Дважды мы меняли направление. Не раз спускались в воду ручьев и поворачивали назад, выбираясь там, где каменистая поверхность почти не сохраняла следов, затем погружались в непролазные дебри. Переносили свалившиеся деревья, чтобы легли поперек тропы, выбирали дороги, по каким нормально никто бы не поехал, и всё время сознавали: вполне вероятно, дурачим мы лишь самих себя.
Боб Сэнди поравнялся с нами. Что рана мешала ему, мы знали, но он не подавал виду.
— Выход только один, — сказал он. — Нужно залечь в засаду. Подыщем хорошее местечко и будем их укладывать, как подъедут на расстояние выстрела.
Мне тоже приходило такое на ум, и совесть меня по поводу подобной тактики не мучила. Против численного превосходства все хорошо, что полезно, а мы знали: их больше, а вожак ловок на редкость. Однако, карауля в засаде, мы утратим выигрыш в дистанции и рискуем сами попасть в окружение и оказаться стертыми с лица земли. Мы решили продвигаться дальше.
В течение дня я два раза доставал карту, найденную в кармане Конвея, но не видел на местности ничего ей соответствующего. К несчастью, мы ехали быстро, а я подозревал, что разобраться в карте требует лучшего представления обо всех окрестностях. У меня начало формироваться впечатление, что рисовали ее с наблюдательного пункта, расположенного выше нашего теперешнего маршрута.
Существовала, бесспорно, возможность ничего не отыскать. Двести лет — время изрядное, а тот индеец либо сказавшие ему могли сказать и другим. Клад — штука уклончивая: блуждающий огонек, с обыкновением не оказываться там, где предполагают.
Я намеренно выбирал путь, уводящий нас выше и выше по горе. Когда мы расположились на отдых этой ночью, вокруг теснились ели с опущенными до земли ветвями. Справа и позади росли американские осины, густой лес, в который практически нельзя было пройти, не поднимая. шума. Впереди нас, за елями, находились крутой обрыв и. чудесный зеленый луг с редкими скоплениями камней.
— Не надо мне было вас втягивать, — сказал я, сидя у костра. — Без меня вы бы уже ловили бобров.
— И без меня тоже, — прибавила Лусинда.
— Не страшно. — Дегори Кембл махнул рукой, отбрасывая наши угрызения. — Мы лучше узнаем страну, и, когда начнем промысел, нам это пригодится.
Позже, после заката, но еще при ясном свете, я перебрался на край еловой рощи разглядывать попеременно карту и местность.
При одном дневном свете округи не изучишь. Лучше всего подходят утренние и вечерние часы, потому что тогда в понижениях, впадинах и оврагах собираются тени, и рельеф выделяется совсем по-другому. И рассветный свет — не то же самое, что вечерний, хотя сходство присутствует.
Рядом со мной из рощи вышла Лусинда, и мы сидели, скрытые деревьями и их тенью, рассматривая развернувшуюся перед нами картину. Через некоторое время она указала на каменный выступ милях в десяти к юго-востоку.
— Вон место, которое мне велели искать. Мы совсем близко.
— И что именно надо искать? Как мы отличим нужную точку?
Ответа пришлось ждать несколько минут, и я ее понимал. Конечно же ей вбили в голову не говорить этого ни одному человеку. То, что ей дали эти сведения, вообще являлось всего лишь единственной страховкой, какую мог себе позволить ее отец… на случай, если что произойдет с ним и с Конвеем.
Подошел Соломон Толли, но Лусинда больше не колебалась.
— Иссиня-черный утес около двадцати футов высотой, над ним — обширный косогор, голый после пожара. Над горелым местом — откос из красновато-желтого потрескавшегося камня.
— И все? — Я пораженно уставился на нее. Я просто не верил своим ушам, как и Соломон. — Ничего больше?
— На другой стороне ручья скалистая поверхность с белой зигзагообразной полосой, словно молния.
Ни я, ни Толли не вымолвили ни слова. Только глядели вдаль поверх темнеющих холмов, не зная, смеяться или прийти в отчаяние. Приметы, какие выберет желторотый невежда. Толку от них ни малейшего.
Девушка глянула на Соломона, потом на меня.
— Что-нибудь не так?
Соломон принялся ковырять землю палкой, а я сказал:
— В этих горах — в любых горах — найдется тысяча таких мест. А насчет голого склона… вряд ли он до сих пор голый.
— То есть… вы хотите сказать, эти приметы нам не помогут? Не найдем клада?
— Этого я не говорил. Мы точно знаем, что он поблизости. Но видите ли, тот испанский офицер рассчитывал вернуться. Место он знал. Знаки, выбранные им, вне сомнения, подыскивались второпях, время поджимало. Он отметил первое, попавшееся на глаза. Такие косогоры высоко в горах встречаются на каждом шагу, а белая полоса, конечно, кварц — тоже обычное зрелище. Офицер сам составил описание, тут и говорить нечего. Любой индеец из его группы отметил бы совсем другое.
Лусинда выглядела, точно ее ударили. Лицо побелело.
— Получается, мы ничего не разыщем?
— Один шанс на тысячу, — проговорил Толли, — но есть ведь что-то еще? Сверх этого? Хоть какой-нибудь намек?
— Нет.
Мы возвратились к костру и уселись. Толли коротко изложил остальным суть дела. Мы все испытывали сожаление. Не за себя, мы же ничего не потеряли, а за нашу спутницу, потерявшую все.
Не Запад мы пришли за мехами, большинство из нас во всяком случае. Зачем прибрел я, мне не стало ясно до сего дня. Сбежал от чего-либо? От всего на свете? Пришел, желая измениться? Или вернуться в утраченное детство?
— А в убытке-то он, — заметил Шанаган. — Эта бледная мерзость из Мехико. Мы же пришли за пушниной, в конце концов, и можем ее добыть, несмотря ни на что. А ему ничего не оборвется, кроме удовольствия тащиться обратно.
— Так ведь он этого не знает, — мягко возразил Эбитт. — Не знает и никогда не поверит. Решит, что мы врем. А вы помните, что он говорил: он всех нас прикончит… стараясь заставить рассказать, о чем мы не имеем понятия.
Мы обменялись взглядами поверх пламени. Надежда на сокровища улетучилась, долгий путь к манданам остался. Все проблемы пребывали нерешенными.
А где-то позади Рейфен Фолви ехал по нашему следу.
Глава 14
Этим вечером мы сидели мрачные, как тучи. Переживали мы не за себя, нам терять было особенно нечего, а за Лусинду, к которой постепенно крепко привязались.
В трудном, можно сказать, отчаянном положении от нее не слышали слова жалобы. Не уступая лучшим среди нас наездникам, она спокойно обходилась имеющимся, не заикалась насчет еды, не настаивала на особых привилегиях.
Внезапно разозлившись, я обратился к Кемблу:
— Черт побери, Дег, мы должны что-то сделать! Барахло же спрятали, а с такими никчемными сведениями не похоже, что кто-нибудь его нашел.
— Далеко от того выступа? — спросил Толли.
