— Да, но они убили Хэммера. Мы подумали, что уложили их наповал перекрестным огнем. Когда стало тихо, Хэммер вышел в поле проверить, Я оставил свою позицию, и мы сближались, когда один из гуков выстрелил в него, а потом зацепил меня, прежде чем я его застрелил. Он чертовски быстро действовал автоматом. Я истратил на него полмагазина.
— Тебе повезло.
— Да.
— Ты уверен, что Хэммер мертв?
— Еще бы! Гук взорвал гранаты на его поясе. Всего разворотил.
— Господи! Бедняга! — вздохнул сержант.
— Во всяком случае, мы взяли двоих за одного, — вставил Лоутон.
— Черта лысого мы взяли! — рассердился сержант. — Хэммер был хороший солдат. Он стоил десяти гуков.
— Не меньше, — добавил я.
Взглянув на долину, сержант отвернулся.
— Пожалуй, пойдем домой. Я заметил еще пять вьетконговцев, которые шли на юг. Вертолет еще мог бы их подцепить. Вы слышали мои предупредительные выстрелы? Я за вас беспокоился.
— Слышал. Я был тогда на полпути сюда.
— Тебе определенно повезло. Бедный Хэммер, надо же, подорваться на собственных гранатах! Ужасная смерть.
— Да, ужасная, — подтвердил я.
— Как твое ухо? — спросил сержант.
— Оно меня не беспокоит. Я думаю, оно выглядит хуже, чем на самом деле.
— Оно выглядит не так плохо. Чарли отхватил только маленький кусочек. Медики приведут его в порядок. Смотри только, чтобы не попала инфекция. Я знал одного парня, которого поцарапала их мина. Казалось, пустяк, а ему искорежило пол-лица. Пришлось отправить его домой.
— Это от пули чарли, — сказал я. — Не возражаю, если меня отправят домой.
— Неплохо бы, — усмехнулся сержант.
— Получишь «Пурпурное сердце», — сказал Лоутон.
— Как раз его мне и нужно.
— Пошевеливайся! — прикрикнул на Лоутона сержант. — Мы не можем торчать здесь весь день.
На базе медик промыл мне ухо, прижег ранку и отметил в санитарной книжке: «Годен к службе».
— Хочешь получить за это «Пурпурное сердце», — спросил медик, не отрываясь от записи, — или дождешься, пока получишь что-нибудь похлеще?
— Запиши меня, — ответил я. — Оно мне нужно как сувенир. Я присочиню к нему какую-нибудь пикантную историю.
— Да, уж ты сочинишь. Ладно, Гласс, все. Если будет заражение, тащи ухо сюда, и мы его оттяпаем.
— Поди ты…
В полдень я собирался в столовую, когда в мою палатку вошел сержант:
— Лейтенант после обеда хочет тебя видеть.
— Зачем?
— Не знаю.
— Ведь вы ему все рассказали?
— Конечно. Он довольно-таки взволновался, когда узнал, что мы обнаружили. Выслал два вертолета за остальными гуками.
— Он сказал что-нибудь о Хэммере?
— Да. Очень жалел. Сказал, что Хэммер был одним из лучших солдат. Один из вертолетов должен его подобрать. Я сказал ему, что Хэммер где-то у конца тропинки. Правильно?
— Правильно. Только там почти нечего отправлять домой.
— Ты не представляешь, что могут сделать медики, осталось бы только лицо. Я видел, как они зашили одного парня. Его распорола мина от паха до адамова яблока — все равно как разделывают рыбу. Так они засунули назад внутренности и зашили его, а когда нарядили в чистую форму, он выглядел, как новенький. Его семья вполне могла бы держать гроб открытым на похоронах. Вот с лицом уже ничего нельзя сделать.
— У Хэммера лицо в порядке, — сказал я.
— Это уже неплохо. В прошлом году моему дружку осколки мины попали прямо в лицо. Оторвали всю левую часть головы. Его запечатали и отправили с «собачьим жетоном» домой, а семью предупредили, чтобы не открывали гроб. А его старик не хотел поверить, что внутри он, пока сам не увидит. Сказал, что армия может ошибиться, что не хочет похоронить чужого с жетоном своего мальчика. Он заставил открыть ящик. Наверное, он узнал эти пол-лица, потому что тут же грохнулся на покойника. Сердечный приступ. Сшиб гроб на пол прямо на похоронах, у всех на глазах. Скандал! Вот упрямец!
— Откуда вы об этом узнали?
— Его сестра описала мне всю историю, и хорошо сделала. Не думаешь о подобных вещах, а вдруг с тобой такое случится? Понимаешь? Я написал об этом своему старику. Велел не открывать, если меня отправят домой в запечатанном ящике. Закопайте, и все.
— Никогда об этом не думал.
— А ты подумай. Не скажу, что моего старика cразу хватит удар. Он крепкий старикан. Но мать — другое дело. Не хочу, чтобы она увидела меня таким. Так ей будет легче.
