разве скидки для сирот у нас нет? — удивился декан. — Вроде бы была.
— А вы точно сирота? — сурово спросил меня ректор и снова бросил взгляд на загадочный шар.
Неужели это артефакт определения правды? И такой компактный?
— К сожалению да. Четыре года назад я потеряла обоих родителей.
— Что ж. И какая у нас скидка для сирот? Десять процентов? — весело спросил ректор.
— Насколько я помню, двадцать, — уверенно ответил декан.
— Что же милочка, поздравляю. Оплату за лаурдебат или за год можете внести в любой день до конца года. В общежитие вас заселит кастелянша. А теперь — марш из моего кабинета, меня сейчас будут на других неучей уговаривать, а я — изо всех сил сопротивляться.
— Моя глубочайшая благодарность вам обоим, — расцвела я в улыбке и выпорхнула из кабинета, прихватив копию приказа, пока они не передумали.
Меня накрыло волной чистейшего, бескомпромиссного счастья. Первым делом я сообщила Ярцу о зачислении и попросила принести мои вещи. Несмотря на темноту, у главного входа на территорию академии собралась толпа. Родители обнимали своих отпрысков, обвешивали свёртками и сумками и давали последние наставления. Короткий укол тоски вернул меня с небес на землю. Капитана долго ждать не пришлось.
— Вета? Поздравляю! Но как же так вышло?
— После разбора мне добавили один балл за эссе. И этого хватило! — счастливо сообщила я.
Ярц обрадовался моему успеху искренне и сильно. Подхватил двумя руками за талию и закружил. Я смеялась, упираясь руками в его плечи.
— Вот твои вещи. Дотащишь сама до общежития?
— Как-нибудь справлюсь, — заверила его я.
— Вот тут двадцать доблонов, — прошептал на ухо Ярц и сунул в руки кошель с жемчугом. — Этого хватит на четыре лаурдебата.
На пять! Но говорить этого вслух я, конечно, не стала.
— Спасибо! У меня к тебе небольшая просьба: ты мог бы передать это послание почтой Виоле Зинтозе на Ирла Айпагарр? — я достала из сумки письмо и отдала ему.
— Конечно. Вета, я буду скучать, — проникновенно посмотрел мне в глаза Ярц и наконец поцеловал.
Волна эйфории одурманила. Радость от поступления смешалась с удовольствием от долгожданного поцелуя и лишила воли. Я горячо ответила на такую желанную ласку и несколько минут мы наслаждались вкусом друг друга. Наконец Ярц оторвался от моих губ и с тоской сказал:
— Мне нужно выходить в море. Вета, пообещай, что ты меня дождёшься и не станешь флиртовать с другими мужчинами!
— А что в этом такого? — пожала я плечами, пьянея от своего нахальства. — Особенно если это позволит сэкономить пару доблонов?
Ярц сверкнул глазами и расхохотался.
— Нет, Вета, ты определённо хороша, — он сжал меня в объятии крепче и потребовал: — Пообещай!
— Я подумаю, — уклончиво ответила я, но внутри всё пело и ликовало от происходящего.
Потрясающий, самый удивительный на свете день!
— До скорой встречи, моя прекрасная Вета, — прошептал Ярц и ещё раз горячо поцеловал на прощение.
Я подхватила саквояж и пошла в Нинарскую Академию, навстречу своей новой жизни.
Из переписки Ярцвега Зортера с Ниором Зортером
Цилаф всё-таки поступила.
Наконец я от неё избавился! Ох, этот сладкий вкус свободы!
Сижу в своей каюте в одних трусах, пью вонючий эртский самогон и чувствую себя абсолютно счастливым. Я никогда не женюсь, никогда!
Цилаф попросила меня передать письмо для подруги. Имя девчонки я записал, а письмо прочитал и сжёг. Не хватало ещё, чтобы из-за него аберрийцы вышли на след нашей добычи. Мы идём курсом на Ирла Тенхир и будем там даже раньше, чем планировалось.
Хорошей ночи, отец, а я продолжу вечер в компании с бутылкой.
Ярц
18-й день 16-го лаурдебата 6973-го года
Капитула десятая, обще-бытовая
Тяжеленный саквояж оттягивал руку, но я шла, улыбаясь. Немного горчила необходимость разлуки с Ярцем, но чутьё подсказывало, что так будет лучше. Терять голову мне никак нельзя, да и он со мной играет, тут всё понятно. Просто это была до крайности увлекательная игра, и хотелось не прекратить, а понять её правила и одержать хотя бы маленькую победу. Вкус поцелуя всё ещё чувствовался на губах, волосы ласково трепал прохладный ветер и остужал разгорячённое лицо. Путь до учебного корпуса общего факультета лежал через огромный луг, залитый серебристым светом лун. Высокие фикусы с необхватными стволами бросали на траву густые чернильные тени. Всё это прекрасно и романтично, но саквояж словно с каждым шагом прибавлял по азумбре[1] веса. А ведь гайроны сильнее обычных людей.
У входа в жилое крыло меня ждало первое препятствие. Кажется, всех уже поселили, и я не смогла найти кастеляншу или коменданта. Холл первого этажа был совершенно пуст, а с верхних доносились возгласы и возня. И где мне искать главного? Должен же быть кабинет или техническая комната? Или на ночь все сотрудники уходят в город?
Саквояж, кажется, потяжелел до десяти куадов и сравнялся весом со мной. Я осторожно поставила его в угол, придвинула кадку с цветком, чтобы не так бросался в глаза и припустила на поиски коменданта. Естественно, никого не нашла, а дверь с табличкой «Заведующая хозяйственной частью» оказалась закрыта и глуха к стуку.
Вернувшись в холл, я не обнаружила саквояжа. Кровь отлила от лица, а в груди похолодело. Что теперь делать? Хорошо хоть бабушкина сумка при мне, но куда я без вещей?..
— А это кто тут такая милашка? — раздался глумливый голос. — Потеряла что-то?
На лестничном пролёте второго этажа сидела оскалившаяся троица великовозрастных придурков. Этот типаж я знала прекрасно — у меня старший брат такой был. Каскарр, и что мне с ними делать, с этими головой отстуканными?
— Мой саквояж у вас?
— Зависит от того, что нам будет за то, что мы ответим, — гнусно хмыкнул тот, что потемнее волосами.
Вообще, они были подозрительно друг на друга похожи. Братья?
У этого представления начинали собираться зрители. Да что ж такое-то?
— Значит так. Ссориться я ни с кем не хочу, но если вы решили, что весело будет надо мной подшутить, то я вас уверяю, вы выбрали не ту жертву. Верните мой саквояж, и будем считать инцидент исчерпанным, — миролюбиво предложила я, поднимаясь по лестнице вверх.
— Бат, ты это слышал? — театрально ужаснулся самый щуплый. — Кажется, нам не поздоровится. Ты уже испугался? Я просто в ужасе…
Он приложил ладонь к груди и картинно захлопал глазами, изображая смесь страха и удивления. Наверное, подобное выражение было у его матери, когда она поняла, что произвела на свет уродца без мозгов и инстинкта самосохранения. Вот же незадача, пристукнешь такого полудурка, а накажут как за нормального.
— Что же нам делать, Хирут? — в тон ему воскликнул брюнетик, самый рослый из всей
