к ней вернешься, – сказала Тамара.
Она понимала: от «Юр» не уходят.
– Я никогда к ней не вернусь. И ты никуда не уедешь. Мы будем жить хорошо. Так, как задумал тот, кто все задумал. У нас получится. Я знаю. Поверь мне. Просто поверь, и все.
Он опустился рядом. Обнял.
– Ты опять опоздал на работу, – напомнила Тамара.
– Я никуда не пойду. И ты никуда не ходи.
– И я никуда не пойду.
– Будем весь день вместе.
– А тебе не попадет?
– Не попадет, – успокоил Юра. – У меня есть отгулы. Я кровь сдавал.
