— Молодой человек! вам нужно быть потише! — сказал он, хотя я представлял собой угрожающее зрелище, врач не испугался. Видимо, и не такого успел повидать на своем веку во время службы в сельской больнице.
— У меня сестра. Она..
— Положите девушку на кушетку, — приказал он и тут же встал.
Я повиновался. Доктор взял стетоскоп и начал прослушивать ее, попутно задавая уточняющие вопросы.
Я и без всяких ухищрений слышал: Вера спит и сон ее довольно глубок и, что странно, спокоен.
Доктор озабоченно потер переносицу.
— Вы знаете, молодой человек… а ведь она спит! — высказал он очевидную мысль. — И сон ее, как я вижу, здоров, если она не принимала никаких препаратов, седативных, например, — он кинул острый взгляд в меня.
Я замотал головой: запахов лекарств не было.
— Мы сделаем чистку и прокапаем ее. Завтра сделаем полное обследование, — успокоил меня доктор.
Еще через несколько минут я сам отнес Веру в палату.
Отер ее лицо влажным полотенцем и она приоткрыла глаза.
Еле ворочая непослушным языком, она сказала:
— Паша, присмотри за Мишенькой, я так устала, мне так хочется спать…
И снова отключилась.
Я прислушался к работе всех ее органов. Все работало без перебоев и было в порядке.
Тогда почему же она спит..
— Да такое часто бывает, — успокоила меня пожилая медсестра, дежурная по этажу, выпроваживая меня из палаты. — Может он отвар какой выпила? Сейчас модно прибегать к травкам, чтобы привести себя в форму. Может быть, и ей захотелось покоя, вот и она заварила какую траву.
Я хмыкнул и умчался вниз. Вопрос, что с верой, мучал меня всю дорогу до дома после того, как я удостоверился в том, что за сестрой будет обеспечен надлежащий уход.
Глава 32. Лена
Пошевелила рукой. Потом второй. Ногой. Сжала и разжала ягодицы. Так, вроде бы все на месте. Можно приоткрывать глаза. Открыла один, оставив второй прищуренным.
Где я нахожусь? В доме, на своем диванчике, вон как обрадовались пружины, одна сразу в копчик вонзилась, но я стойко сдержалась и не стала вопить, чтобы не привлекать к себе внимания.
Хотя… что не привлекать. Петр, слава богу, одетый в футболку и шорты Паши, сразу оказался возле меня и присел на табуретку. Она сразу заскрипела под весом его перекачанных мышц.
— Лена, я знаю, что ты очнулась. Надо поговорить спокойно. Открывай глаза, — спокойно сказал он.
— Не буду, — покачала я головой из стороны в сторону.
— Да хватит тебе, — я скосила на него глаза из-под ресниц, потому что хотела проверить: не с иллюзией ли разговариваю?
Но нет, тот сидел на табуретке и с беспокойством смотрел на меня.
— Надо срочно вызвать мне скорую. У меня интоксикация. И полицию. Ребенок пропал, а ты сидишь тут расслабленный, — попеняла я ему.
— Лена, вот вода. Обычная, кипяченая, выпей и давай попробуем еще раз.
Петр не оставлял попыток меня растормошить, а я все думала: что он ко мне привязался? На улице ходит медведь, пропал ребенок, а он воды мне предлагает. Да тут литром коньяка не отделаешься!
Я согласилась. Может, он не маньяк, а просто дурачок. В любом случае, ребенка искать в предобморочном и послеобморочном состоянии как-то неверно.
Села на диване, попивая воду из щербатой кружки.
Вода была теплая и потому противная. Но лучше, чем ничего. Я сдула челку, упавшую на лоб и величественно махнула рукой, позволяя вещать.
— В общем, так. Я оборотень. Я медведь. Это моя вторая сущность. И превращаюсь в медведя я довольно редко, и то в лесах, поэтому часто приезжаю сюда. Оборотни могут быть разными. Есть рыси, россомахи. Есть волки. В общем, хищники.
— Ты мне чего про хищников заливаешь? Про медведей давай, про себя. Сразу меня сожрешь, или подождешь?