— Да, незачем ей лишние страдания.
— И я так считаю. Сказки, как твое ухо? — Он поглядел на меня. — Почти ничего не заметно, если не приглядываться. Здорово его устроили.
— Все в порядке. Я даже не знаю, там ли оно, пока не потрогаю.
— Выглядело оно паршиво, когда я сначала увидел кровь. Тебе здорово повезло. Еще пара дюймов, и мы отправили бы тебя домой тоже.
— В запечатанном ящике? — Сержант рассмеялся:
— Ты такой спокойный, Гласс. Молодец! Как насчет пожевать, дружище? Ведь мы опоздали на завтрак.
— Пошли.
— Ненавижу эти ночные патрули. Ни еды, ни травки, а если что случится, как сегодня утром, остаешься без завтрака. Жаль терять яйца и бекон. Это единственная приличная еда за весь день.
— И я так считаю.
Мы вышли из палатки и направились в столовую. Я не думал о предстоящем разговоре с лейтенантом — это меня не тревожило. На этот раз у меня не было жалоб. Теперь я был выше этого. Я больше не выступал против системы, и, как ни странно, был доволен. Может быть, на мое самосознание оказали какое-то влияние мрачные рассказы сержанта. Его навязчивый интерес к отвратительным подробностям смерти подействовал на мое отношение к ней. Я осознал, что меня мало тревожит вопрос о собственной смерти, потому что некому обо мне заботиться, некому меня оплакивать. Если меня отправят домой в запечатанном гробу, никто в приюте не подумает снять крышку, чтобы убедиться, что это в самом деле я.
И даже теперь, когда я пишу эти строки, меня не волнует вопрос о смерти. Суд может лишить меня жизни за то, что я совершил. Пусть будет так. Но он никогда не узнает, что у меня в голове. Об этом судить только вам.
Лейтенант неподвижно сидел на стуле и нервно вертел в руках карандаш. На этот раз я чувствовал себя свободно. Он перешел прямо к делу.
— Сержант рассказал мне, что случилось, Гласс. Но для доклада мне нужны подробности. Мы обязаны сообщить семье все, что известно о смерти Хэммера.
— Я понимаю, сэр.
— Расскажите мне точно, что произошло после того, как вы наметили вьетконговцев.
— Слушаюсь.
Я спокойно, подробнее, чем сержанту, рассказал ему о наших действиях. Во время моего рассказа лейтенант чертил какой-то план и делал заметки в блокноте, а когда я кончил, приступил к допросу:
— Я одного не понимаю, Гласс. Если вы и Хэммер находились в ста метрах друг от друга, когда взяли гуков под перекрестный огонь, почему вы соединились, прежде чем пойти за ними в поле? Почему вы не шли, держа их под перекрестным огнем?
Я пожал плечами:
— Когда Хэммер показался и дал мне знак подойти к нему, я решил, что он точно знает, что пригвоздил гуков. Во всяком случае, он так сказал, когда я подошел к нему.
— А вы тоже думали, что они убиты?
— Я не был уверен. Как я сказал, когда Хэммер открыл огонь, гук, в которого я прицелился, упал, как только я выстрелил. Я не знал, попал ли в него Хэммер, или я, или он просто бросился на землю. Ведь вы знаете, как быстро это происходит.
— Но Хэммер был уверен?
— Так он сказал.
— Он был превосходным стрелком.
— Да.
— Если он был уверен, что гуки убиты, зачем вы пошли в поле?
— Хэммер хотел взять их автоматы.
— А на каком расстоянии вы были друг от друга, когда пошли в поле?
— Три-четыре метра.
— Вы шли параллельно?
— Нет. Хэммер шел первым. Я шел немного позади и правее.
— Так? — Он нарисовал на листке блокнота два кружка и подвинул его мне через стол.
— Примерно так, — сказал я.
— И что произошло потом?
— Я говорил вам, сэр.
— Повторите еще раз.
— Гук открыл огонь и попал в нас.
— В нас?
— Он прошил Хэммеру живот и задел мне ухо, прежде, чем я его убил. — Я потрогал кончик уха.
— Да, я только что получил медицинское заключение. Это просто поверхностная рана. Вам действительно повезло, Гласс. Хэммер подрывается на собственных гранатах, а вы отделываетесь пустяком. Трудно поверить. — Он пристально посмотрел мне в лицо, и его глаза сузились. — Я говорю с вами откровенно, Гласс. Не могу себе представить, чтобы Хэммер стал так рисковать. Он должен был быть абсолютно уверен, что гуки убиты.
— Он меня убедил. Я не хотел идти в поле.
— Да. Вы взяли их автоматы?
— Нет, сэр. Я поскорее смотался.
— Откуда же вы знаете, что убили этого гука?
— Он больше не стрелял. После того как я выпустил по нему очередь, стало страшно тихо. Я знаю, что убил его.