— Ну почему сразу сожрешь-то? Нет такой у меня привычки, хорошо я питаюсь и ты опасности не представляешь, — будто бы обиделся он. — Оборотни отличаются от людей наличием животных привычек и от животных- человеческих. Например, я бурый медведь, но зимой в спячку не ложусь, а работаю в городе. А летом гуляю по лесу, чтобы выгулять свою животную натуру, дать ей свободу, не держать в темнице. Долго тоже нельзя держать животное в себе. Как и человека. Понимаешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Очень интересная сказка, сейчас прям верить начну, — кивнула я ему.
— Лена, не заставляй меня ругаться! — начал вдруг закипать этот недочеловек в чужих шортах.
— Нет, нет, продолжайте, Ганс Христиан Андерсен! — спокойно ответила я ему, но вложила в свои слова как можно больше недоверия.
— Эх, вот зря ты так. Я тут тебя в основы мироздания посвящаю, а ты ведешь себя как… как… дура! — начала кипятиться гора мышц.
— Так! Попрошу без оскорблений! — я вскочила.
— Хорошо, — вздохнул и спустя секунд десять продолжил парень. — Так вот. Мишутка и правда медвежонок. Почему-то он перевоплотился раньше, чем должен, ведь мама у него человек, Вера обычная… ну то есть не обычная… но в общем, не оборотень она! — он стукнул себя по коленке своей лапищей, что я вздрогнула. — И я здесь для того, чтобы помочь ему становиться обратно человеком.
— Ладно. Это прекрасная сказка про белого бычка, но мне надо много чего сделать, — перебила я его.
— Например? — он несказанно удивился.
— Надо позвонить Паше, узнать, как там Вера, — как маленькому, медленно и почти по слогам выдала ему.
— Я уже звонил, Вера приходит в себя и ей придется остаться в больнице на несколько дней. Кстати, ты знала, что связь здесь ловит только на лестнице? Очень не удобно! — он помотал своей лохматой головой, а мне захотелось по ней как следует стукнуть! Это все, что волнует качка?
— Хорошо, господин Андерсен, но я бы сама хотела убедиться в этом, — я сказала это спокойно и даже почти церемонно, но внутри кипела еле сдерживаемая ярость.
Петр протянул мой сотовый.
Послав груде мышц злобный взгляд из-под бровей, прокурсировала мимо него и встала на лесенке. Набрала номер Павла. Тот ответил сразу. Будто ждал звонка.
— Как ты? — сразу раздалось из трубки.
— Я-то очень даже не плохо. Ты мне скажи, как Вера?
— У Веры тяжелое отравление, ей сделали промывание желудка, но в больнице ей придется провести как минимум дня три. Петр с вами? — в голосе его слышно еле сдерживаемое волнение, и я подумала, что такая реакция мне нравится больше, чем спокойствие этого увальня на табуретке.
— Со мной, — я скуксилась, чтобы даже через телефонную трубку было понятно, что я категорически не довольна этой компанией.
— Все в порядке? — мне кажется, он задышал быстрее и резче, будто бы бежал.
— В каком порядке? Надо теперь искать Мишку, собирать поисковый отряд, я не знаю, бабок из деревни, людей из города!
Тут меня начала косить небольшая истерика. О чем он думает?! Нужно что-то делать! Куда-то бежать! Поднимать всех на уши!
А они пристали со своим: «ты в порядке?!».
— Лена, успокойся! — он резко рявкнул, и я даже выпрямилась, подчинившись силе его воздействия.
Я помолчала, собираясь с силами.
На том конце трубки слышалось пыхтение. Наверное, Пашка бежал, вернее, я на это очень надеюсь.
— Я спокойна!! Это вы слишком расслаблены! Что с вами такое?! — я собрала себя в кучку и накричала на него.
— Лена, дыши ровно! Петр тебе должен был все объяснить. Или он еще не успел? — интересовалась трубка.
— Что объяснить-то?
Я вскочила и начала ходить взад-вперед, натыкаясь на мебель и сидящего Петра, следящего за мной.
— Ну как же. Нашу историю. И кто такой Мишка, — Паша, похоже, остановился, потому что говорил со мной ровно, пытаясь поймать на крючок мое внимание.
— Кто же он? — я остановилась прямо за Петром, с ненавистью глядя на его русоволосую голову.
— Ну как же. Медвежонок. Он сразу им родился. Не знаю, что спровоцировало обращение, но то…
Не выдержав снова этой ахинеи, я бросила трубку. Тем более, что зарядки оставалось два процента, а это значит, что связь начнет барахлить, пока не доберет своих положенных ста.
